Какой-то громила схватил Вольфа, и юноша инстинктивно ударил нападавшего, но не кулаком, как человек, а подобно дикому зверю скрюченными пальцами.

— Эй, парни, мы поймали любителя царапаться! — захохотал бугай.

Вольф сосредоточился и заставил себя сжать руку в кулак. Он сломал мужчине нос и врезал локтем в грудную клетку. Забияка упал на колени, прижимая ладони к окровавленному лицу.

Вольф побежал, надеясь, что окажется далеко, прежде чем бандиты очухаются и снова устроят ему холодную ванну.

Теперь он держал крюк наготове, ожидая нового нападения.

Юноша не знал, в какой стороне находится «Приют странника», и поглядывал по сторонам, высматривая знакомые дома или трактиры, чтобы сориентироваться.

Столкнувшись с группой молодых людей, он догадался, что направляется к реке. Подняв крюк, Вольф напрягся в ожидании схватки. Но на этот раз обошлось…

— Это фон Мекленберг! — воскликнул знакомый голос. — Вольф!

Из тумана появился Ото Вернике и заключил его в объятия. Все остальные также были членами Лиги.

— Мы думали, что больше тебя не увидим. После того, что случилось с Труди, мы были уверены, что тебя растерзала Тварь.

Имя Труди пронзило его, как стрела, вошедшая в тело по самое оперение.

— Труди? Тварь?

У Ото не было времени или желания объяснять.

— Конкурс бражников отменили, — сообщил глава студенческого общества. — Трехсотлетняя традиция нарушена. Какой ужас!

— Мы сражаемся на стороне Императора, — объявил один из студентов. — Наш клич достиг всех членов Лиги. Революционные силы проникли в стены города, и мы должны одолеть их или погибнуть страшной смертью.

Это была хорошая речь. Она прозвучала бы ещё более торжественно, если бы красноречивый оратор не икал после каждого слова и не шатался, держась на ногах только благодаря двум своим товарищам: открывая рот, он выдыхал эсталианский херес в газообразной форме.

— Где Труди? — спросил Вольф у Вернике.

Вожак студентов больше не мог скрывать правду:

— Она мертва, старик. Ее убила Тварь. Прошлым вечером…

Вольф упал на четвереньки и завыл. Горестный вой вырвался из его глотки и растаял в ночи, эхом отозвавшись по всему кварталу.

Ото и его приятели изумленно попятились. Оратор-патриот онемел.

Вольф поднялся на задние конечности и рванул на себе одежду. Крюк распорол его рубашку и рассек кожу на волосатой груди. Однако юноша ничего не чувствовал, поскольку его сердце уже корчилось в муках.

Несчастный повернулся спиной к своим приятелям и бросился бежать, сознавая себя скорее зверем, чем человеком. Он мчался сквозь туман и огонь, спасаясь от самого себя и не желая верить в то, что наверняка было правдой.

Он был чудовищем. Он всегда был чудовищем. Даже до появления Сикатриса.

Он почувствовал боль во рту: это начали расти клыки.

Наблюдая за танцующей Милицей, де ла Ружьер чувствовал, как его рот наполняется слюной. Большая женщина была грандиозной, великолепной, притягательной. Ради нее он захватил бы королевство, убил брата, предал свою честь.

Сегодня вечером он будет обладать ею и сможет делать с ней все, что захочет.

Розана указывала путь. Харальд следовал за ней, сжимая нож.

— Сюда, сюда, сюда, — бормотала провидица.

Ее влекло к Твари.

Они шли по улочкам, расположенным параллельно с улицей Ста Трактиров, зигзагами приближаясь к главной дороге.

Иногда мимо них пробегали люди, однако, видя нож в руках Харальда, они предпочитали не трогать странную пару. Внезапно послышался вой животного, но потом зверь умолк — или умер?

Теперь Харальд тоже это почувствовал. Он никогда не считал, что обладает даром, но буря в его животе началась неспроста. Тварь была рядом.

Харальд крепче сжал нож Мэгнина и заметил отблески пламени на стальной поверхности клинка.

Его внутренности терзала боль.

Когда они поймают Тварь, убийца проживет достаточно долго, чтобы признаться в своих преступлениях перед свидетелями. Затем все будет кончено. Правосудие Харальда было точным и необратимым, в отличие от правосудия юристов. Никаких камер, никаких адвокатов, никаких веревок. Всего лишь один быстрый и меткий бросок.

Возможно, тогда он снова сможет принимать пищу.

В конце улицы кто-то, стоял, задрав голову, и тяжело дышал, вглядываясь в туман.

Желудок Харальда успокоился.

— Будь осторожна, — сказал он провидице.

Она по-прежнему вела его, вполголоса бубня указания.

Существо в тумане издало вопль, который не мог исходить из человеческого горла.

Розана остановилась, и Харальд заслонил ее собой.

Его оружие годилось на все случаи жизни. Когда стражник заказывал нож, он попросил Мэгнина добавить в металл немного серебра. Ничто, живое или мертвое, не могло уцелеть после стального поцелуя.

Существо скорчилось на земле. Его руки касались мостовой, как передние лапы животного, а нечто вроде когтя царапало камни.

Создание направилось к ним, двигаясь скорее как зверь, а не как человек.

Харальд поднял нож, приготовившись к броску…

Они видели желто-красные глаза, сверкающие на темном лице.

Неожиданно Розана прикоснулась к руке стражника, не позволив нанести смертельный удар.

— Нет, — сказала она. — Не торопись убивать его. Мы должны быть уверены.

На взгляд Харальда, самым надежным было прикончить зверя, но он согласился с провидицей.

Слева взметнулось пламя. Оконные стекла соседнего дома со звоном лопнули, и свет залил улицу.

У хищника было человеческое лицо, которое напоминало рисунок Розаны.

— Вольф, — промолвила провидица. — Сдавайся.

Брат зюденландского выборщика сжался, готовясь к прыжку. Харальд вскинул руку, целясь в голую окровавленную грудь безумца. Одно мгновение, и клинок пронзит ему сердце.

— Вольф, — мягко повторила Розана.

Фон Мекленберг поднялся на ноги. Его коготь оказался не чем иным, как крюком грузчика.

Похоже, юноша пребывал в замешательстве.

«Розана что-то сделала с ним», — догадался Харальд.

— Обычно я считываю воспоминания, — шепотом пояснила девушка. — Но иногда я могу передавать видения…

Вольф выглядел потрясенным. Он дрожал. Может, он и был чудовищем, но сейчас больше напоминал испуганного мальчика.

— Что…

— Я показываю ему, как умерла Труди.

Вольф снова завыл.

Эммануэль фон Либевиц, графиня-выборщица Нулна, скучала, и скука пробудила в ней злость.

Она не для того выбралась из дому на ночь глядя, чтобы смотреть на корову, которая трясет своим выменем на сцене.

После великолепного бала у фон Тассенинка убогое зрелище вызывало у нее только разочарование. Неимоверное разочарование.

И Микаэль был сегодня утомителен, как никогда. Хоть он и ликтор культа Зигмара, однако его тоже постигает судьба Дани и всех остальных.

Конечно, она всегда может передать его Леосу. Это было бы занимательно, даже если Микаэль воспротивился бы.

Нет, с этим человеком так шутить рискованно.

— Йелль, — громким шепотом окликнул ее Хассельштейн. — Йелль, ответь мне…

Эммануэль притворилась, что с интересом смотрит представление.

Да, Микаэль попал в список надоевших поклонников.

Вольф прижал руки к ушам, не замечая, что поранил лоб крюком, однако ему не удавалось выкинуть ужасные картинки из головы.

Рыжеволосая девушка. Это она виновата.

Нож блеснул в руках высокого, широкоплечего мужчины.

Вольф почувствовал — увидел, — как умирает Труди. В своем сознании он был одновременно убийцей и жертвой. Это невыносимо.

Труди!

Он подавил рвущийся с губ вой. Он человек, а не животное.

Льющаяся кровь и разрываемая плоть. Это продолжалось долго, мучительно и повторялось снова и снова. Сцена убийства тянулась и в то же время мелькала перед его глазами, словно бред, порожденный «ведьминым корнем».