И дал команду к построению.

- Вот это ты, Миш, правильно рассудил! Вот я всегда поражаюсь рациональности твоего мышления, - тут же попытался подмазаться ёжик, но мохнатая лапа и ему указала на место в строю.

Пришлось подчиниться грубой силе, ну и, естественно, строй упомянутый возглавить. Хотя...

Сказать по правде, строя в привычном понимании вообще не получилось. Так - толпа разношёрстная, но и без того уже через каких-нибудь пару минут всё наше отважное войско лениво спускалось по склону.

Первым, естественно, шёл медведь, неуклюже кряхтя, вздыхая и следя себе под лапы.

Следом, молча, но тоже следя за тем, чтоб не попасться под лапы медведю, шагал ёжик.

Далее следовал заяц с ведром, а вот под лапы ему следили как раз все остальные. Они тоже кряхтели, тяжело вздыхали и охали, если заяц вдруг собирался споткнуться и опрокинуть ношу, а один раз даже вовремя подхватили его под локоть.

Вообще, любое падение, связанное с зайцем, будь то сам упал или на него кто-то свалился, в конечном итоге могло отразиться на содержимом ведра, и потому за зайцем на всякий случай не шёл никто. Но с другой стороны, если уж таковому и суждено было случиться, то находиться следовало от ведра подальше, вернее, подальше от разгневанного медведя. В общем, остальные спускались просто где придётся, как придётся и поодаль.

Ещё через пару минут спуск был успешно преодолён, и дальнейший маршрут опасений уже не вызывал, но вот облегчённо вздохнуть по этому поводу так никто и не отважился. Мало того, открывшаяся ихним взорам картина заставила всех попридержать язык за зубами.

К заводи подходили уже совсем молча, но вовсе не пото-му, что соблюдали конспирацию, а просто оттого, что увиденное лишило всех дара речи. Одновременно. Заяц даже ведро на землю поставил, помотал головой и потёр глаза. И было, надо сказать, отчего.

Самым странным из того, что показалось, это был даже не суслик, отчаянно топчущий свернувшегося калачиком волка, а расположившаяся по противоположенную сторону заводи соседская армия. Та, видимо, подошла к заводи немного раньше и, стало быть, дар речи потеряла первее, но зато челюсти отвисли у обеих армий одновременно.

А суслик тем временем, как на батуте, отпрыгивал по упругому клубку волка и в приступе мании величия орал:

- Левый фланг - за мной! Правый фланг - тоже за мной! Пленных не брать!

А волк под ним тоже в свою очередь орал, но только: "ой, ай" и ещё изредка "помогите" или "караул".

Согласитесь, зрелище достойное внимания и уж тем более недостойное прерывания, хотя звери из соседского леса, пожалуй, так не думали. Впрочем, сами виноваты. Вот если б они не думали об этом до того, как к заводи спустилась медвежья армия, то, может, из этого и вышло б чего-нибудь другое, но поскольку с недуманьем они явно запоздали, то и вынуждены теперь были стоять-по╛малкивать да растениями притворяться.

Так или иначе, но вскоре наблюдать за сусликом всем надоело, к тому же он так ничего нового и не изобрёл, хотя и пытался два раза сделать сальто. Сальто всё равно не получилось, и звери постепенно начали приходить в себя.

Первым, как вы уже догадались, пришёл в себя ёжик. Он незаметно зачерпнул из ведра стакан и аккуратно влил содержимое в ещё отвисшую челюсть. Челюстной рефлекс сработал безошибочно, та захлопнулась и препроводила принятое по назначению.

- Охренеть! - удивился он, икая, но все остальные почему-то подумали, что это приказ, и безоговорочно его исполнили.

А вот вторым пришедшим в себя, как вы ни за что не до-гадаетесь, оказался тушканчик. Пожалуй, что он вообще один из всего соседнего леса умудрился сохранить хладнокровие и из патриотических чувств поделился им с соплеменниками.

- Да что же это делается? Братья! - вскочил он на однорогого оленя и, держась одной лапой за рог, поднял вверх другую. - Братья мои верные! Други мои бескорыстные! Доколе ж терпеть нам несправедливость и притеснения недругов ино╛бережных? Доколе привечать да потчивать нечисть поганую, погрязшую в трясине желаний своих алчных и стремлений своих пакостных? Доколе уповать нам на милость басурман алко╛голезависимых да в землю им кланяться пресмыкаюче?

Или не велика гордость наша неподкупная и повсемест-ная, или не велика сила наша звериная, не тверда воля наша непреклонная? Разве позволим мы в трудный для отчизны час отступить перед силою тёмною да дремучею?

Так не посрамим же земли нашей левобережной! Не от-дадим её врагу грязнолапому на потоптание, а себя на поругание каверзное! Встанем как один стеною могучею и неприступною супротив супостата коварного. Остановим зверя лютого в стремлении его пагубном - доминировать.

А ежели суждено нам будет пройти долиною смертной, так не убоимся же тьмы тьмущей, навстречу идущей, а встретим её во всеоружии, и пусть трепещет враг от гнева нашего праведного...

- Ну ни хрена себе, - отвлёкся ненадолго ёжик от созерцания собственного поругания. - Ну тушкан даёт! Это ж он не просто смертный приговор себе подписывает - он его ещё и составляет.

Тут даже суслик прервал акробатические упражнения и уселся на волка поудобней.

А тушканчик настолько воодушевился процессом, что, и сам того не заметив, влез на самую макушку рога и даже лапами уже не держался.

- И пусть слава о подвиге нашем ратном разнесётся по всем пустырям да окраинам. И пусть доблесть наша беско-рыстная яркими красками впишется в летописи казённые. И пусть передаётся молва о нас из уст в уста, из поколения в поколение.

И пускай бежит нечисть поджатохвостая от кары предначертанной. Бежит - не оборачивается, сея позади себя ужас кромеш╛ный, стыд и удобрения. И пускай полчища их без счёту несметные...

- Живут долго и счастливо и передохнут в один день! - неожиданно прервал его ёжик и, как бы извиняясь за содеянное, вышагнул вперёд и виновато всем откланялся. - Нет, нет. Я ничего. Я только уточнить хотел. - И обратился уже к оратору: - Слышь, тушканчик, а вот ты всё это прямо сейчас - на ходу придумал или заранее подготовился?

Но не ответил ему тушканчик, а только посмотрел свысока да с презрением когтем ткнул в его сторону.

- А ты, зверюга непристойная, зубы мне не заговаривай, а лучше выходи на бой ратный да отведай силушки богатырской. И пусть смерть твоя жуткая да аморальная наперёд другим уроком будет, ибо злодеяниям твоим причудливым сейчас конец настанет ностальгический. Оттого и сердце в груди моей колошматится, и кровь бурлит и клокочет...

Здесь, по мнению тушканчика, в самый раз было посту-чать себя кулаками в грудь, что, собственно, он и сделал. А вот народ расчувствовался сразу, да так, что даже суслик нечаянно почесал волку за ухом.

Волк, конечно, тоже расчувствовался, но, почуяв в том подвох, на всякий случай замурлыкал.

А вот медведь то ли расчувствоваться позабыл, то ли ещё что, но выставлять напоказ свои чувства не стал, а как раз, пожалуй, наоборот. Воспользовавшись временным расчувствованием, он набрал в лёгкие воздуха, приосанился и молниеносным движением ухватил оленя за рог.

- Так значит, говоришь: "Выходи на бой смертный", "бурлит и клокочет, говоришь"? - напомнил он об только что озвученном предложении и с лёгкостью придал рогу параллельное земле положение.

А вот тушканчик, на удивление всем, вовсе и не растерялся. Он с не меньшей лёгкостью спрыгнул с трибуны, на лету умудрился исполнить тройное сальто прогнувшись и в следующий момент очутиться уже на заводи.

Пришлось оленю отдуваться самостоятельно.

- А-ай! - заорал он сдавленным голосом и возмущённо скривил физиономию. - Я-то здесь при чём? Я только сред-ство передвижения. И у меня ничего не бурлит. А уж если тебе подраться невтерпёж, так лучше оратора этого отлови. Вон он - на бревне сидит, кстати, он у нас вообще на букву "п",- сдал он недавнего пассажира.

- Да, да! Я его тоже вижу! - зачем-то подтвердил сей факт ёжик, видимо, сочтя, что бить тушканчика будет гораздо интересней. - И кстати, у него действительно бурлит! И даже, по-моему, немного квакает.