— Да? И как обстоят дела на родине?

— Плохо. Эпидемия охватила весь север. Вымерли тысячи людей, целые деревни и города. Большие города закрыли ворота, чтобы никто не мог войти, и еще тысячи людей замерзли прямо там, тщетно ожидая помощи.

— Да, очень скверно.

— Очень скверно, — повторил Стефан. И тут его голос стал неожиданно жестким — сержант даже вздрогнул. — Наш народ страдает, но теперь я знаю, что в этом виновен один человек!

— Что? О чем вы говорите, капитан?

— Грубер в ответе за этот мор — он и его адские приспешники.

— Стефан… тебя могут повесить за такие слова.

— Это письмо из храма Зигмара в Остермарке. Вот печать жреца и подпись личного врача графа.

— Его врача? Генриха? Того, что исчез несколько месяцев назад?

— Его самого. Он не исчез, а сбежал. Он знает правду.

— Правду? О болезни старика? Капитан, я ничего не понимаю.

— Жаль, что он не умер много лет назад! Ублюдок! Я сам его убью.

— Убьете его, капитан? Что вы такое говорите? Это же безумие. Остыньте.

— Безумие, Альбрехт? О да, это безумие, но отнюдь не мое. Мерзавец! Он наградил меня этим шрамом. Он дал мне… эту… эту печать Хаоса. Он убил моего деда и изгнал моего отца.

— Это не он, Стефан, — попытался увещевать разбушевавшегося друга сержант. — Твой дед сам выбрал свою судьбу.

— Сам? Нет, Альбрехт, это ложь, которой нас так долго кормили.

— Как так?

— Вот, прочти. Прочти!

Альбрехт, смущенный и встревоженный, пробежал глазами письмо. Печать внизу и правда принадлежала жрецу Зигмара — молот с двухвостой кометой, — и подпись была-таки подписью доктора Генриха. Вчитавшись, Альбрехт онемел.

«…раскрыл секрет, который проклятый выборщик надеялся предать забвению много лет назад — правду о казни твоего деда — Великого Выборщика Питера фон Кесселя, несправедливость, призванную отвести вину от настоящих преступников — придворных Остермарка под предводительством главного предателя — Отто Грубера, истинного поклонника падших богов Хаоса…»

— Что это значит? — мрачно спросил Альбрехт.

— А то, что моего деда несправедливо осудили и приговорили. Что Остермарк находится под властью предателя, разрушающего Империю изнутри. Теперь понятно, почему Грубер увел армию! Он хочет, чтобы силы Хаоса атаковали нас!

— Откуда ж нам знать, что в письме чистая правда? Может, это враг сеет раздор среди нас?

— Вот знак Зигмара! Ни одно вражеское отродье не смогло бы им воспользоваться.

— Этот жрец, Гунтар… Откуда мы знаем, что ему можно верить?

— Откуда… Он жрец Зигмара, дружище! Да что с тобой, Альбрехт? Как ты можешь сомневаться в словах жреца?

— Знаешь, Стефан, я никогда не был особенно религиозен. Пойми правильно, я прошу милости Маннана, когда всхожу на корабль, и молюсь Зигмару перед боем, но… Жрец — это всего лишь человек, а я не привык верить людям, которых не знаю.

— Вот как! Да разве это важно, если в письме — правда! Мое сердце знает это! — Стефан тяжело дышал.

Альбрехт вздохнул и приложил ладонь к виску, чувствуя неумолимое приближение головной боли.

— Пойми, Стефан, я как раз и боюсь, что в письме правда. Твой дед был хорошим человеком. Мы все пришли в ужас, когда… когда ему было предъявлено обвинение. Он был порядочнее, чем Грубер. Но то, о чем ты говоришь, парень, может привести к гражданской войне. Такие войны чуть не сгубили Империю. Они длились веками, Император Магнус едва справился с ситуацией. Теперь, когда Империя все еще под угрозой, ты хочешь начать очередную гражданскую войну?

— Я ему это так не спущу, Альбрехт. Ты же знаешь.

— Знаю, — вздохнул сержант. — А ты знаешь, что твои солдаты пойдут за тобой воевать с кем угодно, хоть с самим Грубером. Но разумно ли это?

— Я не собираюсь ломать голову, разумно это или нет, я просто убью его.

— Тебе придется стравить людей Остермарка друг с другом. Знакомых, друзей, даже родственников — и они будут убивать друг друга.

Лицо Стефана стало жестким.

— Но если Грубер и правда в союзе с темными силами, это не вопрос. Его нельзя щадить.

— Ага, понимаю. Но эльфы, капитан… Вроде бы наши люди отплывают с ними сегодня утром.

— Мы с ними не поплывем. Мы не покинем землю Империи, пока по ней свободно разгуливает Грубер.

— А приказ маршала?

— Но он же не знал всего этого. Сейчас он едет к Груберу — маршала надо догнать и предупредить.

— А-а, но ведь можно предупредить его и все же поплыть с эльфами. Думаю, Тренкенхофф справится.

— Как, хотел бы я знать? Остермарк и Остланд лежат в руинах, их армии уничтожены Великой Войной. Те, кто остался, уже присоединились к нам! Талабекланд? Да что там — их солдат едва хватит, чтобы защитить стены Талабхейма. Где ж маршалу взять армию? В Миденланде? В Рейкланде? Там, конечно, есть армии, но до Остермарка они будут добираться не один месяц, и сердце Империи останется совсем беззащитным. Так что выхода нет, а я не позволю никому отнять у себя радость убить этого толстого мерзавца!

Альбрехт нахмурился.

— Если мы не присоединимся к эльфам и потащимся через всю Империю, а враг нападет именно здесь, что тогда, а? Думаешь, тогда Империя не будет поставлена под угрозу?

— Враг уже в Империи, и мы должны его уничтожить!

Аурелион стояла на крепостном валу, глядя, как последние колонны солдат исчезают за горизонтом.

— Слепые идиоты, — ворчал Каланос. — Не видят, что они сегодня натворили. Это грозит нам лишь тьмой, огнем и смертью.

«Знаю», — подумала Аурелион. Но все же ей было жаль капитана с изуродованным лицом. Он кипел яростью и, похоже, знал какую-то ужасную правду. Он сделал свой выбор и должен был теперь жить или умереть с ним.

— Ты уделяешь людям слишком много внимания, — заметил принц драконов.

— Мне жаль их и их короткие жизни. Как они могут понимать, что действуют неразумно, если живут так быстротечно? Капитан считает, что действует правильно.

— Ты слишком молода, Аурелион. Ничего такого он не думает. Он ослеплен яростью. Когда-нибудь, сестра, ты поймешь, что люди недостойны нашей жалости.

— Они не знают, какую великую силу ищут воины Хаоса! А мы не можем им сказать — ведь мы должны были охранять ее!

— Что ты такое говоришь, кузина? Неужто, по-твоему, мы виноваты в людской слепоте?

— В общем, это не их битва, Каланос. Это наша битва. И я не могу их ненавидеть за то, что они не присоединились к тебе, — отрезала она и тут же пожалела, что утратила контроль над собой. — Что ты собираешься делать?

— То, что должен делать. Мой флот отправится на бой с силами Хаоса.

— Без имперских солдат твоих воинов будет слишком мало, кузен.

— Знаю, но их надо остановить. Ты же понимаешь. Молись, чтобы безрассудство этого капитана не погубило нас всех.

И он зашагал прочь. Аурелион не могла ненавидеть людей за их непокорность, и капитана ей было действительно жаль, но она знала, к каким последствиям может привести его поспешное решение.

Она стояла и смотрела, как принц Каланос взмывает в воздух на спине огромного дракона, а корабли уходят в море на охоту за силами Хаоса. Она молилась за них, но в глубине души чувствовала, что больше их не увидит. По бледной щеке скатилась одинокая слеза. Она повернулась и пошла вниз. Белые паруса кораблей исчезли из виду, словно их поглотила темная буря, собирающаяся над горизонтом.

Карандриан, ее верный мечник, телохранитель и спутник, ждал ее. Она кивнула, и они вместе покинули замок, чтобы присоединиться к лорду Теклису в Альтдорфе.

Хрот размахивал над головой тяжелым топором. Вокруг бушевало море, корабль поднимался и опускался на волнах. Когда он соскальзывал с гребня, соленая вода била Хроту в лицо. Темные серо-зеленые тучи закрыли все небо, по палубе хлестал ливень. Сверкали молнии, гремел гром. Молнии попали не в один корабль, расколов мачты и вызвав пожары, которые были тут же потушены высокими волнами.