– Оно здесь! – в голосе не испуг. Паника. Настоящий темный ужас, лишающий способности анализировать происходящее, – оно пришло!

– Очнись, брат! – Тор чувствует, как страх младшего передается ему, липкими щупальцами обхватывая тело, – здесь ничего нет! Мы одни!

Бог Безумия поднимает окровавленное лицо к брату и, трясущейся рукой дотрагиваясь до своей груди, шепчет:

– Во мне... Оно снова во мне...

И хрупкое тело прошивает очередной судорогой. По подбородку стекает кровь...

Тор уже не чувствует боли от ожогов. Он судорожно сжимает брата и отчаянно перебирает в голове варианты...

Успокоительное! Оно должно замедлить сердцебиение!

Времени на размышления нет. Да и, в общем-то... громовержец как-то не верит, что положение может ухудшиться еще больше. Поэтому он выхватывает из ящика склянку из черного стекла, вырывает пробку и буквально насильно заливает раствор в рот младшего. И зажимает рот трикстера, чувствуя, как скользит под ладонью изуродованная плоть губ. Локи давится, дергается, вырывается... А Бог Грома прижимает брата к постели и шепчет в холодное ухо, касаясь губами прядки слипшихся волос:

– Потерпи... Пожалуйста, только терпи!

Несколько тяжелых, наполненных болью минут – и вдруг маг расслабляется, приваливаясь к груди Тора. Синева медленно сходит, растворяясь... И Бог Грома чувствует, как к глазам подкатывают слезы...

Локи слабо шевелится и тихо выговаривает:

– Спасибо...

Громовержец мягко прикасается губами к уголку рта брата и, слизнув крупную каплю, стекающую на подбородок, отвечает:

– Что бы ни было внутри – оно никогда не поможет тебе. А я – рядом. Всегда, слышишь?

И целует закрытые глаза.

Сознание оставляет измученное тело легко... Тор почти чувствует это. Как откидывается голова младшего, как выравнивается постепенно тяжелое хриплое дыхание...

Он мягко отнимает трикстера от себя и укладывает на живот, осторожно пододвигая его правую руку. По всей ее длине – уродливая воспаленная ссадина. Локоть разбит. Ссажен до мяса. На обожженном, покрытом язвами от наручников запястье – широкий темный синяк. Предплечье чуть припухло, как обычно бывает если треснула кость, а под воспаленной кожей проступают тонкие черные линии...

Тор закусывает губу и прижимает ткань, пропитанную антибиотиком к первой ссадине. И благодарит всех богов за то, что младший сейчас без сознания.

***

Наконец наложен последний шов, и Тор устало ложится рядом с братом. Тягучая тишина заливается в уши. Обволакивает разум... Время будто остановилось. За окном – полная луна. Как в ту ночь, когда Локи не стало... Мысль глухой болью устраивается где-то глубоко в груди. Накатывает вдруг смутное беспокойство, какой-то тянущий страх... И Бог Грома прижимает подрагивающие пальцы к артерии мага.

Кровь слабо толкается под прозрачной кожей, и громовержец вдруг понимает, насколько тонка сейчас нить, удерживающая трикстера в мире живых.

Нет... Не в этот раз. Он больше не отпустит младшего от себя. Не даст ему умереть.

И вдруг, прерывая мутную полудремоту, под потолком вспыхивает яркий слепящий свет.

На пороге стоит Фригг, с ужасом смотря на сваленные в кучу трупы...

И тут же Локи, резко дергаясь, широко распахивает глаза.

– Мама? – почти беззвучно проговаривают чуть подсохшие губы, и по бледной щеке ползет крупная прозрачная капля, ярко блестящая в сиянии светильников.

***

Тор накрывает тонкие пальцы трикстера ладонью и успокаивающе сжимает. А Фригг опускается на колени рядом с трупом мужа, поднимает на братьев наполненные ужасом глаза и тихо спрашивает:

– Кто из вас это сделал?

Бог Безумия вздрагивает, бросает на старшего быстрый, наполненный болью взгляд и глухо выговаривает:

– Я. Это сделал я.

И Тор чувствует, как лопается что-то в воздухе.

Верховная Богиня поднимается на ноги. И когда она начинает говорить – в ее голосе звучит металл:

– По закону я должна назначить казнь. За все что ты сотворил. Но это будет слишком милосердно. Поэтому я изгоняю тебя. В Мидгард. В тот мир, который ты с такой жестокостью уничтожил, – и жестко добавляет, глядя в глаза приемного сына, – я не ожидала от тебя подобного, Локи. Ты разочаровал меня.

– Ты вот так вот вышвырнешь его? В таком состоянии? – растерянно выговаривает Тор, – это ведь...

– Жестоко? – спрашивает Фригг, – конечно. Но это даже близко не сравнится с деяниями, совершенными им. И с тем, как он накажет себя сам, – и снова обращается к трикстеру:

– Воины доставят тебя к Мосту.

– Нам не нужна охрана, – тяжело выговаривает Бог Грома, поднимаясь с постели, – я сам позабочусь о своем брате.

На секунду воцаряется гробовая тишина, а потом Верховная Богиня холодно отвечает:

– Ты только что добровольно отказался от трона, Тор, сын Одина. Забирай предателя и уходи. Вас не должно быть здесь через час.

И выходит, щелчком пальцев погружая комнату во мрак...

Глава 22. "Изгнание".

Локи еще несколько минут лежит без движения, судорожно уткнувшись лицом в подушку, а потом с глухим стоном садится, цепляясь за плечо Бога Грома.

– Я отнесу тебя, – выговаривает Тор, останавливая попытку подняться на ноги, – тебе нельзя идти.

– Прости... – голос трикстера пустой, отдающий какой-то холодной отстраненностью, – я не хочу, чтобы ты лишался трона. Тебе не обязательно идти со мной... Я найду какой-нибудь угол и...

Громовержец качает головой и целует младшего в лоб.

– Мне не нужен трон, Локи. Я буду с тобой.

И встает, чтобы собрать в походный мешок хоть какие-то вещи.

Перекладывает лекарства из коробки...

Трикстер так и сидит на краю кровати, неестественно выпрямив спину. Тор чувствует на себе его взгляд. Он будто проникает под кожу, забирается в самую душу... Брат всегда умел смотреть так. И Бог Грома, не выдерживая, ставит сумку на пол и опускается перед младшим на колени. Целует тонкие пальцы и тихо спрашивает:

– Что не так, брат? Ты не хочешь, чтобы я был рядом?