Там Мерецков увидел то, чего увидеть никак не ожидал. По прибытии к авиаторам он объявил боевую тревогу и вместе с командующим военным округом генералом армии Павловым наблюдал, как действуют лётчики, поднимая одну машину за другой в весеннее небо. Учения были в самом разгаре. Вдруг на аэродром, где находились замнаркома и командующий округом, совершил посадку немецкий самолёт. Из него вышли немцы и стали наблюдать за тем, что происходит на военном аэродроме. Мерецкова увиденное едва ли не шокировало.

   - Это что же такое? - обратился он к Павлову.

Тот, ничуть не смутившись, ответил, что по распоряжению начальника гражданской авиации СССР на этом аэродроме разрешено принимать немецкие пассажирские самолёты. Мерецкова это крайне возмутило, и он спросил Павлова, почему об этом распоряжении тот не проинформировал наркома обороны маршала Тимошенко.

   - Я полагал, что, коль начальник гражданской авиации СССР даёт такое разрешение, значит, он в Москве согласовал этот вопрос с высшим начальством, - ответил Павлов.

К ним подошёл командующий ВВС округа Герой Советского Союза генерал Копец.

   - Что у вас тут творится? - спросил его Мерецков.

А если начнётся война и авиация округа не сумеет выйти из-под удара врага, что тогда будете делать?

   - Тогда буду стреляться! - усмехнулся генерал. Увидев, как хмуро сдвинул брови замнаркома, добавил: - Извините, я пошутил.

(Шутка, однако, получилась пророческой. Генерал Копец был хорошим лётчиком, но оказался неспособным командовать авиацией округа. Как только началась война, гитлеровцы в первый же день уничтожили на этом аэродроме почти все самолёты, и генерал Копец покончил с собой. - А. 3.).

Мерецков тут же написал телеграмму на имя Сталина о неправильных действиях начальника гражданской авиации СССР и вручил её Павлову.

   - Срочно передать в Москву! А я хочу ещё побывать у лётчиков истребительного полка.

Едва Мерецков приземлился на аэродроме, как командир истребительного полка доложил ему, что над зоной появился немецкий самолёт.

   - Сбивать нарушителей воздушного пространства нам запрещено. Что делать? - На лице полковника читалось смятение, да он этого и не скрывал.

   - Сажайте чужой самолёт! - приказал Мерецков.

Полковник выскочил из дежурной комнаты, а Кирилл Афанасьевич запросил Москву. Ответ поступил быстро: самолёт не сбивать! Странно, усмехнулся Кирилл Афанасьевич, о посадке умолчали. Он вышел посмотреть, что делается в воздухе. Запыхавшийся командир полка доложил:

   - Товарищ замнаркома, немецкий самолёт мы посади ли. Какие будут распоряжения?..

Возвращаясь в Москву, Мерецков под рёв двигателей самолёта размышлял о том, сообщит ли ему Сталин об этом немецком самолёте. До сих пор он не мог успокоиться: «Отпустить! Надо ли было отпускать? Немцы явно вели разведку в приграничном районе. Интересно, как на всё это посмотрит маршал Тимошенко?»

Чего ожидал Мерецков, то и случилось. Ни слова не утаивая, он доложил обо всём, что видел у авиаторов, наркому Тимошенко. Тот, выслушав его, сказал:

   - Действовал ты, Кирилл Афанасьевич, по-боевому, и претензий к тебе нет. Я сейчас проинформирую товарища Сталина. - Маршал тут же позвонил ему по «кремлёвке».

   - Приезжайте ко мне с Мерецковым! - приказал вождь.

Разговор был короткий. Сталин, как поняли они оба, был не в духе. Выслушав информацию Мерецкова о тревожной ситуации в приграничье, он резко произнёс:

   - На границе порядков не изменять, иначе мы спровоцируем немцев на выступление!

   - А как быть с самолётами-нарушителями? - спросил Тимошенко.

   - Сажать их на наши аэродромы, потом будем разбираться, почему допущено нарушение воздушного пространства. - Вождь взглянул на Мерецкова. - Вы же приказали посадить «юнкере», и наши лётчики это сделали. А теперь расследованием займутся те, кому это положено делать.

«Но немецкий самолёт-нарушитель отпустили, когда я был ещё там!» - едва не воскликнул Кирилл Афанасьевич. Он недовольно поджал губы.

   - Приказание поступило из Москвы!

   - Я разберусь с этим, - тихо обронил Сталин. - У вас есть ещё вопросы? Нет? Тогда оба свободны.

Тимошенко сразу понял, что вождь чем-то расстроен, и не стал оспаривать действия тех, кто распорядился отпустить самолёт. Характер вождя он успел изучить и знал, что своими вопросами можно нарваться на неприятности. Но в разговоре с Мерецковым Сталин проявил выдержку, и нарком был рад за своего заместителя. У себя в кабинете, когда они возвратились из Кремля, Тимошенко сказал не без горечи:

   - У меня такое впечатление, что кому-то выгодно, когда немецкие самолёты резвятся в нашем небе. Что скажешь?

   - Вождь заверил нас, что разберётся с этим, - глухо отозвался Кирилл Афанасьевич.

   - Я в этом сомневаюсь, - пожал плечами Тимошенко.

   - Почему?

   - Наверное, сам Сталин распорядился отпустить самолёт из боязни, что Гитлер может за это уцепиться. - Нарком закурил. - А теперь, Кирилл Афанасьевич, давайте вместе обсудим, какие воинские соединения надо срочно передислоцировать к западной границе. Сделать это нужно так, чтобы представить эту переброску в виде учений, как вы это сделали в Одесском военном округе. Мне звонил генерал Чибисов. Он сам хотел это устроить, но без ведома Наркомата обороны не решился.

   - Я готов доложить вам этот вопрос, у меня уже всё спланировано. Но надо ещё согласовать с вождём.

   - Я сам это сделаю. Идите за своим планом, жду вас...

В голосе наркома Кирилл Афанасьевич уловил раздражение, но не упрекать же его за это! У маршала Тимошенко немало важных дел, а когда их решаешь, всякое бывает, не только горечь в душе. Мерецков взял из сейфа документ, написанный им от руки, кое-что дополнил и отнёс в машбюро.

Положив отпечатанный документ в папку, Мерецков отправился к наркому. У него в кабинете был главный интендант Красной Армии Хрулёв. Кирилл Афанасьевич поздоровался с ним, заметил, что вчера звонил ему, но не застал.

   - Я был у Микояна... А я нужен вам?

   - Потом переговорим... - Мерецков сел.

Нарком с кем-то говорил по телефону. Наконец он положил трубку и взглянул на своего заместителя.

   - Вчера Хрулёв был у Анастаса Ивановича, и тот здорово его пошерстил, - усмехнулся Тимошенко. - Оказывается, мы допустили большой перерасход топлива и других материальных резервов. Лимит горючего для танков, например, мы выбрали ещё в ноябре прошлого года.

   - Так ведь в минувшем году мы во всех военных округах провели дополнительные учения с применением боевого оружия! - воскликнул Мерецков. - И кто нам дал такое указание? Товарищ Сталин. Ты бы, Андрей Васильевич, объяснил Анастасу Ивановичу, а не бежал бы сразу к наркому.

   - Я пытался уладить это дело с Микояном, но он ни в какую, говорит, что ему указ только вождь! - обидчиво произнёс Хрулёв.

   - Я вот чего хочу, Кирилл Афанасьевич, - вновь заговорил маршал Тимошенко. - Вместе с Хрулёвым составьте официальную справку по всем этим вопросам. Ты, Кирилл Афанасьевич, свяжись с Микояном, когда он сможет тебя принять. Если же не получится, тогда я доложу Иосифу Виссарионовичу. Кстати, передислокация соединений тоже потребует не одну тонну горючего, и это надо учитывать.

   - Вряд ли Кирилл Афанасьевич чего-то добьётся от Микояна, - вмешался Хрулёв. - Когда я был у него, ему звонил командующий Северным флотом адмирал Головко и тоже просил увеличить лимит топлива для кораблей флота. Все стараются что-то получить у Микояна.

   - Такая у него должность, - усмехнулся нарком. - У тебя всё, Андрей Васильевич? У нас с Кириллом Афанасьевичем есть неотложное дело...

   - Когда мы с вами займёмся составлением справки, Кирилл Афанасьевич? - Хрулёв встал, одёрнул тужурку.

   - Жду вас в пять часов вечера!

...На душе Кирилла Афанасьевича было зябко. Отчего- то плохо спалось ему в эту ночь, потому и встал рано, хотя утро 21 июня ничего плохого не предвещало. Только оделся, как из спальни вышла жена и, зевнув, спросила: