— Последний глоток за него, согласен, мой добрый «господин ференги»!

— Теперь мне пора идти.

— Идите, идите. От души желаю удачи… Вы хорошо сделали, что показались тут всем. Покажитесь еще раз.

— Обязательно. Это пригодится для будущего… Да, чуть не забыл, для будущего допроса: селение во владениях Азиз-хона, из которого я бежал, называется Чорку, знаете его? На южной границе. Там вы стригли мне волосы, и там я вам жаловался, и вы мне расписали вашу блаженную жизнь в Сиатанге. А теперь я пришел к вам и сказал о подготовляющемся налете банды, и вы направили меня в Волость, и я, не зная дороги, немного плутал, задержался в пути… Так?

— Так… Вы вполне предусмотрительны… И мне пришло в голову… Знаете что? Хотите взглянуть на эту покорительницу ханского сердца?

— Отчего ж… Она действительно хороша собой?

— Вот увидите… Кстати, эта встреча тоже может вам пригодиться для дела. Пойдемте вместе.

Кендыри и его гость вышли из ослятни и направились вверх по тропинке, мимо скалистой гряды, к дому Бахтиора. Ущельцы смотрели на оборванного, грязного спутника Кендыри и сочувственно говорили о нем. Всем казалось естественным, что, когда у человека там отнимают жену, и дом, и весь скот, великое счастье выбраться на советскую сторону…

Подойдя к дому Бахтиора и увидев на террасе Мариам и Ниссо, Кендыри принял смиренный вид и провел спутника сквозь пролом в ограде.

— Здравствуй, Ниссо! Товарищ Даулетова, здравствуй, — сказал Кендыри с тем выражением легкой надменности, какое могло показаться естественным при разговоре с женщинами. — Шо-Пир дома? К нему пришли мы…

— Шо-Пира нет, — ответила Ниссо. — Разве не знаешь ты?

— Что могу знать я? Целый день жду у своих дверей, не придет ли кто-нибудь побрить бороду. Никто не приходит. Хорошо, нет у меня жены, если б была — чем стал бы кормить?… Шо-Пир где?

— В Волость ушел Шо-Пир, — сказала Мариам, разглядывая спутника Кендыри.

— Бахтиора нет тоже?

— Не пришел еще, на тропе работает. Что скажешь, кто это с тобой?

— Дело есть, — досадливо цокнув языком, произнес Кендыри. — С властью поговорить хотим… Вот из Яхбара прибежал человек, плохая жизнь там была… Расскажи о себе, Шир-Мамат!

Шир-Мамат, низко кланяясь, причитая, со слезой в голосе, повторил историю своих бедствий.

— Поговорить ему надо с властью, дело важное есть.

— Внизу, в селении, живет Худодод, — ответила Мариам, — он секретарь сельсовета.

Кендыри глядел на своего спутника в тупом и долгом раздумье.

— Нет, — сказал он наконец. — Шо-Пира надо.

— А зачем надо? — спросила Мариам. — Может быть, я дам тебе совет?

— Нет, не женское дело… Ничего, Бахтиор вернется, я сам скажу… А ты, Шир-Мамат, иди. Придешь в Волость, Шо-Пира увидишь там… Прости, Ниссо, нарушили мы твой покой, прости, Мариам.

Пробормотав благословение пророку, оборванец ушел, оставив Кендыри на террасе.

— Напуганный человек! — сказал Кендыри, смотря ему вслед. — Застанет ли там Шо-Пира, как думаешь, товарищ Даулетова?

— Наверно, застанет. А о чем все-таки беспокоишься ты?

— Ни о чем, ни о чем… Если застанет Шо-Пира там, — ни о чем. Хороший человек, очень хороший, себя не жалеет… Дай мне немножко муки, Ниссо, есть нечего мне совсем.

Ниссо молча прошла в пристройку, вернулась с полной тюбетейкой муки. Кендыри подставил ей полу своего халата, сказав: «Благословенна будет твоя доброта!», и ушел, бережно зажимая рукой приношение.

— Странный человек этот Кендыри! — задумчиво произнесла Мариам.

— По-моему хороший, — ответила Ниссо. — А Шо-Пир не любит его… Живет тихо, ничего плохого не делает, очень бедный… Не знаю, почему не любит его Шо-Пир!…

Весенний праздник приближался. Уже несколько дней подряд приходила Ниссо на пустырь помогать Худододу, который в отсутствие Бахтиора взялся подготовить к пахоте его участок. Мариам, оставаясь дома, перевешивала посевное зерно и по списку рассчитывала, сколько надо дать каждому, чтобы не было обид. Кроме того, в заботе о приеме гостей, ожидаемых сюда с караваном Шо-Пира, Мариам приспосабливала для них пристройку. За лето будет построена новая школа, в ней следует выделить комнату для амбулатории. Пока же толстяку фельдшеру придется принимать больных у себя… Лавка купца вполне годится для кооператива. Гюльриз с утра до вечера толкла в деревянной ступе ядрышки абрикосовых косточек, сбивала масло, варила из тутовых ягод халву, готовя к празднику обильные угощения.

О своем ночном свидании с Шо-Пиром Ниссо умолчала, и Гюльриз по-прежнему была уверена, что в день праздника состоится торжественное обручение. Мариам кое о чем догадывалась, но не спрашивала Ниссо. А Ниссо, мучаясь сомнениями, с нетерпением ожидала возвращения Шо-Пира, который должен все решить мудро и правильно.

Участок Бахтиора был самым дальним и примыкал к подножью осыпи. Поэтому камней на нем было больше, чем на всех остальных.

Худодод и Ниссо неустанно таскали на себе камни, складывая их по краям участка в высокие башенки. Маленькое поле Бахтиора с каждым днем становилось ровнее.

Зная, что после прихода каравана у Бахтиора будет мало времени для работы на участке, Худодод и Ниссо решили заранее сплести большую корзину-волокушу. Такими волокушами ущельцы заравнивали пахоту после распашки плугом и посева. Однажды утром, нарезав в крепости кустарник, Ниссо возвращалась, сгибаясь под тяжестью огромной вязки. Навстречу ей по тропе поднимался Науруз-бек. Ниссо не могла посторониться, а он не пожелал уступить ей дорогу. Нахмуренный, мрачный, злобно смотря на девушку, он толкнул ее локтем так резко, что Ниссо, потеряв равновесие, упала.

— Ты сумасшедший! — гневно крикнула Ниссо, вставая. — Зачем ты меня толкнул?

Науруз-бек в бешенстве поднял кулак:

— Молчи, пока цела, нечисть! Мозоли на глазах у тех, кто глядит на тебя! Думаешь. Всегда будешь воровать ханский кустарник? Погоди, скоро прогуляются эти прутья по твоей спине!

— Опиума накурился ты, что ли! — дерзко ответила Ниссо. — Что ты пристал ко мне?

— Уйди прочь, змея! — закричал Науруз-бек. — Не хочу плевать в глаза один, скоро все плевать в глаза тебе будут! Слышишь? Уйди с дороги!

Науруз-бек нагнулся, поднял камень. Испуганная Ниссо отскочила, не понимая, что происходит со стариком, — до сих пор он всегда проходил мимо нее молча. Науруз-бек пошел вверх к крепости, а Ниссо с ненавистью глядела ему вслед, пока он не вошел в башню Бобо-Калона. Затем медленно, все еще думая о нанесенном ей оскорблении, собрала рассыпанные прутья.

— Не знаю, что с ним такое! — задумчиво сказал Худодод, когда уже внизу, на участке, Ниссо рассказала ему о Науруз-беке. — Вчера Исоф тоже вдруг без причины стал кричать на меня — тихим был до сих пор, тут так кричал и ругался, что я ушел от него, как от одержимого. А другие сказали мне, что перед тем он долго бил Саух-Богор, лежит она дома. Давно уже этого не было… Еще один старик вчера в Зуайду швырнул камнем, чуть не разбил ей голову. Не понимаю, что с ними? Свирепыми стали, как в старое время… Наверное, потому, что нет Шо-Пира, не боятся меня. Вот придет Шо-Пир, поговорит с ними иначе!

В эту ночь жители Сиатанга, — многие из них с пали уже на крышах, увидели высоко на горе, примерно там, где в прошлом году была посеяна богара Бахтиора, — загадочный, долго пылавший костер. «Кто бы это мог быть? рассуждали между собою ущельцы. — Кажется, никто из селения на охоту не уходил, да и где взял бы охотник столько ветвей для костра?» Никакой тропы в этом месте нет, случайный путник, даже заблудившись, вряд ли мог забрести туда… Кое-кто из ущельцев, всматриваясь в таинственный, мерцавший в высоте огонь, даже подумал о дэвах…