За чаем он сообщил, что сегодня будет раздавать муку, и, прочитав список, предложил Бахтиору сейчас же спуститься в селение, обойти дома обозначенных в списке и объявить, что мука будет выдана бесплатно и что каждый должен привезти на своем осле обмолоченное зерно: Бахтиор сохранит его до весны, а весною возвратит владельцам для посева.

— Пока ты вниз сходишь, я весы сделаю, — сказал Шо-Пир, — а вы, девушки, пересыпьте муку и разделите ее на равные доли. Потом поможете мне выдавать ее.

Бахтиор ушел, а Шо-Пир добавил:

— Ну, возьмемся и мы за дело! А то набежит народ, тут такое будет!

Ниссо и Мариам отправились в пристройку. Шо-Пир взял у Гюльриз для весов два больших деревянных блюда и выбрал из наваленных на дворе тополевых жердей одну попрямей и потолще.

Ниссо попросила Шо-Пира дать ей флаг. Оба флага после собрания хранились в комнате Шо-Пира. Шо-Пир сказал: «Это правильно!» — и вынес из дому флаги. Ниссо вместе с Мариам вывесила их под дверью пристройки; веселая, возбужденная, поднялась на террасу, вернулась с большим ножом.

— А это зачем? — спросила Мариам, склоненная над мешком и уже выбеленная мукой.

— Зарубки на столбе делать!

Первыми явились два низкорослых ущельца, которых Ниссо не знала. Они ничего с собой не принесли — ни зерна, ни мешков. Шо-Пир, прикрывая лицо от мучной пыли, велел Мариам выдать им по два пуда.

— А почему? — сказала Ниссо. — Где их зерно?

— Вот ты какая строгая! У них нет его и не может быть, они не сеяли ничего, работали на канале, только теперь получили участок на пустыре. Дай им! — И Шо-Пир обернулся к ущельцам: — А мешки принесете.

Весы еще не были готовы, и Шо-Пир, определив на глаз вес двух опорожненных на треть мешков, взвалил их на спину ущельцам. Они ушли сияющие, преображенные.

Шо-Пир, торопясь доделать весы, оставил девушек одних.

Третьей в помещение робко вошла Зуайда, и за нею просунулась морда осла. Осел повел ушами, ему не понравилась пыль, он круто повернулся и лягнул порог двери.

Все рассмеялись. Похлопав по крупу осла, Зуайда сбросила с него два тяжелых мешка, сама втащила их в помещение.

— Сюда ставь! — сказала Ниссо. — Зерно здесь будем складывать.

И, помогая Зуайде перетащить зерно в угол, добавила:

— Видишь, Зуайда, не напрасно ты руку за меня поднимала, богатство сейчас тебе дам!

Кивнув Мариам, — не мешай, мол, сама справлюсь, — определила на глаз вес мешка, приподняла его, стукнула об пол и, объятая облаками мучной пыли, сказала:

— Бери!

В мешке было не меньше трех пудов. Ниссо это знала. Зуайда смутилась, но Ниссо повелительно повторила: «Бери!» — и они вдвоем поволокли мешок к двери. Пока Зуайда, навьючив на спину осла мешок, прикручивала его веревкой, Ниссо торопливо прошла в глубину помещения, где были сложены рис и сахар, и, схватив приготовленный кулек, искоса глянув на стоящую спиной к ней Мариам, вышла наружу.

— Это тебе, Зуайда, еще, — тихо проговорила Ниссо. — Сердце хорошее утебя. Никому не говори: рассердится Шо-Пир. Приходи ко мне, когда дела не будет, просто так приходи, всегда моя гостья ты!

Зуайда поцеловала Ниссо, толкнула осла кулаком и пошла за ним следом.

Ниссо вернулась в помещение и деловито сделала три зарубки.

После этого долго не приходил никто. Мариам и Ниссо удивлялись отсутствию ущельцев.

Шо-Пир, сделав весы, выбирал камни, которые должны были заменить гири. За оградой он неожиданно увидел Кендыри. «Зачем он здесь?» — подумал Шо-Пир, а Кендыри, поймав его взгляд, перелез через ограду и спокойным шагом приблизился к нему. Осмотревшись, как бы желая убедиться, что никто, кроме Шо-Пира. Не видит его, он почтительно поклонился, приложил одновременно одну ладонь к груди, а другую ко лбу — так, как здороваются повсюду на Востоке, но только не в Сиатанге.

— Да будет с тобою здоровье, почтенный Шо-Пир.

— Здравствуй! — продолжая выбирать камни, ответил Шо-Пир. — Ко мне?

— К тебе, если позволишь, Шо-Пир, — сказал Кендыри. — Разговор к тебе есть. Без чужих ушей поговорить с тобой можно ли?

— Чужих ушей здесь нет. Говори, — Шо-Пир отложил камни, кинул взгляд на халат и на тюбетейку Кендыри, вгляделся в его неподвижное лицо. — Важный разговор, что ли?

— Для тебя — важный. — Кендыри постарался не заметить выглянувшую из дверей Ниссо. — Может, пойдем в дом?

— Пойдем, — согласился Шо-Пир, встал, потер ладонь о ладонь и направился вместе с Кендыри к дому.

Выходя из помещения, Ниссо увидела Рыбью Кость, сразу насупилась, презрительно повела губами. Рыбья Кость стояла у порога пристройки, что-то объясняла Мариам.

— Пришла? Что надо тебе? — с вызовом подступила Ниссо.

— Шо-Пир где?

Ниссо полна высокомерия и надменности.

— Нет Шо-Пира сейчас. Мариам, что она говорила тебе?

— Муку просит.

— Ты тоже хочешь муку получить? — язвительно спрашивает Ниссо.

Рыбья Кость бледнеет от злобы, но, овладев собой, коротко бросает:

— Давай!

— Не дам! Тебе нечего делать здесь!

Мариам с недоумением следит за их разговором. Обе, сжав кулаки, готовы кинуться одна на другую. Мариам встает.

— Погоди, Ниссо! Кто она?

Ниссо презрительно молчит. Мариам обращается к Рыбьей Кости.

— Ты кто?

— А ты сама кто? — выкрикивает Рыбья Кость.

— Я? Учительницей буду у вас, ты не волнуйся, скажи свое имя — в списке я посмотрю.

— Рыбья Кость ее имя! — выкрикивает Ниссо. — Разве ты, Мариам, не видишь? Какое еще может быть у нее имя?! Нет в списке ее, Шо-Пир утром читал, я помню. Не полагается ей.

— Ты дохлая кошка, с тобой не говорю! — кричит Рыбья Кость. — Дрянь она, смотри список, жена Карашира я!

— Обе вы бешеные, смотрю, — спокойно, берясь за список, замечает Даулетова. — Ниссо, перестань! А ты не ругайся. Не знаю, что между вами такое. Карашир в списке есть.

— Карашир есть, этой змеи нет. Где Карашир? Где его зерно? Они сеяли. Не принесла зерна — не давать!

Мариам растерянно поднимает глаза на жену Карашира.

— Если ты жена Карашира, то почему, в самом деле, не привезла зерна?

Рыбья Кость, поджав губы, молчит, в угрожающих глазах — гнев; лицо мучительно дергается, да, она знает — Бахтиор. Придя к ней в дом, сказал Караширу: «Возьми осла, отвези зерно, получишь муку». Карашир хотел было признаться во всем, но побоялся ее. Она велела ему остаться дома, пошла сюда одна, надеясь как-нибудь уладить это, выпросить у Шо-Пира муку. Но всем распоряжается эта. Кинуться бы на нее, выцарапать ей глаза! Но Рыбья Кость вспоминает о детях, купец обманул, от него ничего теперь не получишь, дома ни крупинки муки, ни зернышка, впереди зима… Нет, все что угодно, только бы получить муку! Рыбья Кость глядит через дверь: полно мешков, даже стены, даже пол весь в муке — в белой, добротной, пшеничной, — сколько горстей можно собрать с одного лишь пола! Вся злоба пропала, в глазах только жадность. Смирившись, она произносит очень тихо:

— У меня нет зерна… Дай муки… Хоть немного муки!

— Как нет? — неистовствует Ниссо. — Не верь ей, Мариам! Спрятала! Есть у нее, вон, смотри! — Ниссо резко оборачивается, показывает на распростертое внизу селение. — Смотри, Мариам, тот дом, тот посев, Не меньше других зерна собрала она. Ничего не дам, врет она! Когда мы собирали ослов, чтобы Бахтиор пошел в Волость, она нас прогнала.

В глазах Рыбьей Кости слезы.

— Дай! — чуть слышно произносит она.

— Не дам! — отрезает Ниссо.

— Погоди, Ниссо… Пусть Шо-Пир скажет сам. Подождем Шо-Пира.

— Нечего ждать Шо-Пира, скажет то же, что я. Уходи отсюда! Слышишь, или камнями тебя прогоню!

Рыбья Кость ничего не отвечает. С ненавистью, сквозь слезы взглянув на Ниссо, она поворачивается, минует пролом ограды, скрывается за камнями. Явное злорадство Ниссо удивляет Даулетову.

— Ты злая… И я не знаю, права ли ты. Надо было, чтоб она подождала Шо-Пира. С кем это он говорит так долго?

— Ничего, Мариам, ты не понимаешь! — выпаливает Ниссо.