- Сражаться с мятежниками генерала Франко? - Мерецков напружинился.
- Не чай пить, разумеется, - усмехнулся Ворошилов.
- Кем я туда еду?
- Советником. Видимо, вам придётся сменить там Григория Ивановича Кулика, нашего главного артиллериста. Приедете в Испанию и представитесь нашему главному военному советнику Яну Карловичу Берзину, он вам на месте всё и объяснит. Но пока никому об этом не говорите.
- Когда я поеду?
- Вам скажут, наверное, дня через два-три. - Нарком помолчал, что-то осмысливая, и с нарочитой небрежностью спросил: - Как вам служилось у Блюхера? Только коротко и самое главное.
«Почему он спрашивает о Блюхере? Выходит, чем-то недоволен?» - молнией пронеслось в голове Кирилла Афанасьевича. Такого вопроса от наркома он не ожидал, его даже слегка покоробило.
- Хорошо служилось, - раздумчиво произнёс Мерецков. - Как военачальник Блюхер во многом напоминал мне Иеронима Петровича Уборевича. Я имею в виду прежде всего их методы и приёмы обучения войск. Василий Константинович в общении более доступен, он размашистый, открытый и быстрый, как ветер в поле. Но обоим им присуще такое важное качество полководца, как широта и глубина мышления. Я сожалею, что не смог завершить на деле всё, что задумал.
Нарком, как успел заметить Мерецков, нахмурился.
- В Испании вам представится полная возможность проявить свои знания на деле, - сухо подчеркнул Ворошилов. - Я надеюсь на вас...
Его прервала «кремлёвка». Он рывком снял трубку.
- Да!
- Что - да? - грубо отозвалась трубка.
- Нарком Ворошилов слушает вас!
- Это уже лучше! - усмехнулся Сталин. - Чем вы сейчас заняты, Климент Ефремович?
- Беседую с товарищем Мерецковым. Объяснил ему, что решено послать его в Испанию на смену Кулику.
- Только собираетесь его послать? - удивился Сталин. - Я полагал, что товарищ Мерецков уже там. Почему задержался? Надо было его туда отправить сразу после совещания в наркомате.
Ворошилов объяснил, что Мерецков в Москве заболел тяжёлой формой простуды и почти два месяца пробыл в госпитале, теперь он вполне здоров.
Сталин помолчал, покашливая в трубку, потом отозвался:
- Когда освободитесь, приезжайте в Кремль. И, пожалуйста, захватите с собой начальника Генерального штаба товарища Егорова. Речь пойдёт о численности войск Красной Армии. Возьмите нужные документы, я хочу их посмотреть.
Переговорив, Ворошилов положил трубку.
- Товарищ Сталин спрашивал, почему вы до сих пор не в Испании, - произнёс Климент Ефремович. - Вот так-то, Кирилл Афанасьевич. Как видите, и надо мной есть начальник, и начальник суровый. - Он раза два затянулся папиросой «Казбек», глотнул дым. - С желанием едете на новый фронт? Ведь оттуда можно и не вернуться!
- Так точно, с желанием! - Мерецков встал. - Извините, есть вопрос. Могу ли я сказать своей жене, куда еду в командировку?
- Только ей и больше никому! У вас, кажется, есть ещё сын?
- Да, его зовут Владимиром, ему двенадцать лет, он учится в пятом классе.
- Так вот сыну о своей поездке в Испанию ни слова! И жену предупредите, чтобы никому не говорила, где вы и чем занимаетесь. Ясно?..
13
Постучавшись, Мерецков вошёл в кабинет начальника Генерального штаба.
- Наконец-то я вижу своего заместителя! - Шапошников встал из-за массивного стола и пошёл ему навстречу. Поздоровавшись, пригласил сесть. - Где-то вы, голубчик, подзадержались! Мне ещё с утра позвонил Климент Ефремович и сообщил о вашем назначении.
- Я дважды приходил к вам, Борис Михайлович, но адъютант говорил, что вы очень заняты, - начал было объяснять Кирилл Афанасьевич, но Шапошников прервал его, улыбаясь.
- Ах вот как, я и не знал! Извини, голубчик, но я и вправду был весьма занят, и вообще у меня дел по самое горло. Я же патриарх штабной службы, а у таких людей кризис времени. Да-с, вот уже почти двадцать лет проработал в Генштабе на разных должностях. И знаете, что выше всего я ценю в своей работе?
- Интересно, что же, товарищ командарм первого ранга? - мягко улыбнулся Мерецков. Он опустился в кожаное кресло, положив ногу на ногу, и напружинился, словно ждал бог знает чего.
В глазах начальника Генштаба мелькнул едва заметный вызов, но Кирилл Афанасьевич не придал этому значения. Взгляд Шапошникова смягчился, и он сказал:
- Больше всего я ценю два момента - полное выполнение штабами своих функций и культуру штабной работы. Я весьма уважал и ценил Михаила Фрунзе, так вот он призывал нас создать «могучий и гибкий военно-теоретический штаб пролетарского государства». Считаю для себя честью работать в этом направлении, - подчеркнул Шапошников. - Но, прежде чем объяснить, чем вы займётесь как мой заместитель, хотел бы услышать вкратце, что вам удалось сделать в далёкой и мятежной Испании.
- В двух словах об этом не расскажешь, - заметно смутился Мерецков, - но на главных моментах, пожалуй, стоит заострить ваше внимание. - Кирилл Афанасьевич полистал свою записную книжку. - В нашу задачу входило помочь Республике наладить формирование бригад регулярной армии и нести функции военных советников при испанских командирах. А мне ещё досталось учить уму-разуму начальника нескольких воинских колонн Буэнавентура Дуррути. Он уверял меня, что все генералы на свете враждебны народу и что все они одинаковы.
- Ну и вояка, как же он мог так рассуждать? - возмутился Шапошников. - Я бы с ним долго не цацкался.
- А что делать, если он был заядлым анархистом? - усмехнулся Мерецков. - Я пристыдил его: мол, как это он, известный политический деятель, не знает, что советские генералы совсем другие. Они служат верой и правдой своему народу. Я рассказал ему о нашем наркоме Климе Ворошилове. «А разве Ворошилов из рабочих?» - спросил Дуррути. «Да, - говорю ему, - он в прошлом луганский слесарь...»
Мерецков искренне поведал начальнику Генштаба, чем он занимался в Испании, разве что умолчал о том, как сам порой водил в атаку испанцев, не раз был на волоске от смерти. Борис Михайлович слушал его внимательно, а когда Мерецков умолк, заметил:
- Выходит, голубчик, вы трудились на два фронта: испанцев учили, как бить врага, а анархистов - железной воинской дисциплине?
- Можно сказать и так, Борис Михайлович.
- Как вас там называли?
- Волонтёр Петрович! - После паузы Кирилл Афанасьевич добавил: - Я был советником председателя хунты обороны Мадрида генерала Миахи. В нём жили два человека - военный и политик, и работать с ним было очень тяжело. К тому же Миаха раньше дружил с генералом Франко, а затем сражался против него.
- А воевал Миаха хорошо?
- Да. Другое меня настораживало...
- Что же?
- Он не желал сотрудничать с коммунистами, и я боялся, как бы он не перебежал к генералу Франко...
(В 1939 году генерал Миаха всё же перешёл на сторону мятежников, генерал Франко даже расцеловал его за столь «мудрое» решение. - А. 3.).
Беседа Мерецкова и Шапошникова была недолгой, но предметной, и работали они дружно. Борис Михайлович полностью доверял своему заместителю и всякий раз, давая ему задания, убеждался в его способностях. Но он не знал, как тяжело было нести эту ношу Мерецкову! Кроме своей должности в Генштабе, нарком Ворошилов с одобрения Сталина назначил Кирилла Афанасьевича секретарём Главного военного совета - ГВС, заседания которого проходили дважды, а то и трижды в неделю. Нередко на них присутствовал Сталин, и, если на ГВС заслушивались командующие военными округами и вождь задавал им вопросы, работали допоздна. А на другой день с утра Мерецков занимался оформлением протоколов заседаний ГВС, и ему было трудно потом браться за решение штабных вопросов. Видимо, Сталин догадывался, как нелегко Мерецкову справляться с двумя должностями. К тому же он удостоился чести быть избранным в депутаты Верховного Совета СССР первого созыва. Как-то Сталин вызвал его к себе, уточнил несколько вопросов по линии Генерального штаба и спросил:
