- Не рано ли уходишь, Кирилл? Ещё и восьми нет.
- Так надо, Дуняша...
- Хлопотная у тебя служба, - беззлобно отозвалась жена. - Почти месяц был в командировке и раньше других бежишь на службу.
- Скажи, кто я по должности? - улыбнулся Кирилл Афанасьевич. - Замнаркома обороны! Соображаешь? Пока Семён Константинович Тимошенко соберётся на службу, я буду на месте. А что тебя беспокоит?
- Тише говори, не то сына разбудишь! - Дуня присела на стул. - Ты обещал Володе сводить его в кино на «Чапаева».
- Верно, обещал, - смутился Мерецков.
- Сходил бы, а? - Дуня смотрела на мужа без упрёка, но с какой-то затаённой грустью. - Посмотришь кинофильм и вспомнишь свою молодость, как в Гражданскую войну рубился шашкой с белогвардейцами, а я, тогда ещё твоя невеста, молила Бога, чтобы не уложила тебя на землю вражеская пуля.
- А что толку? - усмехнулся Кирилл. - Ты за меня молилась, а я на фронте трижды был ранен! Эх ты, русалочка чернобровая. - Он привлёк её к себе, поцеловал. - Понимаешь, все последние дни мы, военачальники, ходим как угоревшие. Угроза войны очень велика. - Он взял с вешалки фуражку. - Пойду, Дуняша. Если выкрою время, схожу с Володей на «Чапаева». Я ведь с Василием Ивановичем в восемнадцатом году учился в Академии Генштаба на первом курсе. Он не пожелал учиться дальше и ушёл на фронт. Когда его спросили, почему уходит, он ответил: «У Семёна Будённого на груди четыре креста и четыре медали за подвиги на войне, а у меня всего три креста и три медали, надо мне догнать Будённого!»
- Ты всё это придумал!
- Истина, Дуняша!..
Мерецков неторопливо поднялся в свой кабинет. Не успел раздеться, как явился дежурный по наркомату и сообщил, что маршал Тимошенко ещё час тому назад прибыл на службу.
«Раньше меня пришёл, почему?» - недоумевал Мерецков. Он спросил дежурного, не прибыл ли начальник Генштаба Жуков.
- Он тоже рано прибыл, сейчас находится у наркома.
«Наверное, случилось что-то важное». Эта мысль обеспокоила Кирилла Афанасьевича. Разложив на столе документы, он начал работать. Запищала «кремлёвка». Звонил Тимошенко.
- Зайди ко мне, Кирилл Афанасьевич!
«Даже не поздоровался», - подумал Мерецков.
Он сразу определил, что нарком озадачен. Поздоровавшись с Мерецковым за руку, маршал кивнул ему на кресло и сразу перешёл к делу. Семён Константинович сказал, что в семь утра ему позвонил Сталин и приказал немедленно прибыть к нему.
- Речь зашла о немецком самолёте, который нарушил наше воздушное пространство и приземлился на аэродроме. Так?
- Я ещё телеграмму послал вождю, - подтвердил Мерецков.
- Ему послал, а мне, наркому, ни слова! Странно, однако, ты же мой заместитель!
- Я хотел, чтобы сразу были приняты меры, - оправдывался Кирилл Афанасьевич. - А эти меры мог принять лишь вождь!
- Этот эпизод с немецким самолётом возмутил Сталина. Он при мне позвонил в гражданскую авиацию и отчитал её начальника за то, что разрешили посадку немецким пассажирским самолётам на военном аэродроме. Тот стал отказываться: мол, не давал такого распоряжения, жаловался на нас, что мы сами что-то напутали. - Нарком взял белую папку и раскрыл её. - Ладно. Я зачем тебя вызвал? Мне срочно нужна справка о наличии в Красной Армии танков, самолётов и орудий большого калибра. Я буду докладывать эти данные Иосифу Виссарионовичу.
- Он сам попросил справку?
- Да. Наверное, не поверил, что у нас всего этого маловато, - пояснил Тимошенко.
В кабинет без стука вошёл начальник Генштаба генерал армии Жуков. Поздоровавшись с Мерецковым, он сказал наркому:
- Семён Константинович, нам пора в Кремль!
Маршал Тимошенко посмотрел на часы.
- Ты прав, Георгий Константинович. - Он встал, взглянул на Мерецкова. - Когда документ будет готов, принеси его мне. Я, должно быть, скоро вернусь.
Так сложились дела, что до вечера Мерецков не мог попасть к наркому. Семёна Константиновича задержал вождь, сам Кирилл Афанасьевич побывал в двух наркоматах, а перед самым обедом ему позвонил Анастас Микоян.
- Где нарком Тимошенко? - спросил он.
- У товарища Сталина, он там вместе с Жуковым. Видно, что-то серьёзное. Он вам нужен?
- Вопрос с горючим для нужд Красной Армии я решил, а на всё, что требуется военному флоту, надо «добро» товарища Сталина. Завтра с утра вместе с наркомом Военно- Морского флота Кузнецовым я иду в Кремль. Если Семёну Константиновичу нужно ещё что-либо получить для Красной Армии, пусть к десяти утра подъезжает к товарищу Сталину, я буду там. Хорошо?
- Я передам наркому. Полагаю, что он приедет в Кремль.
Под вечер Мерецков зашёл к Тимошенко, но его всё ещё не было на месте. Справку о наличии в вооружённых силах боевой техники и оружия Мерецков отдал Жукову и попросил вручить её наркому.
- Не волнуйся, Кирилл Афанасьевич, я передам Семёну Константиновичу, хотя сейчас ему не до справок, - заметил Георгий Константинович. - Как бы не грянула война...
Мерецков наскоро перекусил в буфете. Его вызвал нарком.
- У меня, Кирилл Афанасьевич, плохие вести, - глухо произнёс Тимошенко, и Мерецков понял, что дались ему эти слова нелегко.
- Что-нибудь случилось? - нетерпеливо спросил он.
- Пока не случилось... - Тимошенко не договорил. - Я только что был у вождя. У него очень плохое настроение, и связано оно с действиями Гитлера. Короче, возможно, завтра начнётся война! Сталин сказал «возможно», но я понял его так, что она неизбежна. Поэтому принято решение срочно направить вас, - нарком перешёл на «вы», - в Ленинградский военный округ в качестве представителя Главного командования. Войска округа вы хорошо знаете и в случае чего сможете оказать штабу необходимую помощь. Главное - не поддаваться на провокации. Опыт у вас есть, и вы всё сделаете как надо.
- А если вдруг немцы нападут на нас, начнут боевые действия, каковы мои полномочия? - спросил Мерецков.
- Прежде всего проявите выдержку, - предупредил нарком. - Сумейте отличить реальное нападение от инцидента местного значения, не дайте ему перерасти в войну. Ну а в случае явного нападения фашистов сами знаете, что делать. Кстати, это не моя идея - послать вас в Ленинград - вы мне здесь больше нужны, - а Иосифа Виссарионовича, так что можете выходить прямо на него.
- Я могу ехать немедленно? - Мерецков встал.
- Вот именно: немедленно! Если надо будет решать сложные вопросы, можете обращаться к Жданову. Товарищ Сталин на этот счёт дал «добро»...
«Продолжает действовать принятая установка - не поддаваться на провокации, - грустно подумал Кирилл Афанасьевич, уходя от наркома. - Немецкие самолёты то и дело летают в нашем воздушном пространстве, ведут разведку, а мы боимся открывать по ним огонь. Нарком ВМФ адмирал Кузнецов дал на флоты депешу, чтобы сбивали нарушителей, и получил выговор лично от Сталина. Николаю Герасимовичу вождь вмиг подрезал крылья. А ведь Кузнецов прав!..»
Весь день до самого выезда в Ленинград Мерецков чувствовал какое-то внутреннее напряжение. Так бывало с ним только на фронтах, сначала в сражениях в Испании, потом в Финляндии, когда вёл в бой свою 7-ю армию. И теперь он испытывал такое же чувство, словно оно говорило ему: быть войне! Сопровождавший Мерецкова работник Генерального штаба генерал Вечный, которого Кирилл Афанасьевич знал давно, спросил:
- Вас что-то угнетает, Кирилл Афанасьевич?
- Война может вспыхнуть в любое время, - глухо отозвался Мерецков. - Нарком предупредил, что, возможно, она начнётся завтра, и, пока есть время, надо помочь командованию округа подготовить армию на случай боевых действий. Я обнаружил в войсках серьёзные пробелы.
- Недостатки есть везде, Кирилл Афанасьевич, - весело возразил генерал Вечный. - Главное, что есть у советских людей, - это ненависть к фашизму, и они готовы даже пожертвовать собой, чтобы уничтожить его.
- У меня другая точка зрения, - возразил Мерецков. - Зачем собой жертвовать? Врага надо уничтожать, а самому живым остаться!..
