Он знал, что уповает на любопытство и, возможно, даже на ошибочную честь живых. И это доверие не было напрасным. Ни одной стрелы, пули или заклинания не было выпущено по нему, когда его конь бездны приземлился на вершину возвышающегося валуна прямо перед линией поднятых щитов. Он помедлил мгновение, наслаждаясь вниманием. Он так долго оставался в тени, разжигая небольшие войны, что уже практически забыл, каково это быть источником страха. Однажды, очень давно, он уже сталкивался с объединившимися людьми и гномами. Его радость уменьшилась, когда он вспомнил, чем закончилась битва за Хель Фенн. Несмотря на всю его силу он был сражён в момент его величайшего триумфа.

А теперь он был лишь одним кошмаром среди множества. Маннфред покачал головой и улыбнулся.

— Ну ладно, — пробормотал он. — Лучшее ещё впереди, — он выпрямился и произнёс:

— Итак — кто будет говорить со мной? — его голос услышали все. Живые были почти также безмолвны, как и мёртвые. Маннфред расплылся в улыбке.

— Выходите, не стесняйтесь. Все мы люди одного мира, и разве моё присутствие не является гарантией хорошего поведения? Кто это будет? Император без империи? Или один из изгнанников славного Ультуана, которые теперь наводнили эти берега словно полевые мыши? Давайте, давайте, сделайте шаг вперёд и впишите своё имя в историю как тот, кто протянул руку дружбы Бессмертному королю, — произнёс он. — Вы звали, и мы пришли. Уж не прогоняйте нас на ночь глядя.

Это была хорошая речь, насмешка и предложение смешались в ней в равной степени. И она произвела желаемый эффект: высокая фигура, облачённая в тёмно сверкающую броню, вышла вперёд.

— Говори то, что собирался, мразь, и затем проваливай, — сказал Малекит. Его бронированная маска смерти придавала его словам странный металлический звук, и Маннфред почувствовал холод. Здесь был кто-то похожий на Нагаша, обладавший велико силой. Он чувствовал сырую эссенцию магии, исходящую от Короля-колдуна, и на мгновение он почувствовал, как его решимость пошатнулась.

Маннфред наклонился.

— А если я захочу остаться? — выплюнул он.

— Ну тогда мы убьём тебя и забудем, — произнёс второй человек в маске. Шелестя мантией, Бальтазар Гельт вышел вперёд и встал рядом с Малекитом. — У твоего хозяина куча марионеток, вампир. Одной больше, одной меньше не имеет значения.

Маннфред лениво улыбнулся. Хотя он и чувствовал силу, которую Гельт держал в своих блестящих лапах, он чувствовал себя более уверенно с бывшим домашним животным Влада.

— Ах, Гельт. Дважды предатель, сначала Империи, а потом Влада, — он покачал головой. — Бедный Влад…Ему могла потребоваться твоя помощь, знаешь ли. Перед смертью, я имею в виду.

Гельт напрягся, и Маннфред разразился смехом.

— А теперь ты стоишь здесь, — он искоса посмотрел на Алариэль, стоявшую за спиной Малекита. — Я бы не стал ему доверять, моя леди. Этот трус та ещё змея. Ибо его сердце насквозь прогнило хитростью и злобой.

— С этим ты знаком не понаслышке, — произнёс Карл Франц. Он не смотрел на Маннфреда, и тот знал, не оборачиваясь, что Император смотрел на Нагаша. И, что более странно, Нагаш смотрел на Императора.

Возмущённый Маннфред уставился на человека.

— Я знаю лишь то, что ты реликт умирающего мира. Какая от тебя польза теперь, а? Государственный деятель без государства, тиран, лишённый власти. Даже мертвец был бы полезнее тебя, Карл Франц, последний из прогнившего дома и монарх-неудачник. Я нарекаю тебя Путаником Веры и Повелителем дураков, — сказал Маннфред, сотворив знак молота в насмешливой манере. Император посмотрел на него, и Маннфред опустил руку. Дым поднимался с его пальцев, и он покачал головой, чтобы разогнать его. Даже сейчас символ Зигмара имел над ним власть.

— К счастью у тебя нет такой власти, — ответил Карл Франц. — Только один вампир был наречён выборщиком, и его здесь нет.

Маннфред моргнул. На секунду его захлестнуло искушение подлететь к нему и вырвать человеку глотку. Но он удержался. Сейчас было неподходящее время, чтобы совершать глупые поступки. Он облизал губы и посмотрел на Малекита, демонстративно игнорируя человека.

— Вы приказали, чтобы я сказал то, зачем пришёл, поэтому я так и сделаю, могучий эльф-король, — он вскинул руку, чтобы указать на причудливую армию, раскинувшуюся до горизонта.

— Великий Нагаш, Повелитель Потустороннего мира, Бессмертный король и Верховный правитель всего мёртвого желает вступить в переговоры.

Аркхан Чёрный наблюдал, как Маннфред спорит с последними правителями живого мира, и думал, что при других обстоятельствах, армия, окружавшая его, прибыла бы сюда по другим причинам. Вместо триумфальной осады, однако, они пришли в поисках союзников для последней отчаянной авантюры.

Мысль вызвала немного радости. При жизни он был известным игроком и чемпионом по долгам. Именно поэтому Нагаш включил его в свой план империи. И вот он стоит здесь, поставив на кон то немногое, что у него оставалось, в надежде на последний великий бросок кости. Он протянул руку и коснулся обугленного пятна на робе. Чёрная метка имела форму руку, руки Вечного дитя, Алиатры Ультуанской. В её последние мгновения, прежде чем Аркхан перерезал ей глотку, эльфийская принцесса ударила его. Что-то произошло между ними, хотя он и не мог сказать, что именно. Что бы это ни было — проклятье, благословение или что-то среднее — оно всё ещё было в нём. И оно становилось сильнее.

Аркхан поднял голову, изучая кольца звёзд и измученные небеса. В них не было ответов. Музыка сфер приобрела звуки диссонанса и стала болезненной. Предзнаменования показывали лишь ложь, а пророческие духи выдавали полный бред, даже когда сам Нагаш задавал им вопрос. Потусторонний мир был в замешательстве, и боги людей были мертвы или ослаблены.

Великая работа была уничтожена. Бессчётное количество тщательных приготовлений, раздоров и конфликтов, и всё впустую. Мысль не была такой тяжёлой, как он опасался. По правде говоря, оно того стоило, лишь бы увидеть поражение Бессмертного короля. Хотя его разум и душа давно были проданы Нагашу, какая-то искра человека, которым он когда-то был, всё ещё осталась. Какая-то частица того циничного, острого на язык негодяя с чёрными зубами и безвкусной одеждой всё ещё теплилась в нём и, возможно, становилась сильнее, когда внимание Нагаша было отвлечено чем-то более важным. И этот фрагмент, призрак призрака, был безмерно рад затруднительному положению Нагаша.

— Ирония-прекрасная вещь, если ты не являешься её жертвой, — сказал кто-то за его спиной. Аркхан обернулся. Он был окружён стаей закутанных в робы и капюшоны послушников — личей, вампиров, некромантов — все последователи Великой работы. Погребальные священники, последователи бедного мёртвого В’сорана, и те немногие уцелевшие живых практикантов Геометрии трупов — все собрались под его командованием. Но тот, кто говорил, был не из их числа, он был таким же уникальным, как и сам Аркхан. Он носил плащ с капюшоном, скрывающим его личность, но комплекцию воина и аристократическую осанку спрятать было трудно.

— Я никогда не наслаждался неудачами других, — ответил Аркхан.

Фигура в капюшоне засмеялась.

— Ты забыл, я играл с тобой в кости, Аркхан. Я знаю, каким человеком ты был, и каким являешься и сейчас.

— А кто ты такой?

— Тот, кто чтит свои долги.

Аркхан отвернулся.

— Жаль, что ты не достиг Аверхейма вовремя. Ты бы мог всё изменить.

Фигура в капюшоне посмотрела на него.

— Жаль, что наш господин и хозяин не удосужился выслушать меня, когда я предлагал встать на защиту Империи. А теперь посмотри, где мы оказались. Последнее место, где бы каждый из нас, и особенно он, хотели бы оказаться.

— Про кого ты говоришь? Про Нагаша…или твоё несчастное потомство?

— Про обоих, я думаю, — произнёс Влад фон Карштайн. — Но в особенности про Нагаша. Маннфред понимает, что неудача влечёт за собой возможности так же, если не лучше, чем успех при определённых обстоятельствах. Нагаш, я думаю, этого не понимает, — Вампир посмотрел на возвышающуюся впереди фигуру Нагаша, будто испытывая его.