Подняться на ноги нет сил, но Тору, каким-то чудом, удается встать и заставить себя идти... Идти. Нужно просто идти. Переставлять ставшие каменными ноги, приказывать сознанию фиксировать происходящее. По лицу бегут капельки пота, стекают по шее... Все тело бьет ознобом, бросает то в холод, то в жар...

Остается только одно желание – упасть в эту отвратительную чавкающую грязь, и отключиться. Навсегда.

Но Тор шагает, впечатывая ступни в мягкую землю, не обращая внимание на ветки, хлещущие по лицу... Он должен. Должен найти брата. А чтобы это сделать, ему нельзя сдохнуть в лесу.

Дорога появляется неожиданно. В какой-то момент бывший бог просто понимает, что стоит на асфальте, чуть влажном от прошедшего ночью дождя... А напротив – обшарпанное здание бара.

Тор переходит трассу и толкает тонкую, плохо держащуюся на петлях дверь.

Зал все так же полупуст. За стойкой – давешний парень бездумно трет стакан, что-то тихо напевая...

– Доброе утро, – Бог Грома пересекает полутемный зал и садится на высокий табурет.

– Здравствуйте, – лениво тянет бармен, совершенно не обращая внимания на помятый вид посетителя, на мокрые волосы и грязь на лице, – кофе?

– Пожалуйста, – Тор с трудом вспоминает, что кофе – это что-то горячее. Джейн часто пила этот темный, приятно пахнущий напиток.

– С сахаром? Со сливками? Простой? – парень равнодушно скользит глазами по лицу громовержца.

– Все равно, – Бог Грома достает монеты, – где я могу обменять их на ваши деньги?

– Обменник за углом. Идемте. Я обменяю вам. Лучше на доллары. Это выгодней.

Через десять минут Тор держит в руках несколько толстых пачек хрустящих купюр.

Смешные и глупые людишки. Расплачиваться бумагой... верх безумия. Но ему все равно. Главное что теперь не нужно заботиться об условиях существования. Бармен тут же предложил номер в придорожной гостинице.

Кофе обжигает губы, оставляет во рту странный привкус... Мелькает мысль, что людям, с их невозможно высоким болевым порогом и слабостью все же нужно отдать должное. Они научились с этим жить...

И ему, закрывшему себе дорогу во все миры, оставшемуся без божественных сил – остается просто смириться. И заняться поисками. Найти хоть какие-то зацепки. Есть мизерный шанс, что Локи окажется именно в Мидгарде.

Тор ставит пустую чашку на столик, и медленно идет к выходу.

И вдруг ветхое здание начинает ходить ходуном, сотрясается до самого основания, в окна бьет нестерпимый белый свет... Ударная волна сбивает с ног слабое человеческое тело, и бывший бог, отшатываясь, обреченно шепчет:

– Отец?!

____________________________________________________________________

Прошу прощения за небольшой объем главы.

Скорее всего, после нее последует небольшой перерыв (день/два). Мне хочется увидеть картину происходящего в целом, а для этого нужно время. Еще раз, прошу прощения.

Глава 7. "Ты будешь молить о смерти".

Боль – это не страшно. От нее можно абстрагироваться, заставить себя терпеть... К одиночеству – тоже можно привыкнуть, если умеешь держать свой разум в чистоте. Но когда исчезает надежда – это поистине страшно. К этому привыкнуть нельзя.

В ледяной камере Йотунхейма, даже будучи личной шлюхой извращенца-Бюлейста, Локи надеялся. Невнятная, почти угасшая – но надежда теплилась в опустошенном сердце.

Локи действительно верил, что Тор придет. Верил в почти невероятное... Но верил. Сейчас же...

Когда тебя мучает тот, кого ты больше всего любишь – это больно. Не только физически, нет. Болит душа. Вернее то, что от нее осталось...

Естественно, трикстер понимал, что сущность, приходящая изо дня в день в его камеру – не является его братом, но... Что бы ни твердил разум, ощущения, передающиеся организму с помощью пяти чувств – гораздо сильнее него...

Каждый раз, сплевывая кровь, глотая слезы, Локи твердил себе, что Тор любит его... что он никогда бы не поступил так со своим младшим братом... Но когда мучитель появлялся снова, трикстер все чаще ловил себя на том, что в момент боли, когда сознание почти отключалось – губы с ненавистью выговаривали имя Бога Грома.

Маг прикрывает глаза, вспоминая губы старшего, скользящие по лицу. Стирающие кровь и слезы... Теплые руки, прижимающие его к груди... Трикстер подтягивает колени к груди и пытается вспомнить ощущение защищенности, которое дарил ему брат. Его голос... И прикосновения.

Бог Безумия проводит пальцами по запястью, охваченному железным браслетом наручников, ведет по татуировкам, выбитым на предплечье... Руны знакомые, но смысла маг уловить не может. Взгляд останавливается на верхнем символе и застывает. Трикстер в который раз заставляет себя вспомнить все значения этой руны. Итак, их четыре на разных языках. К какому языку принадлежит этот знак? В целом татуировка что-то говорит о подчинении... Но никаких признаков контроля нет, да и зачем он здесь?

Может, начертить таблицу? Сопоставить значения... Хотя какой в этом смысл? Локи зло усмехается, издеваясь над самим собой. Он мертв. Обречен на вечные муки... Какое ему теперь дело до странных надписей, выбитых на руке? Пальцы подхватывают с пола острый осколок камня, и маг примеривается к первой татуировке. Попробовать срезать кожу...

Клеймо на груди вдруг начинает пульсировать болью, отдающейся в самом сердце. Будто раскаленный штырь вонзается в грудь... Локи болезненно выдыхает, прижимая ладонь к пульсирующему болью ожогу и... наручники, пережимавшие запястья, вдруг со стуком падают на пол. То же происходит и с цепями на ногах...

Трикстер испуганно замирает, сжимается в комок, ожидая новой боли... Но ничего не происходит. Только дверь со скрипом распахивается, открывая выход...

Локи медленно поднимается на дрожащие ноги и, морщась от боли, делает первый шаг. Рассеченные вчера плетью ступни болят. Но уже терпимо. Гораздо более сильные неудобства доставляет боль другого рода... Локи с ненавистью смотрит на кровь, ручейками стекающую по бедрам. Даже в Йотунхейме все подживало быстрей. Спины будто нет, она тоже превратилась в боль... Иссеченная кожа висит лоскутами.

Нога оскальзывается на окровавленных камнях при входе, и трикстер судорожно вздрагивает, сглатывая крик боли, проезжаясь лопаткой о косяк...

Наконец, он в длинном пустом коридоре, ведущем куда-то во мрак... Маг оборачивается к камере, вспоминая, что в углу должна была валяться его рубаха, но никакой двери нет и в помине. Она просто исчезла, и взгляд упирается в неровную черную стену...

Вокруг теперь непроглядная, всепоглощающая тьма. И абсолютная, мертвая тишина, нарушаемая лишь рваным дыханием трикстера.