И в октябре 1929 года Уборевич сделал это на заседании Реввоенсовета СССР.

   - Красная Армия - детище народа, - горячо говорил он. - А коль это бесспорная истина, то народ даст нам деньги, чтобы наши вооружённые силы стали более сильными, готовыми дать отпор любому агрессору!

Мерецкова восхищало то, как остро Иероним Петрович находил проблемы, которые нужно было решать и которые не давали расслабляться. Сам Кирилл Афанасьевич в эти дни трудился рядом с командующим допоздна, приходил домой усталый, порой даже не ужинал, а сразу ложился отдыхать. Жене это не нравилось...

Весь день Мерецков пробыл в поле на учениях. В то время в округе они шли непрерывно. В марте 1929 года Кирилл Афанасьевич проводил двусторонние тактические учения, в мае под его руководством проходила двухстепенная оперативно-тактическая игра, в сентябре - окружные манёвры. Шла техническая реконструкция армии - пехота получала модернизированные винтовки и другое оружие. Стали выделяться в самостоятельный род автобронетанковые войска. А вскоре на парадах на Красной площади в Москве по брусчатке загрохотали советские танки.

   - Прямо дух захватывает от всего, что делается сейчас в Красной Армии! - довольно произнёс Мерецков, представив Уборевичу рапорт о проделанной за полгода работе штаба. - Армия растёт на глазах, из карлика - первых отрядов красных бойцов - она выросла в великана!

   - Не скажи, Кирилл Афанасьевич, - заулыбался Уборевич. - Но этому великану надо дать в руки автоматическое оружие, посадить его на танк, придать ему авиацию, тогда, наверное, его никакая сила не сокрушит! - Иероним Петрович вернул документ и попросил передать его начальнику политуправления округа Володину, наказав, чтобы тот в шесть часов вечера прибыл к нему.

Мерецков шагнул к двери, но Уборевич задержал его.

   - Давно хочу попросить вас вот о чём. - Он на минуту задумался. - Когда бываете в войсках, присматривайтесь к людям. Надо отбирать для службы в Центральном военном округе талантливых, мыслящих бойцов и командиров. В минувшем году вы как первый заместитель начальника штаба ездили в город Торжок, в 148-ю стрелковую дивизию, где инспектировали 143-й стрелковый полк, которым командует Александр Василевский. Вы дали ему высокую оценку, говорили мне, что этот командир полка мыслит категорией начальника дивизии. Я тогда усомнился в вашей оценке и позже, когда сам поехал в Торжок, решил посмотреть этот 143-й полк.

   - А заодно решили и меня проверить, не завысил ли я полку оценку? - съязвил Мерецков, на что Уборевич ответил:

   - На то я и командующий, чтобы строго контролировать своих подопечных. Так вот зря я перестраховался, наши инспектора дали высокую оценку полку Василевского. Потом я объявил ему благодарность. Так что ваши акции, Кирилл Афанасьевич, поднялись в цене, - шутливо добавил Иероним Петрович. - Кстати, о Василевском. Тогда, вернувшись в штаб округа, я издал приказ назначить его командиром отстающего полка. Василевский и этот полк вывел в передовые! Таких вот командиров, как Василевский, нам бы побольше, - резюмировал Уборевич.

День выдался холодным и ветреным, и хотя шёл дождь, Мерецков проводил испытания нового танка. Лишь к вечеру он приехал домой. Принял душ, поужинал, прилёг на диван отдохнуть. Ночью его вызвали на службу по боевой тревоге. Начинались летние учения.

В этот раз он провёл артиллерийскую оперативную игру с руководящим начсоставом, и, когда закончил её, его вызвал к себе командующий округом. Обычно, когда Кирилл Афанасьевич заходил к нему, тот был весел, шутил, здоровался за руку. Теперь Уборевич был хмур. На приветствие Мерецкова «Здравия желаю!» Иероним Петрович даже не глянул в его сторону, сосредоточенно думал о чём-то своём, затем сухо бросил:

   - Садитесь, Кирилл Афанасьевич! - Уборевич тоже сел. Он заговорил о проведённом учении, отметив, что Мерецков в основном правильно руководил войсками, умело и энергично навязал свою волю противнику и нанёс по нему чувствительный удар. - Но вы допустили серьёзную ошибку в ходе учения, в боевой обстановке это привело бы к большим потерям, если не к поражению.

«Кажется, сейчас он мне даст прикурить...» - передёрнул плечами Мерецков, но виду не подал, даже улыбнулся, хотя улыбка получилась кислой. Уборевич между тем угрюмо свёл брови. По его настроению Мерецков понял - что-то случилось. Впечатление было такое, что командующему вовсе не хотелось говорить. А ведь разбор учений он всегда проводил энергично, за удачные действия хвалил, за ошибки журил, но не так жёстко, как в этот раз. Что вызвало у него такое настроение?

   - Я вам уже говорил, что правильно руководить боем - значит прежде самому продумать всю динамику событий. - Уборевич взял папиросу, закурил и продолжал: - Решить, где сосредоточить артиллерию, куда бросить танки, какую задачу поставить авиации. Словом, каждый должен знать, что ему надлежит делать в бою. А как получилось у нас? Пехота пошла на штурм укреплений противника, но атака захлебнулась - враг открыл сильный огонь из пулемётов, а с флангов по вашим войскам ударили миномёты и орудия. Что сделали вы?

   - Я бросил танки на позиции противника, - смутился Мерецков. - Правда, не сразу, но смял его оборону.

   - Какой ценой смяли? - насмешливо спросил командующий и добавил: - Большими потерями пехоты! А следовало перед атакой обработать передний край неприятеля артогнём, потом бросить вперёд танки, а за ними - пехоту!

   - Я не знал, что противник создал прочную оборону, - объяснил Кирилл Афанасьевич.

   - А где ваша разведка, почему она не выявила характер переднего края? - спросил Уборевич. - И ещё одна деталь. Когда противник открыл огонь из орудий, командир танкового полка связался с вами по телефону и предложил бросить танки на их подавление. Однако вы не разрешили ему это сделать, сославшись на то, что этим займётся авиация. Пока вы ставили задачу командиру эскадрильи бомбардировщиков, было потеряно драгоценное время. Так ли надо было поступать? Нет, Кирилл Афанасьевич! Во-первых, вы «зарубили» в зародыше инициативу командира танкового полка, а её следовало не гасить волевым решением, а всячески поддержать. Во-вторых, вы забыли, что время на войне дорого и его не следует зря терять.

Выслушав замечания командующего, Мерецков с трудом сказал:

   - Не могу возразить, Иероним Петрович. Разнос, который вы учинили мне, поделом. Я так уверовал в свои силы, что силы противника недооценил. Но скоро у нас пройдут новые учения под вашим руководством, и я обещаю вам действовать рационально.

Уборевич горько улыбнулся, поправив на носу очки.

   - Не получится, Кирилл Афанасьевич.

   - Почему? - удивился Мерецков.

   - Я ухожу со своего поста, - грустно произнёс Уборевич. - Новым командующим войсками Московского военного округа назначен Август Иванович Корк[12]. Сегодня я сдаю свои дела, а вечером у меня будет прощальный ужин. Приглашаю и вас к семи вечера. Можете прийти с женой.

Мерецкову было жаль расставаться с Уборевичем: слишком много тот для него значил. «Этот человек сыграл в моей жизни огромную роль, - отмечал Кирилл Афанасьевич. - Я проработал вместе с ним около пяти лет, и годы эти - целый новый период в моей службе. Я занимал довольно высокую военную должность и мог считаться сложившимся человеком. И всё же ни один военачальник раньше (да, пожалуй, и позже) не дал мне так много, как Иероним Петрович».

«Как сложатся у меня отношения с Корком? - спросил себя Мерецков, когда поздно вечером попрощался с Уборевичем у него дома. - Хочу, чтобы они были честными, как с Иеронимом Петровичем. Ведь начальник штаба округа - это правая рука командующего!»

К огорчению Мерецкова, отношения с Корком у него не сложились. Случилось это не сразу. Когда Корк стал командующим, у Мерецкова наступил срок его очередной стажировки в командирской должности, и он был назначен командиром и комиссаром 14-й стрелковой дивизии. Корк пригласил его на беседу.