Веселье грозило перерасти в паранойю.

Во всём лесу не смеялось только двое: ёжик и, собственно, понятно кто. Первый, правда, едва сдерживаясь, пытался докончить шутку, а верней всего, её усугубить. Расхаживая по опушке и пытаясь выбрать оппоненту дубину покрепче, он искоса поглядывал то на него, то на остальных. Серьёзная морда его лишь добавляла всеобщего веселья, чего, собственно, он и добивался. Ежу вообще нравилось быть в центре внимания, особенно в подобных случаях.

Выбрав, наконец, огромную, едва приподъёмную корягу, он сочувственно подошёл к еноту и вручил тому инструмент.

- Вот, держи. Специально для тебя выбирал, - произнёс он с участием, - с такой к любому ведру не страшно подойти.

Ежья морда в тот момент источала такую благопристой-ность, что енот даже не решился в неё плюнуть. Однако участия он всё-таки не оценил, и мало того, в нелицеприятной форме разъяснил ежу родственную связь между ними посредству ёжьей матери, коя в своё время не особо блюла свою честь. После этого он отправился и к другим зверям, чьи матери, как оказалось, мало чем отличались от ёжьей, и соответственно тоже принадлежали к числу его родственников. Впрочем, зверей подобное откровение ничуть не расстроило, и в довершение всего те предложили ещё и тост за родственные узы, чем окончательно вывели енота из себя.

- А-а-а-а!.. - заорал он, твёрдым шагом направляясь к ведру, да так громко заорал, что на мгновение переорал всех своих гогочущих соплеменников. - Ничего я не боюсь!

Обиженный, он громко выдохнул и опустил в ведро голову. Равномерное хлюпанье немедленно засвидетельствовало о его решимости принять вызов.

А ёжик как будто только этого и ждал. Моментально вскарабкавшись на пенёк, он поднял лапу и приложил палец к губам, давая понять, что все должны замолчать.

Несмотря на активное сопротивление организма, звери вняли-таки его просьбе, и спустя некоторое время в лесу установилась относительная тишина.

Тишина в лесу, надо сказать, была явлением нечастым и, как правило, очень быстро заканчивалась. Ещё реже тишина заканчивалась тишиной, а так чтобы тишина вообще не заканчивалась - такого не бывало вообще. Обычно она просто служила предвестником какого-либо события. Бывало, даже зверь какой заслышит, гуляючи по лесу, тишину и сразу шасть туда - и точно. Событие. А поскольку любое событие в лесу отмечалось, думаю, нет необходимости объяснять насколько высоко тишина ценилась.

Однако, несмотря на всю свою ценность, отдавать ей главен╛ствующую роль в плеяде ценностей было бы несправедливо, ибо в природе существовали и иные ценности ценность которых невозможно переоценить. В частности, существовал и безуслов╛ный фаворит - водка. Её, кстати, оставалось всего около двух вёдер, и расточать драгоценную попусту никому не хотелось. Впрочем, заяц свою работу знал, а понаблюдать за енотом того стоило.

Пить енот умел. Об этом знал весь лес. Но - с закуской. Об этом лес тоже знал. В данный же момент ситуация складыва╛лась презабавнейшая, хотя и предсказуемая. Всем было понятно, чем это закончится, а волк даже мысленно помолился: "Только б не в ведро".

Вот что, кстати, любопытно, так это то, что водку пил енот, а все остальные ему не завидовали. Какое там. Некоторые даже сочувствовали.

- Ставочки. Делаем ставочки господа, - послышалось в толпе, но зверям было не до этого. Близилась кульминация, и, не желая её пропустить, все внимательно следили за убыванием водки в ведре.

Наконец в ведре почувствовалось замешательство, свиде╛тельствовавшее об апогее противоречий. Голова, видимо, не могла уже пить по старому, а желудок - принимать что-то новое. С очумелыми от ужаса глазами енот вытащил-таки морду из ведра и представил её на суд общественности.

- Де-сять, - загадочно прокомментировал ёжик, - де-вять...

Общественность отреагировала аплодисментами, хотя сам не пойму - еноту или ежу.

- Во-семь...

* * *

- Эй, вы! Дебилы! - барсук состроил страшную гримасу и выпучил глаза. - Я же сказал, по многу не пить. Губы смочили, и вперёд!

Он быстро вычислил из утоляющих жажду жертву и с размаху пнул выхухоля в зад, а когда тот захлебнулся и закашлялся, заехал ещё и по голове. Сработало. Причём сушняк пропал сразу у всех.

- Идиоты! - оскорбил он всех напоследок, и дал команду занять боевой строй. - Первый взвод - за волком, второй - за гадюком, третий - за мной - по-пластунски вперё-од...

Звери закряхтели, нехотя, похватали маскировочные ку-сты с ветками, но, отдадим им должное, матерясь исключи-тельно про себя, приняли известное положение.

- Марш! - докомандовал барсук, и небольшая рощица кус╛тар╛ников продолжила форсирование русла.

Взвод волка плавно огибал неприятеля справа, гадючий - слева, а себе барсук выбрал самое главное - центральное направление. Замысел, в общем-то, был нехитрым. Стриж вовремя донёс информацию об обуявшей всех тоске и жалобных песнопениях, которые в любом лесу всегда предшествовали крепкому здоровому сну. Оставалось только малость подождать, и дело, в общем-то, было уже в шляпе, но небольшую коррективу внесла жажда.

Поскольку заводь давно уже никто не охранял, возмож-ность напиться на халяву, пусть даже простой воды, выглядела уж слишком заманчиво. Барсук, конечно, протестовал, даже зачем-то поставил этот вопрос на голосование, но в итоге сам был вынужден подчиниться мнению большинства.

- Ладно! Чёрт с вами! Дармоеды! Но смотрите у меня - по многу не пейте, а то и до берега не доползёте, и уж ежели кого приспичит - пеняйте на себя...

Несмотря на жёсткие неоднократные предупреждения барсука, звери все-таки ослушались и у заводи оторвались по-полной. Ползков через десять они, конечно, об этом пожалели, а бобёр, прихвативший с собой ещё и наполненную бутылку, был вынужден тяжело вздохнуть и прикопать её в ил.

Лишь тушканчик с хомяком, которым попить вообще не досталось, продолжали прекрасно себя чувствовать и даже нашли в себе силы для беседы.

- А здорово он это - с кустами придумал. Талант! - восхитился талантом предводителя хомяк и многозначительно покивал головой.

Тушканчик, так и не вспомнивший на какую букву начи-нается слово "пацифист", уважительно кивнул, но от комментариев воздержался.

- Этак они посмотрят, увидят, что по реке кусты ползут, и не догадаются, что это мы, - разъяснил он суть гениальности и дождался, когда оппонент с ним согласится и кивнёт.

- А мы в это время их окружим и... бац! Бац! - зажатой в лапе веткой хомяк мысленно отметелил половину соседнего леса и было приготовился уже к расправе над своим самым главным врагом - тамошним хомяком, но чей-то хвост, заехавший ему самому по загривку, избавил того от неминуемой участи.

- Тьфу! - выплюнул из пасти ветку гадюк. - Разговор-чики в строю!

- Так мы что? - обижено запричитал хомяк. - Мы ж наоборот - восхищаемся, так сказать, нашей стратегией. тушканчик, скажи!

- Заткнулись оба! - не дал тушканчику и слова сказать гадюк. И тут же пригрозил обоим трибуналом: - Смотрите у меня! Если из-за ваших разговорчиков нас обнаружат - сам лично шкуру с вас спущу! С обоих! Понятно?

Хомяк молча кивнул, в душе, однако, подумав: "Бывают же такие гады!", а тушканчик не стал ни кивать, ни думать. Он просто ещё больше утвердился в пацифизме, хотя это все равно не помогло ему вспомнить букву.

А ведь до вражеского берега оставалось каких-нибудь десяток ползков.

* * *

- Се-емь...

Голова енота заподозрила что-то неладное.

- Ше-есть...

Внешность енота ответственно подтвердила, что голова его заподозрила что-то неладное.

- Пя-ать...

Енот судорожно обхватил лапой живот, а другой тщательно зажал пасть, начинающую подавать самостоятельные признаки жизнедеятельности.

- Четы-ыре...

Пасть активно отреагировала на ущемление своих прав и призвала на помощь остальные части организма, отчего енота тут же пробрала икота.