— Нагаш не может потерпеть неудачу. Потерпеть неудачу означает принять тот факт, что он совершил ошибку. Согласиться, что разгадали кто он такой, кем был и кем будет, — произнёс Аркхан.

— Неужели всё так плохо?

Аркхан опёрся на свой посох, прижав к нему голову.

— Хорошо это или плохо, Нагаш ближе к богу, чем все остальные в этом умирающем мире. Отними у него его уверенность, и это искалечит его, и соответственно, погубит нас всех.

— Высокомерие привело его на этот путь, и высокомерие же проведёт его, — сказал Влад. Он покачал головой и вздохнул. — Всё больше и больше я убеждаюсь, что Маннфред не является его самым преданным слугой, проводя между ними аналогии.

— Маннфред дурак. Нагаш-нет, — Аркхан посмотрел на Влада. — Почему ты не сообщил ему о том, что выжил? Он думает, что ты встретил свой конец в Сильвании от рук твоей любовницы.

— Если честно, я немного удивлён тому, что он всё ещё думает, что я мёртв, — пробормотал Влад. Он нахмурился, и на секунду Аркхан решил спросить его насчёт Изабеллы. То, что Боги Хаоса вернули её, было для него неожиданностью. Не было ничего вне их власти, и такое воскрешение было лишь примитивным трюком для таких сил. Но он не поддался. То, что Влад думал об этом, было важно. Всё, что имело значение, это то, что он продолжил служить.

— Он никогда не был очень наблюдательным в делах, в которых затронуты его интересы. Он хотел, чтобы ты был мёртв, значит ты мёртв, — сказал Аркхан. — Это величайшая слабость и величайшая сила. Ложь стимулирует его, питает высокомерие, которое придаёт ему сил.

— Совсем как Нагаш, — произнёс Влад с улыбкой того, кто думает, что победил.

Аркхан поёжился. Он не ответил. Пусть вампир думает, что хочет. За все эти годы, которые он провёл в борьбе с Маннфредом, он забыл, насколько более смертоносным был первый фон Карштайн. Маннфред, при всех своих недостатках, не был философом. Он был прагматиком, сосредоточенным на материальном мире. Скорее ремесленник смерти, нежели актёр. Несмотря на все свои притязания на аристократичность и все его утверждения, что мировой трон был его по праву крови, Маннфред был неопытной мелкой тварью.

Влад же, с другой стороны, был его полной противоположностью. Он черпал знания из записей Нагаша не делая вид, что всё знает, он учился методом проб и ошибок. Он сражался за всё, что у него было, и ему не нужно было то, ради чего он не пролил и капли крови. Маннфред планировал всё ради единственной, высшей цели, словно стрела, попадающая в цель. Влад, напротив, был подобен мечу, способному на большее, нежели просто проткнуть сердце врага.

— Разве я когда-нибудь был таким же высокомерным, как Нагаш? — спросил Влад. — Разве я когда-нибудь был таким же слепым, как Маннфред?

Аркхан взглянул на вампира.

— Это ты мне скажи, — произнёс он спустя мгновение.

— Неферата точно так думала, — сказал Влад и усмехнулся. Он потёр тяжёлое кольцо, которое украшало его палец. — Она никогда не выносила высокомерия.

— Нет…не выносила, — Аркхан отвернулся от него. Влад улыбался.

— Они с Изабеллой имеют…имели много общего. Я думал когда-то, что я смогу сделать из неё королеву. Когда она сопротивлялась, когда она обратила моё высокомерие против меня, шипя и отплёвываясь, я понял, что в этом нет нужды. В первый раз, когда она повысила на меня голос в гневе, я почувствовал, как моё сердце воспылало, — Влад склонил голову. — Случалось ли подобное с тобой, игрок? Заключённый, раб, любовник…столько масок между вами. И теперь, лишённый их всех…

Аркхан ничего не ответил. Влад подождал. Когда стало понятно, что ответа не последует, он вздохнул и пожал плечами.

— В этом-то и заключается вся печаль. Любовь, эта самая редкая из алхимий, теряется так легко, когда меняется ветер, а на горизонте вспыхивают пожары. К счастью, для некоторых, невзгоды лишь добавляют силы этой любви.

Аркхан повернулся, чтобы увидеть, на что смотрит Влад. За ними выстроились Дракенхофские храмовники. Когда-то верные Владу, они по большому счёту присягали главе рода Карштайнов, и преклонили колени перед Владом, когда тот воскрес. Из внутреннего круга остались лишь несколько. Граф Никтолос встретил свою судьбу в песках Великой пустыни, а дородный монстр Альберахт Никтус, Дракенхофвский Потрошитель, погиб, защищая печально известное здание и множество сильванийских крестьян, укрывшихся в нём, от демонов, которые казались ещё большими монстрами, чем он сам.

Из тех, кого он знал, и тех, кто помогал ему возрождать Нагаша, остались только двое — Эрикан Кроуфинд и Элиз фон Карштайн. Угрюмый бретоннец в своей тёмной лоскутной броне сидел рядом с красноволосой женщиной Карштайнов, оба они сидели верхом на конях-каннибалах из конюшен Штерниста. Он увидел, что их руки почти соприкасались, пальцы едва переплетены. Любовь не была чем-то запретным среди мертвецов, ибо Нагаш мало что в ней понимал, кроме разве что стимула. Но она была редким явлением. Влад украдкой посмотрел на них непроницаемыми глазами.

Если бы он только мог, Аркхан улыбнулся бы. Вместо этого он позволил взгляду блуждать от одного храмовника к другому. Карштайны, большинство из них, хотя среди них были те, на чьих лицах можно было заметить сходство с их прародителями. Кровавые драконы с жестокими глазами, хитрые Ламийцы, даже один или два жестоких Стригоя, облачённые в побитые доспехи и сжимающие грозное оружие. Была и ещё одна, чьё лицо напоминало мрамор.

Эльдира из Тиранока была эльфийкой, по крайней мере когда-то. Она была единственной выжившей из обречённой попытки спасения Эльтарионом Мрачным Вечного дитя, её кровь использовали для ускорения духа Нагаша в его тёмной тюрьме в последние моменты в Девяти Демонах. Она пала в последней роковой битве, но Маннфред, охваченный одной из своих прихотей, сжалился над ней. Ну что-то в этом роде.

Теперь она сидела верхом на своей лошади, такая же мёртвая, как и остальные Дракенхофские храмовники, и такая же кровожадная, как и все остальные, которых обратил Маннфред. Эльфийка заметила его внимание и встилась с ним взглядом. В её глазах не было ни малейшего намёка на её мысли. Пока он смотрел, Элиз наклонилась к ней и прошептала что-то Эльдире, и эльфийка отвернулась.

— Это не первая ошибка, которую совершает Маннфред, но она может оказаться последней, — произнёс Влад. Аркхан посмотрел на него. Влад указал на Эльдиру.

— Но всё же я впечатлён, что это вообще произошло. Это редкость, когда кто-то из нашей породы сотворён из чужой плоти.

— Твоей породы. Не моей, — заметил Аркхан.

— Но даже ты любуешься его мастерством. Люди рождены, чтобы умереть. Они становятся на путь, в конце которого они станут трупом, с первым пронзительным криком при рождении. Но взять существо жизни, существо, которое не знает смерти, и обратить его…А, ну да ладно, — Влад покачал головой. — Маннфред всегда был креативным. В ограниченном значении этого термина.

— Да. И глупым. Он насмехался над ними, — произнёс Аркхан. Влад проследовал за его взглядом и нахмурился.

— Ну, это едва ли можно считать чем-то удивительным, не так ли? — усмехнулся он. — Вести себя неразумно всегда было его чертой. Всё из-за высокомерия, которое ты упомянул ранее, я думаю. Он не мог представить себе поражение или предательство, автором которых он не являлся.

— Ну тогда он сильно удивиться, — сказал Аркхан. Он посмотрел на Влада, а затем на Нагаша. Бессмертный король не обращал внимания ни на живых, ни на мёртвых, вместо этого общаясь с роем душ, создавших алеф в последующие моменты после поглощения богов Нехекара так много месяцев назад. Аркхан снова посмотрел на Влада.

— Стало быть, ты уверен?

— Если бы я не был, я бы ничего не говорил. Я не стану прятаться от него, — мягко произнёс Влад. Он нахмурился. — Маннфред это яд, он всегда им был. Он коварен и неуправляем. Он не признаёт никого, кроме амбиций, и не слушает советов, кроме тех, что рождаются в чёрной пене, которая плещется в его голове. Из-за него случилось слишком много трагедий, слишком много печали сопровождало их. Хотя я неохотно, но признаю, что Маннфреду удалось пошатнуть столпы небес и земли. И единственный способ заделать получившиеся трещины…ну, — он печально улыбнулся. Эмоция, которую отметил Аркхан, не достигла его глаз.