Увидев эти приготовления, мавританка стала лопотать что-то на своем языке, уговаривая Джона не делать того, что он собирается.

— Не надо! — Сказала она по-английски, и зажмурилась.

Юноша держал наложницу на вершине боли почти все двадцать секунд между ударами, а затем наносил новый варварский удар, возводя на новый пик.

— Шш-ш!

Девушка подпрыгнула в бесплодной попытке защитить живот от жалящих ударов, ноги заплясали танец боли.

— Да, такой инструмент стоит арфы и барабана! — Мастеру Джону не хватало искусства отца, и хлыст пересек ягодицы наискось. Змеиный кончик впился в нежную кожу на бедре, прибив ее до крови.

Наложница дернулась, взвизгнула и затанцевала на привязи.

К девятнадцати мучительным ударам, нанесенным отцом по беззащитным ягодицам, на которых почти не осталось живого места, были добавлены еще восемь жестоких ударов. Мастер Джон сек неумело, но сильно, чаще попадая по нижней части истерзанных ягодиц и бедрам несчастной, да так, что от них отделялись мелкие кусочки кожи.

«Из мальчика выйдет толк! — Инкуб любовался его работой. — Пожалуй, я подожду забирать этого юного грешника в Ад! Он поможет мне отправить туда не одну душу!»

С каждым визгом жертвы, с каждым щелчком кнута Джон все больше и больше входил во вкус. Теперь удары наносились без всякого милосердия, и опухшая круглая попка мавританки подпрыгивала и дергалась в такт пений страшного воспитательного инструмента. Тело женщины сотрясалось подобно телу куклы — марионетки, дикий крик отчаяния и боли дополнял музыку хлыста.

Кровь в жилах мастера Джона была горячее, чем у отца. От каждого крика, от каждой судороги молодого красивого тела, от каждой капельки крови, член становился все тверже и тверже. Уже после девятого удара он понял, что еще немного и все закончится пятном семени в штанах.

«Хватит, — подсказал Инкуб, — а теперь покажи ей наследственную гордость всего вашего семейства!»

И без совета монстра паренек понял, что надо сделать.

— А теперь, будь умницей! — Как у любого мужчины в то время, на поясе у Джона висел нож.

Острое лезвие перерезало веревки, и обессиленная девушка упала на ковер. Руки, затекшие от долгого подвешивания, онемели и не хотели слушаться.

Мастер Джон лихорадочно стаскивал с себя штаны. В его душе что-то изменилось раз и навсегда. Девушка растирала кисти рук и думала о своей участи. То, что сейчас произойдет, вполне можно было себе представить. Она была почти благодарна Джону за то, что он прекратил порку, и снял с кольца…

«Хозяин как вернется, запорет меня до смерти, — подумала она, — а тут еще Инкуб требует погубить душу Джона!»

Мастер Джон тяжело дышал, суетился и никак не мог найти дорогу.

«Да он же девственник! — поняла мавританка и зажмурила глаза, чтобы не видеть Инкуба. — Вот чем мне не приходилось никогда заниматься, так это лишением невинности мальчиков, да еще под присмотром демонов Ада! С каким удовольствием я отправила бы и его и самого сера Шелли в гости к Аллаху, но тогда жизнь моя не будет стоить и фартинга!» Мавританка была весьма опытной в любовных забавах женщиной. Нежные пальчики девушки помогли сэру Джону найти путь.

— Твой хозяин не вернется никогда, — пообещал Инкуб Канчите, — и теперь и только от тебя зависит, что сделает юный наследник с тобой в самом ближайшем будущем. Советую ему понравиться! Насколько я понимаю, ты знаешь толк в том, что католики считают смертным грехом? Так покажи мальчику, что умеют делать восточные женщины!

Девушка подчинилась и тонкими пальчиками направила член Джона себе в потаенное место.

— Ой! — Мастер Джон почувствовал, как завернулась крайняя плоть, и почему-то стало немного больно.

— Ну, же! — Лежащая на спине девушка согнула в коленях ноги и пятками вдавила его в себя.

«Мастер Джон вовлек меня в грех, — думала мавританка, — принимая в себя огромный член, — мне нужно подумать о своей бессмертной душе, но и о смертном теле тоже!»

— Я сделал это! — Мастер Джон начал лихорадочно двигаться. Ожесточенно вдавливаясь в нее, озверевший юноша всей грудью ощущал хрупкость нежного создания из далекого юга.

— Не спеши, — тихо сказала мавританка в красное ухо Джона, — кончишь слишком быстро!

— Выпорю, — хрипел от удовольствия мастер Джон, — рабыня не должна указывать господину, что делать!

И тут все кончилось настолько неожиданно быстро.

— Ох! — Мавританка простонала, но не от удовольствия, как подумал неопытный любовник, а от боли в истерзанном теле.

«Тут все путем![106] — подумал Инкуб. — Пора разбираться с Джейн! Засиделся я тут с молодежью!»

«Канчита, Инкуб не спешил уходить, — очень скоро твой хозяин отправиться во владения моего господина, где уже давно приготовлен котел с кипящей смолой, то, что он вытворял с тобой, тоже зачтется! А сейчас облегчи юноше страдания! Окуни его в мир грехов!»

Странное дело, лицо юной мавританки неуловимо и непостижимым образом прояснилось и даже озарилось отблеском какого-то торжества, но она быстро потупила смущенные глаза. Рабыня должна знать свое место, если не хочет получить наказания.

— А теперь, позвольте ничтожной рабыне помочь такому замечательному члену вновь обрести твердость? — Мавританка прикоснулась к мошонке мастер Джона губами. — Думаю, вам понравится!

— Приступай! — Джон растянулся на ковре, предоставляя инициативу мавританке. В этот момент он забыл проповеди святых отцов о недопустимости такого рода игр, о том. Что на исповеди придется каяться в этом грехе, а потом терпеть строгую епитимью. Он был счастлив так, как бывает, счастлив неопытный мальчик в объятиях умелой красавицей, познавшей искусство страсти.

Какие мысли крутились в голов мастера Джона, пока он пользовался папиной игрушкой, в конце концов, не интересно.

Как к любой опытной женщине, которая лишает невинности мальчика, он проникся к мавританке благодарностью, впоследствии переросшей в страсть, что, однако не мешало ему время от времени пользоваться отцовским хлыстом, а потом и продать.

Луна, как на грех, спряталась за тучами. Джейн бежала по знакомой дороге, задыхаясь от приступа тошноты. Живот мешал дыханию. С неба сыпался противный дождик, промозглая сырость забиралась через шерстяную ткань. Лес, такой знакомый вдруг преобразился. «Если поймают — болтаться мне в петле!» Казалось, каждое дерево намеревалось схватить и растерзать беглянку. Джейн было тяжело: время перед родами не лучшее для передвижений бегом по ночному лесу. За каждым деревом ей чудились волки.[107]

Декорациями к новому действию пьесы Инкуб мог бы по праву гордиться. Лесную поляну окружили деревья и кусты. Лучшего места для расправы над женщиной просто не придумать.

— Эй, ведьма, постой! — Услышала она позади себя топот копыт пьяные голоса. Сri de guerre![108]

Куда же ты? — Услышала Джейн строгий голос сэра Шелли, — у нас сейчас только начинается веселье!

При свете факелов девушка казалась прекрасной лесной девой, застигнутой врасплох похотливыми сатирами.

— Сuree, arbor, nombles![109] — Кричали охотники вслед за хозяином. — Затравим как оленя!

Джейн ускорила бег, но споткнулась и упала. Охотники спешились, подняли и стали срывать с нее одежду. Старая материя затрещала по швам. Джейн закричала, за что получила страшный удар по лицу и на миг потеряла сознание.

Очнулась, она засмеялась злым, пронзительным смехом, больше похожим на шипение, на лесной поляне.

— Ведьма! — слуги повалили несчастную Джейн на траву.

— Дайте мне факел! — Сэр Шелли поднес огонь ближе к жертве. В мерцающем свечении он увидел стройное тело, большой живот, кругленькие грудки, увенчанные большими темно-вишневыми сосками, и густую лохматую лощину, обещавшую блаженство рая тем, кто разведет очаровательные стройные ножки.