***
Тор несколько минут стоит у закрытой двери, а потом проходит в комнату брата.
То, что он сейчас должен сделать... Боги, он никогда не думал, что ему придется намеренно причинить Локи боль. Пусть для того, чтобы помочь, но от одной мысли что трикстер испытает дополнительное страдание – начинает мутить.
Воздух пропитан лазаретом, запах будто въелся в стены... Но Бог Грома различает тонкий запах младшего. Горьковатый, холодный... Или это плод фантазии?
Он присаживается на край постели и дрожащими пальцами дотрагивается до черных волос трикстера, пропускает меж пальцев белую прядь, это уже почти стало привычкой... А потом, сжав зубы, откидывает одеяло и вздрагивает, непроизвольно отшатываясь.
Хрупкое тело трикстера буквально мокрое от крови, смешанной с гноем. На худой спине теперь еще одна длинная язва. Неровные края раны сочатся этой жижей... Буро-красная, она стекает ленивыми струйками, замирает во впадинках... И болезненный запах антибиотика.
Действие снотворного должно было уже пройти?..
Должно...
– Локи, – шепчет Бог Грома, сглатывая слезы, – брат, очнись, это я...
И приподнимает голову мага, поворачивая бледное лицо к себе.
Потрескавшиеся, обметанные губы в крови. Под закрытыми глазами – черные синяки, жутко выделяющиеся на белоснежной коже, измазанной красным. Морщинка на переносице...
И вдруг тонкие губы с отвращением шепчут, заставляя громовержца вздрогнуть:
– Действительно, шлюха...
– Ты больше не будешь страдать... – с болью выговаривает Бог Грома и достает из-за пояса узкий кинжал брата...
А Локи вдруг открывает глаза. Тусклые, будто подернутые мутной пленкой...
– Ты... – слабый голос едва слышен, – сдержал обещание... ты рядом... – в интонации появляется что-то отдаленно похожее на радость.
Трикстер поднимает исхудавшую руку и пытается дотянуться до старшего. На предплечье, поверх татуировок, еще одна рана. Кожа вокруг розоватая, воспаленная... Тонкие пальцы ловят воздух, и Тор быстро перехватывает ладонь младшего, чуть сжимает... Тонкие пальцы скользкие от натекшей крови. Холодные, слабые...
– Я стал совсем никчемным... – вымученно улыбается маг, – наверное, все это выглядит отвратительно... Сколько их уже?
Тору не нужно переспрашивать. Он и так понимает, о чем спрашивает трикстер. Эти жуткие язвы, буквально разъедающие тонкую кожу...
– Не надо, Локи... – просит старший, поднося руку мага к губам, – это не важно...
– Три? Четыре? – Бог Безумия слабо пытается отнять ладонь, – боги... тебе не стоит смотреть на это...
Бог Грома наклоняется к предплечью трикстера и целует измазанную гноем и кровью кожу около раны. А Локи испуганно шепчет:
– Зачем ты... Это ведь мерзко...
Нужно решиться. Заставить себя...
Тор подносит лезвие к изуродованному запястью младшего и, сжав зубы – с нажимом проводит ножом по тонким жилкам...
Трикстер дергается, сжимается в комок...
– Это больно... – охрипший голос дрожит, – и долго... Тор, пожалуйста... убей меня быстро! Я ведь... – в уголках померкших глаз выступают слезы, – я знаю, я заслуживаю боль, но... ты... я не думал, что ты...
– Так надо, Локи, – громовержец опускает почти прозрачную руку брата на одеяло и с ужасом смотрит, как на белой ткани расплывается яркое красное пятно, – потерпи...
– Хорошо... – с обреченной покорностью выдыхает маг и судорожно сглатывает, зажмуривая веки.
Бог Грома вздрагивает. Боги! Насколько же младший верит ему...
– Я обещаю, что все будет хорошо, – через силу выговаривает Тор, уже не зная, кого убеждает и берет вторую руку трикстера.
Маг слабо дрожит, но даже не сопротивляется. Из-под зажмуренных век текут прозрачные крупные слезы.
Собраться и сделать это.
Просто сделать...
Громовержец закусывает губу и резко рассекает кожу. Лезвие проходится по шрамам, синякам...
– Прости меня... – Бог Грома обнимает брата, лихорадочно прижимается к кровящим губам, целует, чувствуя, как лопается тонкая кожица...
Трикстер приоткрывает рот, слабо отвечая на поцелуй. А потом шепчет, обдавая холодом:
– Ты не виноват ни в чем... Ты все делаешь правильно, брат. Я теперь понимаю...
Тор чуть отстраняется, чтобы заглянуть в глаза младшего и в ужасе дергается, отшатываясь.
На лице трикстера, под кожей выступают будто черные венки... Они на лбу, на висках, на скулах... Оплетают тонкой сеточкой... А из глаз... медленно катятся крупные рубиновые капли.
– Мне холодно... – голос мага уже едва слышен, – это конец, да?
– Нет, Локи, – выдыхает громовержец, чувствуя, как нагревается в кармане полоска золота, испещренная рунами, и шепчет в самое ухо трикстера, пытаясь удержать мага в сознании,– я обещаю тебе. Обещаю, что мы всегда будем вместе, если ты этого захочешь. Обещаю, что буду рядом! Я обещаю, что сделаю все, чтобы тебе больше никогда не было больно! Слышишь брат?! Я обещаю...
И надевает браслет на худое окровавленное запястье младшего.
Глава 26. "Вечность на двоих".
Хрупкое тело Бога Безумия охватывает яркий белый свет, браслет будто раскаляется, руны на нем становятся все ярче.
А трикстер вдруг мучительно вскрикивает, вцепляясь ногтями в татуировки на левой руке. Раздирает кожу...
Громовержец испуганно перехватывает тонкие пальцы, прижимает к груди... Страх захлестывает, лишает возможности анализировать... И остается только одна мысль-мольба. Только бы все закончилось хорошо... Только бы младший выжил, остался рядом...
Мага буквально выгибают судороги. Из носа хлещет кровь, заливает губы, подбородок... Трикстер заходится кашлем, с губ летят жирные красные капли... Он вцепляется с неожиданной силой в рубаху старшего и умоляюще хрипит:
– Скажи... что любишь...
По щекам текут слезы вперемешку с кровью.
Бог Грома обхватывает младшего за талию, притягивает к себе, целует измазанный кровью подбородок...
