Почему так темно? Разве такая тьма возможна? Чтобы ни проблеска...

А может...

Громовержец вдруг вспоминает, что у него должны быть глаза. И если их открыть...

Свет врывается в разум сумасшедшей вспышкой. Серый, неяркий свет. Но Тору кажется, что он взглянул на солнце.

И черные волосы, щекочущие лицо.

Бог Грома нежно запускает пальцы в эти растрепанные пряди, поглаживает затылок, поражаясь холоду, исходящему от лежащего рядом существа. Существа, которое он... любит?

Имя, вспыхивающее в сознание. Будто выжженное в памяти.

Локи.

Младший брат.

Тор приподнимается на локте и поворачивает трикстера на спину.

Синяя, испещренная узорами кожа. Черные тонкие губы чуть приоткрыты...

– Локи... – насколько же странно выговаривать слова... Тору кажется, что он не говорил целую вечность.

– Брат, мы... вернулись. Очнись!

Маг почти судорожно дергается, обхватывает себя руками за плечи, закусывает губу... И синяя окраска сходит. Исчезают и узоры, и полосы... И лед уступает привычному холоду тела младшего.

– Открой глаза, – умоляюще просит Тор. В сознании навязчиво мелькают пустые глазницы, из которых по щекам лениво текут крупные капли крови, смешанной с гноем.

Веки трикстера чуть вздрагивают и приподнимаются. И Тор тонет в изумрудном взгляде. Так, по крайней мере, ему кажется...

– Я должен... – маг силится подняться, – должен выйти. Мне нужно на улицу!

– Я отнесу тебя, – Бог Грома поднимается и осторожно подхватывает младшего на руки, – ты просто слишком долго был без движения. Пара часов – и ты восстановишься. Ведь твоя магия теперь с тобой. Я же прав? – с надеждой спрашивает Тор, заглядывая в зеленые глаза.

– Со мной пока все будет нормально. Пока Оно не вырвется.

– Оно не вырвется, – Бог Грома распахивает дверь, – я позаботился об этом.

– Ничто не вечно, – жмурится от света маг, обнимая брата за шею, – когда-нибудь оно выскользнет.

Тор наклоняется и целует младшего в губы. Осторожно проникает внутрь, гладит языком... И Локи отвечает. Жадно впивается в губы громовержца, почти больно... Тонкие пальцы вцепляются в волосы, стягивают пряди. А трикстер тихо постанывает, закрыв глаза, полностью отдавшись поцелую. А потом резко отстраняется и, изворачиваясь, выскальзывает из рук брата, становясь на землю.

И Тор едва успевает подхватить его под локоть.

– Тебе было очень больно? – вдруг спрашивает маг, – я ведь вцепился в твое сердце...

– Я уже не помню, – осторожно отвечает Тор, пытаясь говорить естественно, чувствуя, как проходит дрожь в груди от воспоминания боли пронзившей все существо, – наверное, нет.

– Не лги мне! – Бог Безумия вырывает руку и отступает на шаг, едва не падая, – я всегда знаю, когда ты лжешь!

– Я... – громовержец сглатывает и мягко касается пальцев младшего, – просто не хотел...

– О, да! Не хотел волновать свихнувшегося брата. Конечно. Я понимаю.

И вдруг буквально впивается в нижнюю губу, отчего по подбородку ползут капельки крови...

– О, Боги... – шепчет маг, – прости... Я сожалею!

И оседает на землю, к ногам Бога Грома. Сжимается в комок, обхватывая себя за плечи.

– Все по кругу... – голос совсем слабый, болезненный, – я не думал, что снова буду терять контроль до такой степени... Я так не хочу!

– Так не будет, брат, – Тор присаживается рядом и кладет руку на плечо младшего, – хочешь, мы сейчас пойдем гулять?

Локи как-то робко поднимает глаза и, наклоняя голову набок, неуверенно спрашивает:

– Ты... не обиделся?

Горло пережимает спазмом, и Бог Грома только сильней притягивает трикстера к себе.

– За что бы я на тебя обиделся, брат? Это ты должен... Я ведь так долго не видел тебя... Отталкивал, боясь общественного мнения... – Тор сглатывает, – если бы я раньше... Раньше сказал тебе, что чувствую...

Локи с грустной улыбкой качает головой и накрывает ладонь Бога Грома своей. Как тогда, в камере сознания. Накатывает ощущение дежавю.

– Ты бы не сказал, Тор, – маг сжимает пальцы старшего, – ты думал тогда, что я всегда буду рядом, и ты еще успеешь. А потом, после Йотунхейма и Бюлейста...

– Не надо, – перебивает трикстера Тор, – ты не должен думать о нем. И вообще... обо всем этом.

– Если бы я мог, – болезненно кривит губы Локи, – это постоянно перед глазами... Я думал, когда Оно уйдет – мне будет легче, что если не напоминать, все забудется. Но... эти образы, их не прогнать. Ты же видел мое сознание...

– Еще не так много времени прошло, – Бог Грома поднимается и помогает встать младшему, – мы забудем вместе. Я обещаю. Тебе станет легче. Со временем...

Трикстер одергивает рубашку и почти с отвращением рассматривает исхудавшее предплечье. И вдруг удивленно выдыхает:

– Взгляни, Тор! Их нет! Они исчезли!

Бог Грома перехватывает изрезанное шрамами запястье мага, прижимается губами к предплечью, целует эту гладкую чистую кожу... И шепчет:

– Видишь? Все будет хорошо... Боли больше не будет. Я буду с тобой.

А Локи поднимает лицо брата от своей руки и нерешительно тянется к губам старшего. Будто не зная, может ли начать поцелуй первым?

– Я могу?.. – все же спрашивает он, останавливаясь буквально в сантиметре.

В ответ Тор просто кладет ладонь на затылок мага и притягивает младшего к себе. Зачем слова, если можно сказать прикосновением?

***

Жарко горит камин, за окном уже совсем темно... Воет ветер, ударяет в стекло...

Бог Грома сидит у огня, бездумно поглаживая исполосованную шрамами спину Лофта, полулежащего рядом. Тут же стоит бутылка виски, которую Локи нашел на книжном шкафу, когда разбирал книги. И теперь, когда половины бутылки нет, а по телу разливается умиротворяющее тепло, хочется просто вот так вот сидеть на полу и ни о чем не думать...

– Я бы хотел вернуться на то озеро, – вдруг задумчиво говорит трикстер, водя кончиками пальцев по браслету, – ты так... ярко о нем вспоминал. Обо мне... Я был другим раньше. Да?

– Ты... – Тор замолкает, не зная, что сказать, – я никогда не думал об этом в таком ключе, – наконец, находится он, – я люблю тебя любого.