Пересказав вкратце этот эпизод Мерецкову, Жуков отметил, что он и Рокоссовский были правы, но Сталин не сразу согласился с ними. После того как Жуков разобрал ситуацию, сложившуюся на фронте, Сталин велел ему и Рокоссовскому выйти в комнату отдыха и ещё раз подумать и всё взвесить, а мы, мол, тоже подумаем. Оба посидели немного над картой, потом снова вошли к Сталину. Он объявил, что согласен с ними.

   - Беда, Кирилл, в том, что Сталин очень упрямый, - заключил Георгий Константинович.

   - Порой вождь и весьма крут, - подчеркнул Мерецков, - зато быстро отходит.

   - Согласен! Послушай дальше. На другой день Верховный вызвал меня к себе, и знаешь, что он мне сказал? Не угадаешь...

   - Извинился, что погорячился?

   - Ишь, чего захотел! - Лицо Жукова посуровело. - Такого от вождя, друг мой, не дождёшься, на то он и Верховный Главнокомандующий. Он сказал, что, поскольку 1-й Белорусский фронт находится на берлинском направлении, решено поставить меня на это направление. Понял, да? - Глаза у Жукова заблестели. - Ну а славы у тебя, Кирилл, прибавилось после разгрома немцев на Крайнем Севере.

   - Слава у меня, как мерцающий луч, - усмехнулся Мерецков. - Она вроде маяка на море: зажёгся глазок зелёным огоньком - дорога кораблям открыта, погас - тьма, стой, корабль, и не двигайся! Так и у меня: провёл успешно операцию - честь тебе и хвала, где-то что-то недосмотрел - упрёк от Верховного.

Жуков, однако, с ним не согласился.

   - Будь самим собой, Кирилл! - воскликнул Георгий Константинович. - Стоит ли чрезмерно переживать, если где-то вышла осечка? Вряд ли. - Он помолчал. - Слава... Кто же её не любит? И хотя порой для тебя она, эта слава, как мерцающий луч, от этого она не становится чёрной. Не сразу и я понял эту истину. Помнишь, как я сцепился с вождём, будучи начальником Генштаба?

   - Тебя тогда Верховный бросил на Резервный фронт, и под Ельней ты разбил немцев, тем самым доказав свою правоту.

   - Да, под Ельней я дал жару фрицам. Что это, слава?

   - Ещё какая! - заулыбался Мерецков. - Это было первое наступление наших войск и первая победа! Как тут не гордиться? Я запомнил этот день - 6 сентября. Твои войска, Георгий, освободили Ельню, а на другой день меня выпустили из тюрьмы!

   - Когда Сталин похвалил меня и заговорил о Ленинграде, он спросил, кто, кроме меня, хорошо знает северное направление. Я ответил: «Генерал армии Мерецков!» Я знал, что тебя посадили, что хотят обвинить в заговоре против вождя, но я не поверил этому, оттого так смело заявил о тебе. Сталин долго молчал, о чём-то задумавшись, потом резко вскинул голову и спросил: «По-вашему, Мерецков толковый военачальник?» - «Очень даже толковый. Вы извините, товарищ Сталин, если я не прав, но Мерецкову надо не сидеть в тюрьме, а быть на фронте, на том же северном направлении». Он посмотрел на меня и изрёк: «Странно, однако, получается...»

Помолчав, Жуков подвёл итог беседе:

   - Понимаешь, Кирилл, я оказался прав, когда предлагал Сталину организовать контрудар по немцам под Ельней, но он тогда накричал на меня, обидел, хоть плачь. Но мы с тобой служим не Сталину, а Родине, и потому я заглушил в себе эту обиду на вождя. Советую и тебе забыть то, что с его согласия ты был арестован. Главное - ты жив, здоров и крепко бьёшь врагов. Это и есть наша с тобой слава! - Жуков передохнул. - Ты куда сейчас?

   - Зайду в Генштаб к Василевскому, а в ночь полечу на свой родной фронт.

Мерецков грустно взглянул на Жукова.

   - Ты скажешь мне, куда меня решил послать Верховный и кем я буду командовать? - спросил Кирилл Афанасьевич. - Ты же его заместитель!

Глаза у Георгия Константиновича хитро блеснули.

   - Тебе Иосиф Виссарионович сказал?

   - Нет.

   - И я тебе не скажу. Не время, Кирилл. Потерпи ещё немного...

Мерецков был дома, когда позвонили по «кремлёвке». Он снял трубку. Это был Калинин.

Михаил Иванович попросил его прибыть к нему завтра к десяти утра.

   - Сможете?

   - Да. А по какому вопросу, Михаил Иванович?

   - Надо вручить вам звезду Маршала Советского Союза. Указ об этом вышел дней пять тому назад, так что жду вас! - И Калинин положил трубку.

Мерецков вошёл в приёмную Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Секретарь - высокая красивая девушка с голубыми глазами и длинной чёрной косой, - мягко улыбнувшись, спросила:

   - Вы к кому, товарищ маршал?

«Хороша дивчина!» - пронеслось в голове Мерецкова, и он почувствовал, как шевельнулось сердце: Кирилл Афанасьевич всегда волновался, когда видел красивых женщин. Он ответил, что его пригласил Калинин.

   - Я сейчас доложу о вас! - Секретарь направилась в кабинет, тут же вышла и произнесла: - Михаил Иванович ждёт вас!

Калинин сидел за широким дубовым столом и просматривал какие-то бумаги. Увидев Мерецкова, он встал и пошёл к нему навстречу.

   - После вручения вам ордена Суворова вы за это время как будто помолодели! - сказал Калинин, тепло пожимая Мерецкову руку.

   - А жена говорит, что у меня седин прибавилось и что я постарел! - улыбнулся Кирилл Афанасьевич.

   - Не переживайте, товарищ Мерецков, женщины всегда не прочь покритиковать нас, мужчин, а иные даже пускают в ход кулаки, - ответил Михаил Иванович.

Он неторопливо зачитал указ, затем вручил Мерецкову звезду маршала и пожелал ему добиться новых успехов в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

   - Служу Советскому Союзу! - громко произнёс Мерецков.

   - Ну вот и хорошо, - качнул седой бородкой Михаил Иванович. - Дело сделано, а теперь, Кирилл Афанасьевич, прошу со мной попить чайку.

Хотя хозяин кабинета и старался быть весёлым, у него это получалось плохо. Он часто кашлял, казалось, ему не хватает воздуха. Его выдавало лицо, серое, землистое, неживое. Чувствовалось, что Калинин чем-то болен.

   - У меня как-то были испанские товарищи, и, когда речь зашла о наших добровольцах, которые сражались в Испании с франкистами, они хвалили вас, говорили, что вы были толковым советником, храбрым, умели воевать, этому учили испанских бойцов. Вам там, наверное, досталось?

Мерецкову не хотелось разговаривать на эту тему, но у Калинина был мягкий, подкупающий голос и такая теплота, что не ответить ему Кирилл Афанасьевич никак не мог. Да, сказал он, там было тяжело, в любой момент во время наступления мятежников могла сразить пуля. Но страха у него не было, а почему - он не знает. Потрясения в его жизнь ворвались, когда началась война.

   - Что вы имеете в виду? - спросил Калинин.

«Странно, неужели он не знает, что меня едва не поставили к стенке?» - промелькнуло в голове Мерецкова, а вслух, выдержав паузу, он произнёс:

   - Мой арест.

   - Ах вот вы о чём! - Калинин начал теребить бородку. - Я вас понимаю, потому что сам пережил роковые минуты, и теперь всё ещё саднит.

   - Отчего вдруг? - участливо спросил Мерецков.

Калинин усмехнулся, грустно объяснил:

   - Арест моей жены... - Михаил Иванович допил чай и поставил чашечку на край стола. - Тот день я едва пережил. Пошёл к Сталину, пожаловался ему, а он сказал, что виновата моя жена или нет, разберутся те, кому положено этим заниматься.

   - Разобрались? - В глазах Мерецкова блеснули огоньки.

   - В лагере сидит моя жена, - ответил Калинин и с горечью добавил: - Прямо беда с нашими жёнами. Супругу Семёна Михайловича Будённого тоже арестовали. Сейчас у него другая жена. А я стар, куда мне жениться!

Дверь распахнулась, и в кабинет вошла секретарь. Она сказала, чтобы Михаил Иванович поднял трубку, ему звонит Сталин.

   - Слушаю вас, Иосиф Виссарионович, - откликнулся в трубку Калинин. - Что делаю? Вручил Мерецкову звезду маршала, а теперь вот с ним пьём чай. А что, я вам нужен?

   - У меня есть к вам дело, приехать сможете?

   - Хорошо, еду!

Калинин встал из-за стола и, глядя на гостя, сказал, что его требует к себе Иосиф Виссарионович.