– Я всегда поражался этому... – Локи садится, скрещивает ноги и, откидываясь на руки, запрокидывает голову, – после всего, что со мной сделали... Ты, кажется, только больше любишь меня. Не замечаешь моей нечистоты. А ты ведь видел, как они меня... И когда Фандрал...

– Для меня ты чист, брат... – Тор подхватывает бутылку и делает глоток, – ты же знаешь. Никто не сможет испачкать душу, пока ты сам этого не захочешь.

Трикстер косится на виски в руках брата и, помедлив, тоже прикладывается к горлышку.

– В этом и проблема... – голос мага звучит чуть хрипловато, – я чувствую себя грязным. Когда я... Все это – оно перед глазами. Я будто со стороны вижу себя.

Бог Грома мучительно прикрывает глаза. Слушать брата почти физически больно.

– Ты просто поверил в то, что на тебе грязь, решил, что раз они... – громовержец запинается, пытаясь проконтролировать свой голос, – раз они так говорили тебе, то это правда. Но ты должен поверить мне.

– Как могло получиться, что мы вместе? – почти шепчет Локи, явно переводя тему, – это же почти... нереально. Когда я понял, что влюбился в собственного брата, я едва не сошел с ума. Я понимал, что ты никогда... Отношения между мужчинами ведь неправильны. Тем более между братьями. И я пытался вытравить это чувство. Ненавидел себя... А заодно и всех вокруг. Ненавидел твоих друзей, за то, что ты проводил больше времени с ними, а не со мной... Хотя это и было закономерно. К чему тебе было проводить время с книжным червем, а вдобавок ко всему и магом? Теперь я это понимаю, а тогда... Ты не представляешь, как я ревновал. То, что я помню... Все пропитано этой ненавистью и безумным чувством к тебе. И, знаешь, я хотел, чтобы ты понял, но вместе с тем боялся, что сломаю тебе жизнь. И так оно и получилось... – трикстер истерично и тихо смеется, – ты потерял трон из-за меня. Я разрушил все, едва ты прикоснулся ко мне, тогда, в Йотунхейме...

– Ты отдал мне себя и свою любовь, – тихо говорит Тор, пораженный неожиданным откровением младшего, – ты ведь...

– Откуда я знаю, как выглядит любовь? – дергает уголком рта маг, перебивая брата, – я ведь кроме тебя... Мне не с чем сравнивать. Откуда я могу знать, правильно ли я тебя люблю?

– Будь уверен, – выговаривает Тор, осторожно кладя ладонь на колено младшего, – мы ведь говорили об этом раньше. Тогда я сказал тебе, чтобы ты выбросил из головы эти глупые мысли. То же – говорю и сейчас. Ты лишь мучаешь себя сомнениями, брат.

– Хотел бы я быть другим... Таким, как ты, – в голосе трикстера слишком уж явственно проявляется боль. – Чтобы не сомневаться. Знать, как действительно правильно нужно поступить...

– Нашел с кем себя сравнивать, – невесело говорит Тор, вспоминая все свои метания между друзьями и братом.

Хотя, казалось бы – чего ему, наследнику престола, было бояться?

– Для тебя важно было сохранить лицо, – видимо слыша мысли, отвечает Локи, снова прикладываясь к бутылке, – связь со мной только испортила бы тебе жизнь и отняла уважение. Ты делал все правильно.

И слова брата, словно ножом режут по сердцу. То, что Локи всерьез так низко себя ставит...

– Я был трусом, – резко говорит Бог Грома, буквально вцепляясь в бутылку, и делает несколько больших глотков, – я лицемерил, а лицемером называли тебя. Ты выигрывал битву, а почести воздавали мне. Без тебя – я ничто, Локи. Лишь один из многих воинов.

– У нас получается разговор в стиле этой мидгардской басни, которую я прочел тебе сегодня утром. «Кукушка хвалит петуха, за то, что хвалит он кукушку», – едко цитирует маг, выдергивая из рук старшего бутылку, – не нужно утешать меня, Тор. Я прекрасно знаю всю ситуацию...

– Ты ее придумал, Локи, – громовержец ведет рукой по напряженным мышцам младшего, гладит, пытаясь успокоить, – ты должен понять одно: я люблю тебя. И я буду говорить это тебе столько раз, сколько понадобится для того, чтобы ты поверил. Я заставлю тебя забыть все те кошмары, которые ты пережил из-за моей трусости. И все будет хорошо, – в который раз повторяет Тор, целуя плотно сжатые губы трикстера.

Локи морщится, дергаясь и шипит:

– Очередное слезно-сопливое признание! Я прекрасно знаю, что ты любишь меня и я тоже... – злоба из голоса вдруг исчезает, а маг опускает голову, – прости, Тор, но я... просто боюсь, что едва я поверю в твои слова – все полетит в пропасть. Едва со мной случается что-то хорошее, будто кто-то возмещает это светлое таким потоком грязи, что я... Я боюсь просто не выплыть из этого смрадного моря. Мне хватило мерзости, поверь.

– Больше не будет грязи, брат, – Тор скользит губами по хрупкой шее, выпирающим ключицам... – никогда, слышишь? Я больше не оставлю тебя, обещаю.

Локи не отвечает. Он просто кладет голову на колени старшего и закрывает глаза. И просит вдруг:

– Вспомни для меня что-нибудь... о нас с тобой. Что-то хорошее. От чего ты улыбаешься.

Бог Грома берет руку мага в свою и прикрывает глаза. Пусть, хотя бы воспоминания дадут младшему тот свет, которого он так отчаянно жаждет...

_______________________________________________________________________

Писала я опять под Rammstein – Amour. Почему-то ассоциируется она у меня с происходящим и все тут.

И хотела бы задать вопрос: как вы относитесь ко флэшбэкам с воспоминаниями? Я не перебарщиваю? У меня просто готово воспоминание, которое Локи попросил у Тора, но... Если не сложно, поделитесь мнением. Я прекрасно понимаю, что сюда приходят почитать, а не отвечать на вопросы автора, но мне это действительно важно.

Глава 33. "Beautiful Lie".

«До боли...

Прошу вас, оставьте меня в покое.

Я хочу помнить только хорошее.

И даже если всё было плохо,

Я хочу придумать себе новое прошлое» (с).

Странные переливающиеся тени гуляют по едва освещенной факелом стене. Коридоры опустели, и в замке царит ночное безмолвие.

Но Тору отчего-то не спится. Что-то гложет... Будто скребется в сознании.

Бог Грома поднимается с кровати, накидывает рубаху и выходит из покоев.

Шаги отдаются гулким эхом, отскакивают от стен. И громовержец машинально старается ступать тише, чтобы громкий звук не разбивал эту напряженную тишину.

Бесцельная прогулка по охваченному сном зданию. Тор не знает, куда идет. Но ноги будто сами несут его в дальнее полутемное крыло, отведенное под библиотеку. Чуть скрипит узкая дверь, и Бог Грома оказывается в сыроватом холодном коридоре, ведущем в книгохранилище.