И ввиду отсутствия такового снял с себя ответственность за порчу имущества.
А губернатор только рот открыл, медленно и вопроси-тельно указал пальцем на окно и бесшумно захлюпал губами, как карась на мелководье. В горле его сразу же пересохло, сердце заёкало уже без счёту, а глаза отсигналили что-то из азбуки Морзе.
Анзур с Орашем, естественно, азбуки Морзе не знали, но на всякий случай решили подтвердить:
- Угу.
Василий Ефремыч преглупо улыбнулся, словно поутру обнаружил у себя грудь четвёртого размера, медленно при-встал, но перед тем, как выглянуть в окно, на всякий случай вспомнил, где у него лежит валидол.
Валидол пригодился. Причём сразу весь.
- "Буга-атти!" - проорал он паническим голосом и, схватив╛шись за сердце, рухнул на кресло. Свободная рука его попыталась достать из сейфа пистолет и инициировать международный конфликт, но дрожащие пальцы предательски выронили ключ, и в таджиков полетела лишь крышка от графина.
Не помню кто, но который-то из них успел-таки пригнуться - второй же, схлопотав по загривку, больно ойкнул и увлёк товарища в приёмную, оставив губернатора в полуобморочном состоянии.
В коридоре товарищи переглянулись, и Ораш (на своём языке, конечно) недоверчиво предположил:
- Знаешь, Анзур, у меня такое предчувствие, что нас здесь кинуть хотят.
- Пусть только попробует, - ответил Анзур, сурово вздохнул и выпятил вперёд грудь. - Аллахом клянусь! Если хоть на рубль меньше заплатит, то я ему машину разобью! Пошли!
И они снова вернулись в кабинет.
- Начальник! Половина дом мы покрасил. Отдавай тогда половина денег.
В этот раз они не только оба успели пригнуться, но и даже поймали запущенный в них графин.
- "Буга-атти!" - проревел губернатор, не отпуская руки от сердца, - "Буга-атти!"
Далее рисковать было опасно, но всё-таки они заглянули в кабинет ещё раз, видимо, исключительно для того, чтобы поймать пепельницу и, забрав трофеи в уплату долга, удалились.
- Знаешь Анзур, а поехали-ка лучше к Бахтеяру в мага-зин. Там крышу ремонтируют. Им как раз специалисты нужны...
О том, как в магазине рухнула крыша, мы, пожалуй, рас-сказывать не будем, а расскажем лучше о Петре Андреиче, который в это самое злополучное время блуждал по коридо-рам администрации в поисках кабинета губернатора и за непривычностью ситуации кое-чего пропустил.
А кабинет Василия Ефремовича, как и положено чинов-никам подобного ранга, находился в самом труднодоступ╛ном и трудноотыскиваемом месте на самом верху. Лифтом председатель воспользоваться побоялся, но исключительно из опасений сломать, и не иначе, а пешком оказалось и долго и неудобно. Поплутал на славу, но зато за время плутания успел, хоть и в устной форме, подготовить прошение.
Да что там говорить. Деваться-то ему тогда было, откро-венно некуда. Деньгами да транспортом он был не просто небогат - нищ. Урожай гнил, покупателей не было, а из мощностей по перера╛ботке со всей деревни можно было набрать лишь три десятка мясорубок. В общем, шёл он в полной решительности и за последней надеждой.
Когда надежда показалась, наконец, за поворотом приёмной, он слегка оробел, да ещё два таджика с графином и пепельницей сбили его с мысли, но неизбежность заставила-таки его собраться, и, подойдя к заветной двери, он для начала приложил к ней ухо. Того, что таджики приложили два уха к двери приёмной он не заметил.
А Василий Ефремыч к тому времени уже побагровевший, дрожащими пальцами ковырял на телефоне цифры 03 и уже не кричал, а стонал: "Бугатти", "Бугатти". Вознамерения его в скором времени увенчались успехом, и безразличный голос на другом конце провода монотонно произнёс: "Скорая".
Диагноз у губернатора, откровенно сказать, не получился, так как оказалось, что он нечаянно забыл все слова, кроме заветного. Его-то, собственно, он и сообщил в качестве при╛чины вызова: "Бугатти", "Бугатти".
Не дождавшись ответа, он повесил трубку, пошарил рукой и, не отыскав на столе графина, выругался: "Бугатти".
Председатель в машинах соображал мало и потому понял всё по-своему или, вернее сказать - абсолютно ничего не понял, но, как оказалось, и Марья Ивановна, оператор "скорой" разбиралась в машинах не лучше. Зато выяснилось, что она обладала редким дарованием ставить диагнозы прямо по телефону, и потому немедленно перезвонила куда нужно:
- Алло! Психдиспансер! Гаврилу Андреича мне. Это со скорой.
- А! Марь Ивановна, - радостно отозвался как раз Гав-рила Андреевич. - Как же, как же! Давненько от вас вестей не было. Вы по делу, али как?
- По делу, Гавруш, по делу - вызовочек у меня прими. Адреса вот только нет - телефон один, но вы уж там сами как-нибудь по базе пробейте.
- Да не вопрос, Марь Ивановна! Давайте, диктуйте. Принято! А что, буйный какой или так - нажрался просто?
- Да бес его знает! По голосу - так вообще невменяемый, а уж что там на самом деле - сам давай разбирайся. Очевидно рецидив, - предположила она напоследок и осведомилась, как поживает у Гаврилы Андреевича супруга.
- На этой неделе - в первую, а вот на следующей в ночь заступает, - мечтательно отчитался завдиспансера. - А за вызовочек - отдельное наше...
Трубка ещё немного поблагодарила внезапно покраснев╛шую Марь Ивановну и в конце концов повесилась.
Гаврила Андреевич, милейший человек, работу свою очень любил. Общение с великими людьми ему вообще доставляло удовольствие и приобщало к культуре более высшей, нежели с теми же однословными санитарами и двусловной регистратор╛шей.
В былые времена работы в столичной клинике он часами вёл задушевные беседы с образцами мировой мысли - Спинозой, Кантом и Шопенгауэром. По информации, от них полученной, он даже умудрился защитить кандидатскую и выпустил в свет трёхтомник "Нео╛публикован╛ные мысли" - Спинозы, Канта и Шопенгауэра соответ╛ственно, но лет через пять обман раскрылся и, последовавший следом скандал поставил крест на всей его дальнейшей карьере. Пришлось перебраться в глубинку, где и условия были похуже, да и контин╛гент подобрался - не очень.
Да чего там говорить. В его клинике всего-то было четыре человека, да и из четырёх два оказались Наполеонами. И всё бы ладно, ежели б они хотя бы между собой конфликтовали - какая ни есть, а интрига, так нет же. Целыми днями они прятались под столом, разрабатывая совместный план взятия Казани, но никак не могли промеж собой договориться, ибо первого прежде всего интересовал вывод из строя чулочно-носочной фабрики, а второй ставил приоритетной задачей захват женского общежития номер двадцать шесть, где, по его словам, скрывался их общий враг - Кутузов.
Третий был Горбачёвым и часами просиживал перед зеркалом, подрисовывая на лбу родимое пятно. На уговоры Гаврилы Андреевича начать в стране преобразования он реагировал предвзято и недоверчиво, отчего диалога не получалось, а четвёртый, гад, вообще был аквариумом.
В общем - тоска.
Как за редкую удачу уцепился завдиспансера за вызово-чек и немедленно приступил к служебным обязанностям, но, выявив адресата, несколько смутился. В своей жизни он, конечно, не раз общался и с губернаторами, и с президентами, но в этот раз что-то его насторожило.
Гаврила Андреич, в свою очередь, тоже был небесталан-ным и, подумав минуту, быстро смекнул, чего к чему. В его руках тут же запищал сотовый, а на другом конце провода трубку снял сам министр здравоохранения.
На недовольное "Слушаю!" Гаврила Андреич поведал, что не иначе как от самого губернатора в дежурную поступил вызов с просьбой срочно прислать известную бригаду, а на вопрос причины пришлось сослаться на слова Марь Ивановны, упоминавшей о каком-то рецидиве.
С минуту трубка молчала - видимо раздумывая, как и в какой последовательности действовать, но, так ничего и не придумавши, задала, наконец, первый попавшийся разумный вопрос:
