— Второй вопрос будет? — повторил Томас.

— Как давно ты рисуешь?

Томас опешил. После первого вопроса он ожидал нечто более каверзное и поэтому заметно напрягся. Но супруг, видимо, решил его пожалеть. Неужели понял, что перегнул палку?

— С детства. Но долго об этом никому не говорил, так как рисунки были ужасными. В пятнадцать я познакомился с одним пожилым художником, он научил меня писать маслом. Мы часто ходили на этюды, например, в парк. Он рассказывал про свет и тень, учил чувствовать их, чтобы потом оставлять на холсте. Меня это очень увлекло. Вот с тех пор и рисую, когда есть вдохновение.

— Понятно, — кажется, Марк задал этот вопрос просто чтобы что-то спросить. — Теперь ты.

Томас снова рассматривал огни города, перебирая в голове все то, что знал о Марке и что хотел бы узнать. Выходило, что вопросов могло быть миллион. И два не решат эту проблему. Хейли покусывал губу, сосредоточившись на выборе. Шанс узнать хоть что-нибудь упускать не хотелось. Наконец, один из вопросов обогнал своих конкурентов и попросился стать первым:

— У тебя были отношения дольше, чем на пару ночей?

Разумеется, после подслушанного разговора в туалете Томас знал, что были. Но хотелось это услышать от самого Марка лично или хотя бы понять, соврет он или не соврет.

Далтон напрягся: челюсть сжалась, между бровей уже знакомая складочка. Что ж, Тому тоже не понравилось отвечать на вопрос про личную жизнь. Можно сказать, теперь они в расчете. Иногда стоит переступить через не хочу или не могу. Марк помрачнел, но старался этого не показывать. На его лице появилась натянутая улыбка:

— Конечно, были. Было бы странно, если бы их не было. Следующий вопрос, Хейли, — но глаз на Тома Марк так и не поднял.

— И сколько они длились? — Томас решил доиграть эту партию до конца.

— Ты что, считаешь, я не способен на длительные отношения? — Марк, наконец, поднял свои глаза, и в них на секунду мелькнула злость. Но Далтон быстро взял себя в руки.

— Ну, я о тебе ничего не знаю. Из всего того, что мне посчастливилось наблюдать, я сделал вывод, что нет. Но ты утверждаешь, что состоял с кем-то в отношениях. Вот и спрашиваю, — признался Томас.

— Полгода, — сказал Марк и нервно втянул воздух.

Томас удивленно приподнял брови. Далтон врал.

— Это длительные отношения? Наверное, они были еще во времена студенчества, — попытался вывести Марка на чистую воду Том. Где-то в глубине сознания пискнула совесть, намекая, что Томас сейчас поступает нечестно. Но о какой честности речь, если Марк и сам врал? Почему он упрямо молчит про те три года, о которых говорил Нил?

Далтон нервно постучал пальцем по столу, о чем-то задумавшись. Том приготовился к тому, что сейчас его отправят в свою комнату, и разговор будет окончен. Запах был резкий, терпкий, и что-то внутри Тома пугливо сжалось.

— Три года. Но… Послушай, Хейли, об этих отношениях… В общем, о них почти никто не знал. В том числе родители. И не знают до сих пор. Так что я ответил на твой вопрос, но пообещай, что эта информация останется между нами.

Томас оценил откровенность, зная наверняка, что ответ дался Далтону нелегко: тот впервые казался уязвимым. Даже хотелось как-то поддержать этого сильного альфу, и Томас поддался порыву:

— Хорошо, — он протянул руку, — я никому о них не скажу. Обещаю.

Марк уставился на протянутую руку, как на невидаль:

— Что, Хейли?

— Скрепим обещание рукопожатием, Марк, что тут не ясно? Мы же все еще в одной лодке, разве нет?

Далтон заметно расслабился и легко улыбнулся. Напряжение, еще минуту назад повисшее в воздухе, растворялось, как сливки в горячем кофе. Руку Тома аккуратно обхватили и мягко пожали.

Трудный день подходил к концу.

___________________________

The winner takes it all - песня группы ABBA

Nice ass - клевая задница (англ).

Глава 17

«Наше настроение почти всегда зависит от того, кто находится рядом с нами. Как будто бы в каждом из нас есть зеркало, которое отражает то, что видит. Если вокруг тебя веселье и радость, то ходить угрюмым почти невозможно. Ваша грусть становится все светлее и светлее. И в следующую секунду вы вдруг понимаете, что все можно изменить, все в ваших руках, а легкий осадок от былой грусти приносит лишь ощущение того, что какое-то событие имело место быть. Мне кажется, об этом нужно помнить и делать все, чтобы зеркало не стало кривым. К слову, именно поэтому я очень тщательно выбираю для себя близкое окружение».

Нил Блекворд.

Из интервью для журнала «АльфНьюс», выпуск 71, стр. 58.

Так чаще всего и бывает: то ровным счетом никаких событий и срочных дел, то все происходит в один момент. Будто жизнь внезапно спохватилась и заскочила в последний вагон твоего поезда, на ходу закидывая в него свой многочисленный багаж. Но эта история имеет циклический характер и повторяется с завидной регулярностью.

После почти исторического рукопожатия с Марком на Томаса свалилась еще и небывалая щедрость от мужа. В тот же вечер Далтон, предварительно постучав пару раз в дверь и не дождавшись приглашения, заявился в комнату Тома, который на полу у окна читал книгу и грыз яблоко.

— Тебе, наверное, нужна мастерская. Можешь использовать кладовую в мансарде, она все равно пустует. Там двенадцать квадратов и окно. Такое годится для живописи?

Томас чуть яблоком не подавился. Видимо, Марк расценил его замешательство как-то неправильно.

— Или мансарду. Я не знаю, в каких условиях пишут картины.

— Кладовой достаточно, — пришел в себя омега и откашлялся. Все-таки один кусочек стал поперек горла.

Альфа скрылся за дверью быстрее, чем Том успел его поблагодарить. За один день Марк успел продемонстрировать столько своих новых сторон, что удивляться было уже физически тяжело. У Тома устали округляться глаза и в организме все приборы, которые давно настроились на определенное поведение мужа за более, чем полгода, давали сбои. Что делать с таким Далтоном Томас попросту не знал. Может, у альфы был какой-то кризис и именно в тот день он обострился? Поэтому альфа и вышибал клин клином. Остреньким по обострению.

Пол еще с неделю приносил Тому извинения за Андерсона.

— Не надо было его с собой брать. Но кто ж знал. Твой муж приходить не собирался! Кто поймет этих альф. Говорят одно, делают другое, думают третье. И только Френк говорит то, что думает.