- Вам, Кирилл Афанасьевич, я желаю всего хорошего! А вашей жене Евдокии Петровне, с которой я имел удовольствие беседовать по телефону, большой привет.

Мерецков тоже встал.

   - Михаил Иванович, спасибо вам за внимание к моей персоне. А уж вас я не подведу!..

По пути Мерецков заехал в Главпур к генералу Щербакову: член Военного совета генерал Штыков просил его взять в Главпуре бланки партбилетов. Во время боев в партию приняли немало бойцов, а партбилеты им всё ещё не вручили, сетовал он.

Едва Мерецков вошёл в кабинет начальника Главпура, как тот, улыбаясь, пошёл к нему навстречу.

   - Наконец-то и маршал ко мне пожаловал! - воскликнул он. - Надо же такому случиться, все меня обскакали, вот и ты, Кирилл, стал маршалом, а я всё ещё хожу в генералах, - шутливо констатировал Щербаков.

Александра Сергеевича, секретаря МК и МГК ВКП(б), Мерецков узнал ещё до войны. Будучи заместителем начальника Генштаба, не раз бывал у него по самым различным вопросам. А ещё раньше, когда Кирилл Афанасьевич командовал войсками Ленинградского военного округа, Щербаков приезжал к Жданову и попутно к Мерецкову. Вместе они отобедали на даче, а затем с ветерком прокатились на катере по Неве.

   - Завидую я тебе, Кирилл Афанасьевич, ты до мозга костей человек военный и в этом деле здорово смыслишь, - говорил ему Щербаков. - Я тоже хотел быть военным, но стал политиком. Видно, не судьба...

В кабинет, постучавшись, вошёл дежурный по Главпуру. Он доложил Щербакову, что к нему прибыл писатель Алексей Сурков.

   - Пусть войдёт! - Щербаков посмотрел на маршала. - Втроём выпьем у меня чаю. Как ты?

   - С удовольствием! - Кирилл Афанасьевич помолчал. - Вам член Военного совета генерал Штыков звонил?

   - Дать вам бланки партбилетов? - уточнил Щербаков. - Звонил. Бланки возьмёшь у дежурного, я распоряжусь...

Алексей Сурков робко вошёл в кабинет начальника Главпура.

   - Я не знал, что у вас находится маршал Мерецков, - смутился Сурков.

   - А что бы вы сделали? - усмехнулся Кирилл Афанасьевич, любивший стихи поэта. - Написали бы в мою честь поэму?

   - Мог бы и написать, если бы потребовалось, - улыбнулся Сурков.

   - Мы с ним побратимы, Кирилл Афанасьевич, - кивнул на гостя Александр Сергеевич. - Вместе учились в Институте красной профессуры, правда, в тридцать втором я заканчивал учёбу, а он пришёл на первый курс. Но слава у него крылатая. Кто меня знает? - весело продолжал Щербаков. - Красная Армия знает как начальника Главпура, и всё. А стихи Суркова знает вся страна, да и за рубежом у Алексея Александровича есть немало поклонников его таланта.

Сурков по-мальчишески зарделся:

   - Вы, Александр Сергеевич, хватили через край! Сейчас у нас поэтов, пожалуй, больше, чем хороших стихов.

   - А вы не забыли, Алексей, что были у меня в штабе фронта во время финской войны? - спросил его Мерецков. - Помните, мы ходили с вами на передний край?

   - Мне тогда пуля прошила дырку на рукаве, - смутился Сурков. - Вы сказали, чтобы я спустился в блиндаж, а я остался стоять на бруствере и едва не поплатился жизнью.

   - Когда вы написали стихи «Бьётся в тесной печурке огонь...»? - спросил Кирилл Афанасьевич.

   - Под Москвой в сорок первом шли тяжёлые бои, - начал Сурков. - Я, в то время корреспондент газеты Западного фронта «Красноармейская правда», был в дивизии генерала Белобородова, она прославилась в боях за Истру. «Кто особо у вас отличился?» - спросил я комдива. Белобородов назвал мне сапёра. Встретился я с ним на переднем крае во время затишья. Родом парень был с Украины, из-под Харькова. Мы долго беседовали, потом я написал очерк. На другой день пожелал, чтобы очерк прочёл сапёр во избежание ошибок, а моего Фёдора - так звали сапёра - уже не стало... Надо было сделать проход на вражеском минном поле, Фёдор разоружил пять мин, а шестая взорвалась. Погиб парень... Меня это здорово потрясло. Я написал стихи, а мой друг композитор Листов сочинил на них музыку. Так родилась песня «В землянке».

   - Очень волнует меня эта песня, - признался Мерецков. - Когда слушаю её, будто наяву вижу землянку, слышу, как гудит в печурке огонь. Нет, словами это не передать...

   - У каждого на войне своя судьба, но у нас один враг, и скорее бы уж разбить его, - промолвил генерал Щербаков. Он взглянул на Суркова. - Ты принёс стихи? Давай их...

   - Прочтите, Александр Сергеевич, и, если они вам понравятся, я хотел бы издать их отдельной книгой.

   - Всё, что надо, сделаю, - заверил поэта Щербаков.

Дуня сидела задумавшись. Кирилл Афанасьевич так рано ушёл в Наркомат обороны, что она не слышала. Ушёл, даже не позавтракав, оставил лишь на столе записку: «Дуняша, мне так много надо сделать в наркомате, что не стал ждать, пока ты дашь мне завтрак. Ты так хорошо спала, что не решился тебя разбудить. Буду вечером. Целую. Кирилл».

Мерецков в это время был в Генштабе и вместе с генералом армии Антоновым работал над документами по переброске войск на Дальний Восток. Позвонил Сталин, спросил Антонова, где сейчас находится маршал Мерецков.

   - У меня, Иосиф Виссарионович.

   - Пошлите его ко мне!

«Наверное, опять зайдёт речь о подготовке войск Приморья к сражениям с японцами», - подумал Кирилл Афанасьевич.

   - Вы когда собираетесь ехать на Дальний Восток? - спросил Сталин, едва Мерецков вошёл к нему в кабинет.

   - Кое-что осталось сделать в Генштабе, и в ночь хочу улететь, - ответил маршал.

   - Вижу, что вы очень устали, не так ли? - Затаённая улыбка скользнула по лицу вождя.

   - Есть немного, - смутился Кирилл Афанасьевич.

   - Вот что, товарищ Мерецков. Отдохните дома дня три, - участливо произнёс Сталин. - Сегодня у нас пятница, в понедельник утром или под вечер можете лететь.

Мерецков вмиг повеселел, глаза у него потеплели.

   - Не знаю, как вас и благодарить. - Он встал. - Теперь наверняка высплюсь. Вчера пришёл домой и, пока жена готовила мне ужин, уснул на диване.

Сталин засмеялся, подошёл ближе.

   - Наверное, давно не были в Большом театре? - насмешливо спросил он маршала.

   - Какой театр, товарищ Сталин! - воскликнул Мерецков. - Я же всё время был на севере, где ни на день не утихали бои. А когда приезжал в Ставку, в тот же день улетал. Жена даже как-то обиделась, когда я улетал в Карелию в воскресенье, говорит, могли бы сходить в театр.

   - Кому театр, а кому война, - неопределённо выразился вождь, хотя в его голосе не чувствовалось упрёка.

В театре Кирилл Афанасьевич был весел и даже шутил. Сидя в партере, он смотрел на сцену, и у него появилось двоякое чувство. Вокруг было тихо, мирно, играла прекрасная музыка, а четыре балерины с юным задором исполняли танец маленьких лебедей. Казалось, что войны не было, не было и фронта, люди не ходили в бой и не лилась кровь, а раненых санитары не везли на санях по снежным сугробам в лазарет. Но едва кончился спектакль и он оказался с женой на улице, война буквально дохнула ему в лицо, мысленно он увидел себя на КП фронта, потом на главном рубеже, где наши войска смяли вражескую оборону и с боями продвигались вперёд...

   - Ты о чём задумался? - спросила Дуня, заглядывая ему в глаза.

Он шёл крупным армейским шагом, и она едва поспевала за ним.

   - Всё гадаю, куда меня пошлют, когда расформируют мой фронт, - грустно усмехнулся Мерецков.

Дома он признался, что не хотел бы ехать куда-нибудь далеко, а повоевал бы на берлинском направлении.

   - Не горюй, Кирюша! - В голосе жены было столько теплоты, что у него дрогнуло сердце. Он привлёк её к себе и поцеловал.

   - У меня такое чувство, что пошлют на Дальний Восток сражаться с японцами.

   - Почему ты так думаешь? - спросила Дуня.

   - Где я воевал всё это время, да и ты тоже? На севере, в Карелии и Мурманске, где леса и болота, сопки и валуны, озера и небольшие реки. Так? А что мы имеем на Дальнем Востоке? Там имеется всё, что постиг я сердцем, - и леса, и болота, и сопки. У меня есть опыт ведения боев в горно-лесистой и болотистой местности, а коль так, то вождь меня туда и направит.