Томас самостоятельно сел и поднял глаза на Марка:
— И долго я был в отключке?
— Минут пять. Я только успел набрать доктора и сходить за водой. Хейли, твое состояние меня настораживает. Ты так и не прошел обследование?
— Прошел, конечно. Дважды.
Марк недоверчиво прищурился.
— Я не вру.
— Выпей, а я пока переговорю с Кроссманом. Без меня не вставай, — Марк протянул стакан, а сам скрылся в своей комнате.
Голова была ватная. Неужели недосып? Томас в последнее время плохо спал, но не критично плохо. Стоило пропить витамины. И отгородиться от собственного супруга противорадиационным скафандром. Рядом с Марком организм упрямо сбоил, и адекватного объяснения этому у Томаса не находилось. Почему Пол посчитал идею об антиподе истинной пары бредовой? Томасу это оказалось единственно верным ответом. Но вряд ли хоть один доктор оценит его философию по поводу ментальной непереносимости. Про истинные пары-то до сих пор ничего неизвестно. Кому интересна такая малопопулярная тема взаимоотношений?
— Да, Кроссман утверждает, что ты здоров, — из комнаты вышел Марк, — тогда чем объяснишь свои недомогания? Кроссман придерживается версии про чрезмерное нервное напряжение из-за твоего диплома. Ты напряжен?
Том пожал плечами. Не рассказывать же супругу о том, что они не сошлись не только по жизни, но еще и где-то там в невидимой глазу эфирной сфере. Тем более, Марк сам бесился из-за его запаха и всячески избегал пребывания на одной территории.
— Сам дойдешь? Или тебя проводить? — в голосе Марка проскользнуло искреннее участие.
Том отрицательно покачал головой и, не желая больше задерживаться, поднялся в свою комнату.
Следующей день обрушился на Томаса суматохой. Позвонил преподаватель из университета и сказал, что его картины очень заинтересовали одного организатора выставки современного искусства. Тому предложили показать все свои работы, пять лучших из которых обещали отобрать для показа. Это была удивительная новость и неслыханная удача. Томас не мог о таком и мечтать. Преимущественно он рисовал для себя. И даже не смел думать о том, чтобы показать свои работы широкой публике. Несколько из них украшали университет, чаще же картины дарились знакомым, занимали пространство его старой комнаты в родительском доме или складировались в его крошечной мастерской при кампусе.
— Томми, ты просто монстр! — поздравил Пол.
— Это лучший подарок к Рождеству.
Томасу казалось, он вот-вот начнет светиться гирляндой. Они с Полом перетащили все картины и теперь, сидя прямо на полу в мастерской, счастливо болтали.
— А вот эта, — Пол указал на одно из полотен, — я ее не видел раньше. Новая? Похоже на то, будто море сливается с небом. Красиво.
— Так и есть. Это мои воспоминания о Мальдивах.
— Она очень солнечная, несмотря на легкую обобщенность. Если там так здорово, то свой медовый месяц я бы тоже хотел провести на этих островах, — Пол мечтательно закатил глаза.
— Там особо нечем заняться. Скучно.
— Нечем? Зря я что ли туда собрался с мужем, — Пол заметил скептическую улыбку Тома, — прости, Томми, я не хотел тебя задеть.
— Ты меня не задел, успокойся. Просто эта ситуация действительно нелепа. Самому смешно.
— Я все же надеялся, что со временем у вас как-то сложится. Почему нет? Всякое случается. Вы ведь могли бы быть неплохой парой. В конце концов, что мешает Марку быть тебе хотя бы другом? — Пол заметно погрустнел. — Вы же в одинаковой ситуации оказались. Интересно, какие омеги Далтону нравятся? У него ведь наверняка были отношения дольше, чем на пару ночей. Хотя бы в университете. Первая любовь и все такое, — Пол обернулся к Тому. — Он не рассказывал?
— Со мной быстрее заговорит его кофеварка. А что до омег... Тех, что я видел... Не знаю, но будь я альфой, то это действительно было бы приключение на пару ночей. Наверное, я слишком консервативен.
— Ты? — Пол рассмеялся. — Нет, ты точно не похож на консерву. Просто ты выделяешься из толпы, а это не в моде, — Томаса обняли за шею. — Но это делает тебя еще более классным. Если я не встречу свою половинку, предлагаю встретить старость вместе.
— Дурак.
Друзья рассмеялись.
— Томас Далтон, вы здесь? — дверь открылась, и в нее заглянул профессор Фостер.
— Да.
Томас и Пол поднялись.
— Через час мы начнем. Картины на месте?
— Да, мы все перенесли.
— Отлично. Тогда ровно через час здесь. Не опаздывайте, Далтон.
— Никак не привыкну к этой фамилии, — обратился Томас к Полу, когда профессор вышел.
— А мне нравится, — улыбнулся Пол, — мне кажется, что тебе подходит.
Вопреки предварительному соглашению, на выставку было отобрано семь полотен. В их числе оказались и Мальдивы. Единственный пейзаж, который когда-либо рисовал Томас.
Выйдя из университета, Томас жадно оглянулся вокруг. От переполнявшего счастья хотелось кричать. Удивительное чувство! Не часто Томаса так сильно захватывали эмоции. Но сейчас ему хотелось бежать, кружиться, обнимать всех вокруг. Хотелось поделиться с кем-то своей маленькой победой. Томас не стал звонить родителям, так как те отмечали годовщину в Италии и должны были вернуться к Рождеству. Томас вертел в руках телефон и не мог отделаться от небольшой, буквально крошечной толики горечи:
«А горечь надо чем-то разбавлять», — решил он. Было решено отмечать праздник горячим глинтвейном.
Потрясающая легкость в голове. Потрясающая легкость в ногах. Витрины покачивались в такт движению Томаса. А может быть и в такт играющей в наушниках музыке. Потому что ничто не может устоять перед Стиви Вандером. Томас еле удерживался от того, чтобы не пританцовывать на ходу. Конечно, глинтвейн несколько способствовал жажде танцев, но куда сильнее пьянила предстоящая выставка.
Томасу казалось, ноги сами несут его. Это смешило. Ноги идут. А голова поспевает за ними:
Then that time I went and said goodbye
Now I'm back and not ashamed to cry
Oo, baby, here I am, signed, sealed, delivered, I'm yours!
Томас шагал вдоль перекрестка, приближаясь к апартаментам Марка. Снег пушистыми хлопьями окутывал город, и Том вскинул голову, как в детстве, пытаясь поймать ртом снежинку. Та была холодная и освежающая. То, что надо после глинтвейна. Тому казалось, что сейчас у него есть свой собственный мир, его собственная сказка:
