— Шо-Пир! — воскликнула она, упав на колени. — Умру я, у мрут мои дети… Не слушай ее, Шо-Пир!

— Что еще такое? Встань! Рассердился Шо-Пир. — Хан я тебе, что ли? Встань, говорю, сейчас же!

Рыбья Кость пыталась охватить руками его сапоги. Шо-Пир поднял ее:

— Стой прямо, слышишь?

Рыбья Кость, зажав руками рот, сдерживала рыданья.

— В чем дело?

— Ниссо не дала муки! — сказала Даулетова, прислонившись к косяку двери. — Вот она тут скандалила. Без зерна пришла.

Ниссо вскочила:

— Она меня дрянью зовет, воровкой зовет, батрачкой зовет, Бахтиору осла не дала, без зерна пришла, старая падаль она, зачем давать ей муку?

Шо-Пир с изумлением глядел на пылающее лицо Ниссо. Забыв о своих слезах, Рыбья Кость снова кинулась на Ниссо с бранью, взвизгивая и крича. Шо-Пир, не зная, как образумить ее, отступив на шаг, ждал, когда она уймется сама.

— Жизни мне нет, света нет, прокляты будьте вы все, камни варить мне, что ли? Нет у меня зерна, нет у меня осла, ничего нет у меня, смерть мне, и детям моим смерть. Пойду разобью им головы, пусть не оживут, пусть черные дэвы возьмут их души.

— Довольно! — крикнул, наконец, Шо-Пир. — Замолчи! И ты, Ниссо, замолчи! Отвечай, Рыбья Кость, почему у тебя нет зерна? Где зерно?

— Врет она, спрятала!

— Молчи, Ниссо…

— Покровитель убьет меня, правду говорю! — всплеснула руками Рыбья Кость. — Осла нет! Зерна нет!

— Где они?

— Горе мне, я не знаю… Только нет их у меня, нет, нет, нет!

— Подожди. Ты не знаешь, я знаю. Ты отдала своего осла Мирзо-Хуру? Так? Не бойся, скажи!

Женщина потупила взгляд.

— Ну?

— Так, — наконец решилась Рыбья Кость. — Не я отдала. Карашир отдал…

— Я это знаю. Хорошо. Ты либо Карашир на мельницу носили зерно? Мололи его? Купцу отдали?

— На мельницу носили. Не мололи, не отдали…

— Где же оно?

— Пропало, Шо-Пир. Пропало, совсем пропало. Бобо-Калон велел его в воду выбросить!

— Как выбросить? А ну-ка рассказывай… Спокойно мне говори, не враги мы тебе, ничего плохого не сделаем.

И когда Рыбья Кость, сначала волнуясь, причитая и запинаясь, а потом внятно и просто рассказала всю правду, Шо-Пир, мрачный, но очень спокойный, обратился к Мариам и Ниссо:

— Видите, какие у нас здесь творятся дела? Ты вот, Ниссо, женские свары с Рыбьей Костью устраиваешь, я, как слепой ишак, ничего не вижу, а тут… Э!… Твое дело, Рыбья Кость, маленькое… Спасибо, что все рассказала. Узнала теперь купца! Иди вниз спокойно, будет тебе мука… Некогда мне сейчас. Скажи, хочешь, чтоб снова у тебя был осел? И твоя мука у тебя была? И чтоб Карашир никогда больше не курил опиума? И чтоб дети твои были здоровы и сыты, и чтоб ты сама одета была? Хочешь, чтоб было так?

— Поцелую следы того, кто поведет меня по этой дороге!

— Так вот. Следы целовать тебе незачем. А дорога твоя проста. Иди в селение, расскажи всем, что купец с тобой сделал. Много таких, как ты, пугливых. Как мыши, вы прячетесь по темным углам… Скажешь еще: я сейчас приду, всем будут возвращены отобранные ослы, всем будет возвращено зерно, все факиры от меня получат муку. Скажи всем: Шо-Пир слово дает. А теперь иди!

— А мука, Шо-Пир?

— Ты слышала? Все тебе будет, если сделаешь так, как я сказал. И не бойся купца: кончилась сила его…

Не подняв головы, Рыбья Кость пошла к пролому в ограде.

Шо-Пир рассказал Мариам и Ниссо все, что знал теперь о последних проделках купца.

На тропе показался Бахтиор. Он подошел, запыхавшись, размахивая рукавами накинутого на плечи халата, взволнованный, возбужденный. Бахтиор начал рассказывать, что ущельцы идти за мукой боятся: у них нет зерна, и у многих из них нет ослов. Бахтиор, обойдя дома, убедился в этом и знает, куда все девалось.

— Все, Бахтиор, известно, — прервал его Шо-Пир. — И вот что я решил, Бахтиор. Мы сейчас пойдем с тобой в селение. Ущельцы волнуются, и это хорошо; мы поведем их в лавку купца, все отберем у него. Если мы пропустим такой момент, мы никогда себе этого не простим.

— Я тоже пойду! — воскликнула Ниссо.

— Хорошо. Только сначала навьючишь на нашего осла два пуда муки и отвезешь ее Рыбьей Кости. Ты понимаешь теперь, что напрасно ее ненавидела?

— Понимаю, Шо-Пир…

— Ну, так действуй! Пусть прежде, чем пойдем мы к купцу, Рыбья Кость убедится, что я ей не лгу и что мои обещания — не обещания купца. Ты еще и во двор к ней войти не успеешь, а уже все селение узнает, что ты привезла ей муку. И я нарочно именно тебя посылаю: хочу, чтоб Рыбья Кость помирилась с тобой… Мариам. Закройте здесь все. Больше никому ничего сегодня мы не будем давать. Идем, Бахтиор!

Таким, как сейчас, — быстрым в движениях, уверенным в каждом своем поступке, в каждом слове — Шо-Пир бывал прежде, когда его отряд готовился к боевой схватке, когда все зависело от четкости, стремительности, спокойствия каждого красноармейца. Шо-Пир ощущал в себе ту давно не испытанную легкость, ту спокойную приподнятость духа, какие всегда отличали его в дни боев с басмачами… Это настроение преобразило даже его лицо: сжатые губы, прямой и строгий взгляд поблескивающих серо-голубых глаз, чуть-чуть нахмуренный лоб…

Ниссо уже гнала по тропе навьюченного мукою осла. Даулетова запирала на деревянный замок тяжелую дверь пристройки.

— Я тоже пойду! — крикнула она прошедшему мимо Шо-Пиру.

— Отчего же! Идите! — по-русски ответил Шо-Пир.

Шо-Пир правильно рассчитал. Войдя в селение, он увидел группы возбужденных ущельцев. То, что прежде каждый скрывал от других, теперь обсуждалось всеми: власть знает о том, что произошло. Тайное стало явным. И, уже не думая о последствиях, факиры делились своими сомнениями и высказывали надежды на то, что власть, может быть, все-таки даст им муку. Только сейчас для всех становилась ясной система хитрых вымогательств купца. Все понимали теперь, что наущения Мирзо-Хура о караване неких советских купцов, будто бы скупивших зерно, оказались ложью.

Приверженцы Установленного расхаживали по селению и, минуя шумные группы факиров, делали вид, что не слышал язвительных замечаний. Пошепчутся — успокоятся, думали они. Такие, мол, взрывы гнева факиров бывали и прежде, с тех пор как появилась новая власть, а шана, сеиды и миры выронили из рук узду, управлявшую народом. Но гнев факиров подобен внезапному ветру: дай дорогу ему, он пронесется, как сквозь ущелье, и тишина возникнет сама собой.

Однако, когда в селении появились Шо-Пир и Бахтиор, приверженцы Установленного сразу сообразили, что на этот раз тишина не возникнет сама собой и лучше закрыть глаза на все, что может произойти. Скорее добраться до своих домов и не выходить из них.

Те, к кому подошел Шо-Пир, почувствовали, что им уже не встать тихонько и не уйти, бежит всегда виноватый, лучше переждать, может, гнев власти минует их?

Но Шо-Пир, не обращая на них внимания, подсел к факирам, заговорил просто, приветливо, так, как разговаривают с друзьями. Языки факиров развязались: размахивая руками, тыча себя в обозначенные худобой ребра, показывая лохмотья ветхих одежд, факиры изливали душу в жалобах на купца.

— Что будем делать, Шо-Пир?

— Совсем мы нищими стали, голодать будем?

— Зачем купец нас обманывал?…

А из переулочков, из-за оград все подходили люди. Они издали следили за разговором, сначала с опаской, потом с надеждой. Большой начинается разговор, надо послушать его!

И толпа растет вокруг Шо-Пира и Бахтиора…

А Шо-Пир отлично все понимает: ему не нужно ни горьких причитаний, ни гневных выкриков, — он видит нарастающее возмущение; короткими насмешливыми, язвительными словами он разжигает его. И замечает, что в толпу протискиваются женщины и слушают жадно и никто их не гонит.

«Пора!» — говорит себе Шо-Пир и легким скачком взбирается на ограду. Придерживаясь рукой за голую ветку тутовника, обращается к внезапно умолкшей толпе:

— Боялись вы до сих пор! Чего боялись? Посмотрите, какая мы сила! Кто помешает вам добиться справедливости? Почему, как рыба на крючок, попались вы на лживые обещания купца? Год за годом купец вытягивал из вас все: урожаи хлеба, ягод и яблок, скот, одежду… половину жизни убиваете вы, чтоб отдать ему долги, а он живет среди вас, руки на животе греет. Он мошенник, вор! Почему все ваше зерно у него? Почему вы ему отдали последних ослов? Чего боитесь? Ваши ребра торчат, дети умирают от голода! К черту пустые разговоры! К черту пустой страх! Никаких нет за вами долгов, ничего вы купцу не должны! Зерно, украденное им, ваше! Ослы, украденные им, ваши! Шерсть от ваших овец, шкуры лисиц, пойманных вами в капканы, — все у купца, у вора… Идемте к нему, возьмем обратно и разделим каждому его добро. Идемте за мною!