Теперь он мертв. Как и все, что когда-либо жило...

Пронизан смертью. Сочится ею.

Огромные, полуоткрытые двери появляются совсем близко – неожиданно. Тор и не рассчитывал дойти так быстро.

Дорогу мгновенно преграждают воины, с закрытыми платками лицами. Видны только глаза... Да нет. Не глаза. Пустые выжженные глазницы внимательно смотрят на Бога Грома.

И вдруг глухой, до боли знакомый, голос, доносящийся из мрачной утробы капища:

– Пустите его... Пусть войдет.

Стражники синхронно отступают, створки бесшумно отворяются... И в нос ударяет безумный, вышибающий сознание, запах крови.

Громовержец делает неуверенный шаг во мрак, и дергается от похоронного звука захлопывающихся дверей.

______________________________________________________

Первая часть главы. Вторую выложу чуть позже. Извините, за неудобства.

Глава 12 (часть 2). "Я пил ее ужас".

Болезненный белесый свет, заливающий жертвенник в центре зала... Сияние идет откуда-то снизу, из щелей в полу... и от этого подсвеченная, полуобнаженная фигура брата кажется чем-то гротескно-абстрактным. Будто пародией на себя.

А Локи поднимается на алтаре в полный рост и улыбается, обнажая идеально ровные белоснежные зубы.

– Иди сюда, брат...

И тянет худые окровавленные руки.

Безумие. Жуткое, тяжелое безумие. Светящиеся красные глаза...

– Знаешь, каково это – приносить жертвы самому себе? – Локи наклоняет голову набок и разглядывает старшего. Смотреть на трикстера снизу вверх непривычно. Но в данный момент – правильно... Тора передергивает от этого чувства, а маг продолжает, будто довольный произведенным эффектом:

– О да, мне приносят жертвы ежедневно. Тысячи жизней... Но это не сравнится с жизнью, которую ты отнял сам... Их страх... Он – как наркотик... И я наркоман, брат. Наркоман. – Неожиданно горько заканчивает Бог Безумия и просит:

– Подойди. Пожалуйста.

И Тор делает шаг. Еще один...

Нога запинается обо что-то мягкое, влажное, тяжелое... Громовержец опускает глаза и выдыхает сквозь сжатые зубы: лежащая лицом вниз девушка. Светлые волосы слиплись от крови, из-под груди растекается темная густая жидкость.

Переступает через труп и бредет дальше. Ближе...

Совсем близко к каменному алтарю, две плоские ступеньки...

И захлестывающий ужас...

Что ты творишь, брат?!

Мертвый ребенок у ног Локи.

Девочка, с разодранной грудной клеткой.

Тело настолько изуродовано, что...

– Ты прав, брат... – певуче тянет Лофт, – я убивал ее долго... Я пил ее ужас... Он тут теперь, – тонкая ладонь дотрагивается до груди, – во мне... И мне не больно.

Трикстер вдруг спрыгивает с возвышения и нервно щелкает пальцами. Под потолком формируется несколько зеленоватых сгустков, а жутковатый свет из трещин в полу притухает.

– Почему ты молчишь, Тор?

Голос Бога Безумия неуловимо меняется... Глаза младшего лихорадочно блестят, уголок рта приподнят в кривой улыбке... А на теле старые шрамы. Внизу живота, на ребрах... Не исчезли. Будто напоминание, будто дополнительные клейма...

– Я не знаю, что сказать, – Бог Грома делает осторожный шаг к брату.

– А что бы я хотел услышать? – Лофт резко проходится взглядом по лицу старшего.

– Может, то, что ты чудовище?

Слова вылетают сами собой. Тор не успевает даже подумать о сказанном...

Лицо трикстера дергает болезненная гримаса. И Тору кажется, что он только что влепил младшему пощечину.

– Чудовище... – смакуя каждый слог, проговаривает Бог Безумия, – знаешь... Это правда. Это я. Вот это все, – Локи проводит ладонью по окровавленной груди, задевает пальцами клеймо, обводит широким жестом весь Храм, – все это – я. Тварь. Чудовище. Меня стоило бы убить. Но этого никто не сделает. Знаешь почему? – тонкие пальцы скользят по волосам, приглаживают растрепавшиеся пряди. – Потому что этой помойке – нужен огонь. Очистительный погребальный костер. И я его обеспечил, – голос мага становится все отчетливей, пробирает до костей, – я подарил им смерть. Они больше не будут мучить себя и эту многострадальную планетку... И ты, Тор... Я хочу чтобы ты видел... Все. Все, что я сотворю. Твой неродной брат-предатель.

Громовержец осторожно кладет руку на худое плечо. Сжимает...

– Локи, никогда не поздно остановиться. Мы можем...

И трикстер хохочет, прерывая старшего. Сбрасывает с плеча его руку и холодно выговаривает:

– Больше нет никаких «мы». И никогда не будет.

***

Женщина в бесформенных, переливающихся серебром одеждах сидит на камне, закинув ногу на ногу. Явно, что обстановка ей привычна. Она чувствует себя дома.

Напротив нее, в черном офисном кресле – мужчина, с зажатой в уголке рта сигаретой. Он выглядит настолько чужеродно на фоне голых серых скал, что кажется вырезанным. Впрочем, это не мешает ему, самодовольно улыбаясь, разглядывать собеседницу.

– Твое время истекло, – выговаривает он, сделав очередную затяжку, – я пришел забрать то, что мне положено.

Хель усмехается, проводя ладонью по шершавой поверхности серой глыбы.

– Не думала, что мое время уйдет так скоро. Но я не жалею. Пусть я умру, но моя смерть будет знаменовать мою победу. Мою месть.

– Не совсем понимаю все это... – тянет Самаэль, – какая месть в том, что произошло? Локи живет, получает от процесса явное удовольствие... Уже не говоря о пользе, которую он приносит.

И Владычица Смерти тихо смеется. В ее смехе торжество.

– Все восхваляют твой незаурядный интеллект, твою проницательность... Но ты не увидел очевидного. Твой трикстер уже зависим. Он не может без крови. А когда все кончится... – Хель мечтательно улыбается, – проклятие, на которое ты дал мне силы – потеряет свою власть над Локи. А память и жажда чужой смерти – останутся. Представь его вечную боль... Это хуже, чем твой хваленый ад.

Сатана изображает восхищение, лениво хлопая в ладоши. Но в его глазах, не смотря на показное безразличие – что-то похожее на беспокойство. Которое, впрочем, вскоре исчезает.