О том, что раз двадцать было пожалето, что бросил пить, я вообще упоминать не буду, а вот о том, что раз двести было пожалето, что выпить нечего, так это и так понятно!
В общем, вот в таком вот душевном состоянии Кузьмич и дожидался рассвета...
* * *
Утро ждать себя не заставило. Петухи пропели как поло-жено, и тут же следом, требуя к себе внимания, замычали обе коровы. То тут, то там в окошках замаячили огоньки, а густой утренний воздух насквозь пропитался запахом горелого дёгтя. Задымили печные трубы, и деревня хоть и нехотя, но постепенно проснулась.
А вот мужики в конторе, так как раз наоборот. Два стыд-ливо прижавшихся друг к другу, абсолютно продрогших тела будто только и ждали этого.
Первым вскочил Гришка и, отчаянно растерев ладонями тело, взмолился:
- Андреич, если я сейчас не съем чего-нибудь горячего, то у нас будет одним трактористом меньше.
Не говоря ни слова, председатель ткнул пальцем в вися-щий на стене кипятильник и тоже приподнялся. Водрузив-шись на стул, он сложил ладони между колен и, поморщив-шись, огляделся по сторонам.
- Мне тоже сделай. Банка у Глашки.
- Угу, - отрапортовал Гришка и, зачерпнув воды, во-ткнул электроприбор.
- Чёрт! Как и не спал вовсе. Всю ночь какая-то чертов-щина снилась. Будто кредиторы мои приехали сюда и требо-вали от меня каких-то сто рублей с копейками, а у меня вроде как, только двадцать семь. - Андреич протёр глаза и подошёл к умывальнику. - Потом вроде как два трактора у меня описали и Глашку с собой забрали.
- А Глашку-то зачем? - спросил Гришка и занял за председателем очередь.
- Да чёрт их знает! Говорю ж - сон!
Григорий протянул председателю старую засаленную майку, служащую полотенцем.
- С четверга на пятницу - сбывается.
- Сбудется - не страшно. Уж где сорок тысяч - там ещё сто рублей, без разницы. А вот трактора почему-то, - Андреич даже улыбнулся, - у нас целых два оказалось.
- А говоришь чертовщина, - отреагировал Гришка, - о таких снах только мечтать можно. Вот мне снилась, так полная чушь - будто я солярку ворую, а потом как бы оказалось, что со своего же трактора.
Председатель усмехнулся.
- А не путаешь часом? Может, свёклу?
Но Гришка одним взглядом напомнил, что за неё уже проставился, и выткнул кипятильник из розетки.
- Ладно. Давай стол накрывай...
Попив чая с пряниками и покурив, оба взялись за наведение порядка.
Дело, в общем-то, нехитрое и ввиду общественности по-мещения особого старания не требующее, но поскольку подобное предприятие осуществлялось лишь по великим поводам (ну, или Глашка не выдержит), то не воспользоваться оказией было бы грешно. В общем, к уборке подошли основательно, но по-мужски.
Андреич решил освежить мокрой тряпкой настенные принадлежности, а Гришка, взявшись за веник, подключил для борьбы с пылью самого злейшего её врага. Это вот я, конечно, имею в виду не веник, а человеческие лёгкие.
Возмутиться на этот счёт, конечно, могут многие, но в основном одни только бездельники, лентяи и лежебоки, уповающие в своих грёзах на силу и торжество природы, якобы та мудра и всемогуща и уж точно без него сама во всём разберётся. И справится тоже. С пылью в том числе.
Чёрта-с два, я вам скажу! Никуда эта пыль проклятая не девается. Ни от швабры, ни от веника. А всё потому, что у пыли существует лишь один единственный, но злейший враг, и о нём я только что упоминал. Лишь человеческие лёгкие в состоянии поглотить, осадить в своих недрах и, даже не взирая на всевозможные фиброзы, силикозы и пневмокониозы, не расстаться с проглоченным и осаждённым, пока смерть не разлучит их...
- Тьфу! Гришка! Мать твою! Напылил-то как! - не одобрил Андреич полномасштабного наступления на пыль с подключением ещё и его собственных лёгких, но Гришка тут же успокоил:
- Да ерунда! Сейчас осядет!
- Так то-то и оно, что опять осядет! И зачем тогда было мести?
А Григорий-то смекнул сразу, что пыли много, и всего лишь двумя лёгкими с ней не справиться, отчего тут же направился к двери и посредством сквозняка подключил дополнительный резерв.
- Сейчас на улицу выдуем...
Нечего и говорить, что в распахнутую дверь на помощь местной пыли тут же подоспела уличная, отчего пришлось растворить ещё и окно, а самим, стало быть, на время выйти на крыльцо опять покурить.
Когда вся пыль в лёгких была благополучно заменена на дым, Андреич с Гришкой снова вернулись в контору. Местной пыли к тому времени и следа не осталось - одна только уличная, но замена пыли на новую, видимо, тоже удовлетворила обоих, и соответственно оба приступили к дальнейшей уборке.
В итоге оставшаяся грязь была размазана, мебель рас-ставлена, а бюсту Ленина Гришка самолично отполировал лысину. Всё, что по какой-либо причине не вписывалось в общую картину порядка, как то: валенки - пять штук, весло, мешок грязных мешков, набор полок для холодильника "Бирюса" и ещё многое другое, решено было просто вынести во двор. Работа кипела, и к семи часам управились полностью.
Далее Андреич отправил Гришку на деревню - выгонять на поле народ, а сам сходил до дому переодеться.
Парадного костюма у него не было, и, поразмыслив, он выбрал просто самый чистый, слегка побрызгал на него, про╛шёлся щёткой и пришил пуговицу, которая, к счастью, с позапро╛шлого года не потерялась в кармане.
Затем председатель наспех пробежался по холодильнику, вздохнул и счёл необходимым произвести единственно возможное действие - разморозить его. Выдернув из розетки вилку, он осмотрел буфет, но осмотр также приятных сюрпризов не преподнёс. Пачка соли, лаврушка, несколько горошков перца и упаковка макарон со следами мышиных зубов.
Андреич не расстроился - он знал это заранее и даже вздыхать не стал. Взглянув напоследок в пыльное зеркало и пригладив редкие волосы, он ощупал щетину и на всякий случай решил побриться.
За умывальником тут же отыскался помазок - ещё с дере╛вянной ручкой и завёрнутый в целлофан обмылок. Умывшись, председатель расправил усы и помассировал щёки. Опасная бритва, перешедшая ему от отца, легко справилась с задачей, и через несколько минут вид его преобразился. Для своих пятидесяти восьми он как-то даже помолодел, да и костюм, топорщившийся спереди, заставил расправить ссуту╛лившиеся плечи. Одним словом, внешний вид был признан удовлетворительным.
Из сложенной на подоконнике стопки папиросных пачек, коими председатель всегда запасался на месяц вперёд, Андреич выхватил две и тут же пересчитал оставшиеся. До зарплаты не хватало уже четырёх, и, скрипя сердцем, он положил одну обратно. Спичечный коробок потряс и, добавив в него из целого ещё с десяток спичек, сунул в карман.
Пройдя напоследок по комнате, председатель задумался, как бы вспоминая, что ещё ему может пригодиться, но так ничего и не вспомнил. Ещё раз посмотрел в зеркало и вышел за дверь.
Сразу же за порогом Пётр Андреич остановился. Маленький пушистый комочек, шатаясь, прильнул к его ногам и жалобно промяукал.
- Ксюха! Мать твою! - вырвалось у председателя. - Кто за твоими детьми приглядывать должен? Я, что ли?
Кошка не ответила и даже не выбежала, как обычно, клянчить еды.
- Пойдём, шустрый какой, - подхватил на руки котёнка Андреич и отнёс к коробке, где, по его разумению, должны были находиться ещё трое. Коробка оказалась пустой, а котят, к его удивлению, и след простыл. Пришлось взять свои слова обратно, а эпитетом "шустрый" наградить отсутствующих.
- Что ж делать-то с тобой? - посетовал председатель и не нашёл ничего лучшего, как взять котёнка с собой.
Подойдя к конторе, Андреич обнаружил дверь открытой и, увидев Глашу, радостно избавился от ноши.
- Глаш, я знаю, у тебя молоко есть. Покорми, а то мать куда-то сбежала, а этот мяжжит. Сиську просит.
Глашка нервно вдохнула, схватилась за грудь и, укориз-ненно посмотрев на председателя, покачала головой.
- Пётр Андреич! Скажете тоже!
Нет. Она, конечно, приняла сказанное не буквально, да и председатель сразу понял, что выразился не вполне корректно, но слово не воробей, вылетит - не поймаешь.