Блейден все еще улыбался.

— У сведений есть своя цена, Комтур Ганс. Все, что вы пока сделали — это уменьшили счет, выставленный Аншпаху. Но я не видел сегодня ничего, что могло бы меня заставить добровольно делиться тем, что я знаю.

— И что могло бы? — спросил Ганс.

— Полное покрытие долгов Аншпаха настроит меня, возможно, на более мирный лад. С учетом процентов.

— Но я отдал вам все мои… Блейден сжал губы и потряс головой.

— Монеты — это только монеты. Если их нет, есть другие способы расплатиться за долги. Услуга, например. Я бы очень высоко оценил возможность просить Комтура Храмового Отряда об ответной услуге. Когда она мне понадобится. Сочтем это расплатой за доверие, если хотите.

Арик видел, как напряглись плечи Ганса. Аншпах выглядел обеспокоенным. Арик знал, что Ганс ни в косм случае не должен запятнать себя, дав слово чести этой скотине Блейдену. Дело оборачивалось скверно.

Но на карте стояла еще и честь Храма. Честь всех Волков в целом. Арик внезапно понял в глубине души, что Ганс, в отчаянии от навалившейся на него беды, будет готов принять предложение, переступить через себя и остаться связанным словом чести, данным этому подонку, если это поможет в их поисках.

Ганс уже был готов заговорить, когда Арик вырвался вперед и бросил на стол свой кошелек. Блейден посмотрел на звякнувший мешочек как на птичий помет.

— Мои монеты. Пятьдесят восемь крон. Пересчитайте. Это, с монетами Комтура, покрывает долги Аншпаха… с учетом процентов.

Блейден втянул воздух сквозь зубы.

— Как я уже говорил, я впечатлен братской преданностью рыцарей-Храмовников. Спрашивайте. Аншпах прочистил глотку.

— Не поступало ли что-либо… особо ценное в теневую торговлю сегодня поутру? Что-либо, за что могли запросить немыслимую цену?

Блейден постучал по зубам кончиками пальцев.

— Волки потеряли… что-то такое?

— Отвечайте! — прошипел Ганс.

— Нет. Ничего. Слово чести, как бы вы ее ни оценили.

Повисла долгая тишина. Несмотря на все попытки, они не получили ничего! Арик почувствовал острое желание ударить этого старика. Подлец отлично знал, за какие нити тянуть, чтобы получить дополнительную выгоду.

— Выпустите меня отсюда! — выдохнул Ганс и повернулся к выходу. Клед отошел с дороги и встретил Ганса таким жестом «после вас, сударь», какому бы позавидовал любой придворный.

— Не покидайте меня в таком раздражении, Комтур Ганс, — неожиданно произнес Блейден. — Я, несомненно, злодей, я, безусловно, нечист на руку, но я все-таки деловой человек. Я понимаю механизмы торговли, и я знаю, когда покупатель чувствует, что не зря вложил свои деньги. Послушайте меня еще две минуты…

Ганс обернулся.

— Я не знаю, что вы, Волки, потеряли, и это не особенно Меня интересует. Если это попадет в мои руки, я установлю на это справедливую цену, и вы будете первыми, кому я предложу это приобрести. А все, что я пока могу вам предложить, это сообщение, что вы… не одиноки.

— Что вы имеете в виду?

— Прошлой ночью многие достойные учреждения этого города лишились неких ценных вещей. Не вы первыми пришли ко мне сегодня задавать вопросы. И не последними, я ручаюсь. Всем известны навыки Блейдена в обращении с ценностями. Об этом поговаривают и на улицах.

— И? — сказал Аншпах.

— Ваши деньги не будут потрачены зря, если это будет вам полезно. Вчера ночью Купеческая Гильдия лишилась золотых весов, которые стояли в их главной зале. Они были символом их деятельности. Вчера ночью некий важный символ был изъят из штаб-квартиры ордена Рыцарей-Пантер. Прошлой ночью церемониальная заздравная чаша городского Ополчения исчезла при невыясненных обстоятельствах. Прошлой ночью из закрытого кабинета в Гильдии Алхимиков пропал Перегонный Куб Распятия. Той же ночью Храм Шаллайи утратил Безупречную Вуаль. Картина ясна? Это стоит ваших затрат? Это только те, о которых я знаю, но можете заключать пари на то, что есть и другие. Прошлой ночью кто-то систематически обобрал все важнейшие организации этого города, похитив наиболее почитаемые святыни.

Ганс глубоко вздохнул. Все было куда хуже, чем он предполагал.

— Я не знаю, что происходит в Мидденхейме, — сказал Блейден с сожалением в голосе. — Это не всплеск преступности. Это заговор.

Ганс знаком приказал Арику и Аншпаху следовать за ним. В дверном проеме он остановился. И повернулся.

— Я благодарен вам, Блейден. Как бы вы это ни оценили.

— Это неоценимо, Комтур Ганс. И я попрошу вас об услуге.

— О какой? — спросил Ганс после паузы.

— Когда вы выясните, что здесь творится, расскажите мне. Если честно, все это весьма беспокоит меня.

Из «Ленивого Осла» они вышли через черный ход и остановились в темном переулке, поджидая Моргенштерна, вздумавшего слегка окропить стену таверны.

— Ты же говорил, что по одной кружке, — отметил Драккен.

— Хорошо, что сумели остановить его после трех: радуйся и этому, — устало сказал Эйнхольт.

— И еще кое-что! — с триумфом произнес Моргенштерн, поправляя одежду. — Я говорил вам, что в этом городе не происходит ничего такого, о чем первыми не узнали бы владельцы таверн и постоялых дворов!

Драккен недоуменно нахмурился и посмотрел на Эйнхольта. Вроде бы они сидели в одной и той же таверне и все участвовали в одном разговоре. Что же они упустили?

— Какое «кое-что» ты обнаружил? — спросил Эйнхольт.

— А вы не видели, как тоскливо и скучно там было? Вы не видели, чего не хватало?

— Знаешь, я не такой уж знаток таверн Мидденхейма, — сказал Эйнхольт.

— Представь себе, что мы этого не заметили, и расскажи нам все, пока мы не умерли от старости, — добавил Драккен.

— Кубок Радости! Кубок Радости! Это же очевидно!

Тут же в Моргенштерна вонзилось два взгляда, полных непонимания. Терпеливо, словно он объяснял это детям, Моргенштерн начал обстоятельный рассказ.

— Кубок Радости — талисман Гильдии Виночерпиев. Каждый год таверны соревнуются между собой за эту награду, и победившее заведение выставляет его на почетном месте над баром. Это знак, который говорит людям, какая пивная в городе самая лучшая. Так вот, «Ленивый Осел» выиграл кубок на прошлом Миттерфруле, и где он теперь? Вот то-то! Под сукном, которое закрывает нишу над баром? Явно нет! Он тоже пропал!

— Подожди, не торопись, — сказал Эйнхольт. — Ты полагаешь, что потеря Зубов Ульрика сравнима с кражей какои-то луженой кружки, которой поклоняются твои дружки-выпивохи?

— У каждого из нас свои сокровища, — сказал Моргенштерн. Он готов был распространяться на эту тему дальше, но тут в переулке появилось еще четыре длинные тени.

Люди, которые стояли у фонтана. Они приближались к Волкам по двое с каждого конца переулка. Лица были неподвижны и жестоки.

— Время повеселиться, — сказал Моргенштерн. И бросился в атаку.

Его огромное тело снесло двоих парней, шедших с западного конца, отбросив одного в лужу конской мочи, а второго припечатав к стене. Двое других в то же мгновение набросились на Драккена и Эйнхольта.

Драккен чуть присел, встретил нападающего ударом кулака под ребра и тем же движением перебросил его через себя. Эйнхольт сцепился со своим противником, и они пытались повалить друг друга, топчась по мусору и опрокидывая корзины с пустыми бутылками.

Моргенштерн занялся тем, что вдалбливал голову своего оппонента в заплесневелую стену переулка. Казалось, он ищет зазор между кирпичами, куда вошел бы череп бедолаги. К этому времени его второй противник поднялся на ноги, и в его руке блеснула сталь.

Драккен окрикнул Моргенштерна. Благодаря невысокому росту, Криг легко уходил от ударов противника, который уже оправился после полета и теперь наседал на Волка с новыми силами. Криг уклонился от удара, присел под широкой дугой следующего, отпрыгнул от третьего и прижался к стене. Соперник еще раз попытался достать Драккена, но проворный Волк нырнул под руку и со всей силы ударил в подвернувшийся бок. Парень взвыл от боли, схватился рукой за ушибленное место и тут же получил удар в челюсть. Одним меньше.