Хейли перевел взгляд со слишком довольного жующего лица мужа на пестрые клумбы:
— Странно, что мы вообще ее отмечаем...
Видимо, Марка никакие сомнения на этот счет не одолевали, он мастерски состроил мордашку "О чем ты вообще?". Том на это молча махнул рукой: "Забудь".
Закинув в рот последний кусочек вафельного рожка и небрежно вытерев пальцы салфеткой, которую ему протянул Томас, Марк дотянулся до волос омеги и тут же их взъерошил, заставляя жертву недовольно бурчать и уворачиваться. Но Далтона это только подстегнуло на глупые подвиги. Он принялся тянуть омегу на себя, пытаясь уложить себе на колени и продолжая развлекаться с волосами Томаса. Возможно, со стороны это выглядело в какой-то степени мило, но на деле Том ругался и пробовал сопротивляться, а Далтон по жизни был редким упрямцем, поэтому на протест никак не реагировал. В силе Том значительно проигрывал, поэтому вскоре Марк добился своего - уложил возмущенное раскрасневшееся существо себе на колени и крепко зафиксировал, улыбаясь так, будто взял Бастилию в одиночку.
Том попробовал хлопнуть относительно свободными ладонями:
— Браво, какая победа, — тон вышел язвительным.
— Победа, — согласился Далтон. — Не стоит недооценивать мои заслуги.
— Да как бы я мог?
— Даже не пытайся.
Свободную руку Марк запустил ему в волосы, но вместо того, чтобы продолжить играть в антипарикмахера, принялся аккуратно массировать голову и ласково ее поглаживать, чем окончательно дезориентировал омегу.
"Счет 1:1", — подумал Том.
— Так какой подарок ты бы хотел?
В лежащем положении солнце совсем безжалостно било по глазам и Тому приходилось напряженно щуриться. Марк приставил ему ладонь "козырьком".
— Ты уже купил мне кофты.
— О, господи, Олень, это была просто покупка! Я спрашиваю про подарок. И почему ты не носишь солнцезащитные очки? Вообще никогда тебя в них не видел.
— У меня их нет, — внезапно смутился Том.
— Как нет? Никаких? — Далтон недоуменно округлил глаза.
— Это прозвучит странно, но я забываю о том, что они мне нужны. И вспоминаю о существовании такого аксессуара только в солнечные дни. Делаю пометку купить, но... Хоть бы раз вспомнил об этой пометке. Однажды мне подарил свои Пол, но уже через неделю на них сел Френк, потому что я их случайно оставил на сидении в аудитории. Наверное, очки — не мой атрибут.
Далтон развеселился:
— Ты уникален, Олень.
Томас отвел взгляд от лица Марка и затих.
— Можешь мне внятно объяснить, почему тебе так не нравится, когда я тебе что-либо покупаю?
— Далтон, я же тебе объяснял, — Том вздохнул. — Со вчера моя точка зрения не изменилась.
— Просто я не понимаю, почему ты считаешь себя обязанным, если я ничего не прошу взамен. Я делаю подарки потому что хочу и могу, а не потому, что в один прекрасный день у меня будет повод о них напомнить. Твоя позиция быть независимым и жить на те средства, которые ты зарабатываешь сам, конечно, очень похвальна. Я тоже в свое время занялся личным бизнесом, чтобы не зависеть от родителей. Но я — альфа...
— А я — омега? — перебил вдруг разозлившийся Томас, но Марк продолжал держать крепко, и подскочить не получилось. — Что, ты тоже считаешь, что омеги должны ждать, когда придет кто-то более сильный и позаботится о них? Сначала висеть на шее у родителей, работать не в полную силу только потому, что "все равно я — омега" и ждать, когда же, черт подери, придет тот самый альфа, который на манер волшебной палочки будет исполнять желания? Только такой человек может не появиться. А еще он может как появиться, так и исчезнуть. Нет, я привык рассчитывать на себя. Мой папа тоже никогда не полагался только на отца. Человек должен уметь быть самостоятельным.
Хейли закончил свою гневную тираду, продолжая меряться взглядами с Далтоном.
— Твой отец прав, у тебя интересное самовоспитание, — мягко улыбнулся Марк. — Нет, я не считаю, что омеги должны быть рыбами-прилипалами, меня это даже бесит. Но надо уметь принимать подарки, Томас. Не только в строго отведенные для них даты. Можешь сколько угодно возмущаться, но я не собираюсь в них вписываться. Я и так уже иду на большие уступки.
— Какие еще уступки? — обалдел Том, в очередной раз провалив попытку вырваться на свободу.
Далтон укоризненно покачал головой:
— Что ты сегодня такой беспокойный? — супруг улыбнулся. — Тебе нужна машина, мои родители проели мне мозг из-за того, что я не могу решить этот вопрос и обеспечить необходимым. А перед твоими мне просто неудобно — у меня-то их две. Пойди и объясни, что одна спортивная и не подходит для города, что там мудреное управление и я боюсь тебя за нее сажать, а сам тоже не могу на ней лишний раз передвигаться, для работы она не годится. Мои даже строили планы, как бы преподнести тебе машину в качестве подарка от всех, но Стефан сказал, что для тебя этот вопрос принципиальный и такой подарок тебя скорее заденет, чем обрадует.
Как-то не обращал Томас должного внимания на то, как Марк пару раз пытался предлагать ему варианты с рассрочкой. Даже какую-то брошюру показывал. Тогда Хейли подумал, что он просто интересуется положением дел. И Томас без задней мысли объяснил, что его доход не стабильный и влезать в ежемесячную оплату он не может.
— Я куплю. Скоро, — смутился Томас. — Она мне и не нужна была пока настолько сильно... Не знал, что для всех остальных это выглядит... так.
— В твоей самостоятельности я не сомневаюсь, Олень. Можешь лишний раз ее не доказывать, — Марк провел пальцем по тонкой переносице Тома и шутливо нажал на кончик носа. — Ну что, поедем домой или еще на мне поваляешься?
Пакет Далтон отобрал и нес сам, остановив протест Тома таким незнакомым многообещающим взглядом, что Хейли невольно притих.
В этот вечер вопрос о том, кто где спит, не обсуждался. Томас сразу пошел к себе, а Марк его не останавливал. Хейли был ему за это благодарен, спорить не хотелось, он ощущал себя необоснованно вымотанным за день и его состояние от Далтона не укрылось — альфа просто отступил, предоставляя Тому столько личного пространства, сколько ему требовалось.
Первым с годовщиной Томаса поздравил собственный телефон — запущенное еще в начале брака приложение исправно сработало и ровно в 00:00 разбудило омегу оповещением.
"До конца контракта осталось ровно четыре года. Поздравляю!" — эту надпись Томас сам тогда забил. Сейчас она не приносила той радости, на которую было рассчитано в момент написания.