Поднять голову девушка всё ещё не могла. Монашки сами приподняли ей голову и поднесли кубок к губам.
— Пей, грешница!
— Не будешь пить, — монашка потискала иссеченную промасленную попку. — Сама нашлепаю!
Селина прогнулась с визгом.
— Пей! А то хуже будет!
Девушка постаралась дотянуться до жидкости.
— Optimum medicamentum quies est![246] — Селина врачевала изуродованное тело греховной монашки.
Игрушку матушки Изольды он честно заслужила.
Монашки почти насильно влили в нее почти весь кубок и уложили спать.
В последствии Селина могла вспомнить ход экзорцизма только приблизительно, из воспоминаний не было ничего, кроме боли.
Глава седьмая. Искушение цыганки
Отец ревизор показал монастырь в замечательном настроении. Фляга монастырского пива, окорок и приличная сумма денег придавали ему бодрости. «Lucri bonus est odor ex re qualibet![247] Хорошо провел время! И дьявола изгнал из монашки… И Матушка привратница такая вкусная!» Смирный мерин шел шагом по лесной тропинке. И тут он увидел хорошенькую девушку. Цыганка мыла ноги в ручье подоткнув юбки. На ветки сохла немудреная одежонка.
«Хорошенькая цыганка!»— подумал он.
Конь сам свернул к шалашику.
— Кто ко мне едет! — девушка увидела монаха в рясе, перепоясанного веревкой, но сидевшего в седле по-военному.
— Сейчас я ее… — не додумал он мысль и повёл своё тело к шалашу, куда направился и конь с седоком. Цыганка лишь подхватила с сучка свои одежды.
— Красавица! — Монах спешился и привязал коня к дереву. — Ты что тут делаешь? Как зовут тебя, дитя мое?
— Что в имени тебе моём? — улыбнулась девушка, — ты ведь не за этим сюда свернул? Nihil habeo, nihil curo![248]
Улыбнувшись, скрылась в шалаше.
— Выгляни, красавица! — Ревизор глянул шалаш. — Поймал голую ножку и потянул на себя. Какая она вкусная. Как говорится, memento mori![249]
Красавица слабо попыталась вырваться и высунула наружу голову.
Какая курчавая, черноволосая красавица… Или сюда! Я сделаю тебя христианкой!
— Христианкой? — Девушка с любопытством посмотрела на монаха. — Чем же такой христианин отличается от язычника?
— А иди сюда, объясню! — Монах стал срывать с девушки одежду. — Окрещу в ручье! Узнаешь! Монаха уже одолевала похоть.
— Будешь молиться и каяться!
— Так вода уже холодная! Каяться? — Цыганка нисколько не стеснялась наготы, и не препятствуя раздеванию. — Quid brevi fortes jaculamur aevo multa?[250]
— А много ли я от тебя хочу, о грешница египетского племени, знающая латынь. А я тебя потом согрею! Собственным телом!
«Смугленькая, стройненькая! Вкусная! — Монах порвал на девушке рубашку. — Каяться, поститься и грешить!»
Наградой монаху послужил удивлённый взгляд.
Монах увидел клеймо на девушке. И сразу понял, что есть шанс сломать гордячку быстро. Не согласишься — сдам стражникам, и тебя повесят за бродяжничество! — Он сорвал девушки остатки одежды. — Ты согласна стать христианкой?
Цыганка грустно вздохнула и ничего не ответила.
— Не хочешь по хорошему — Монах сорвал с себя веревку, сложил вдвое и засунул голову цыганки между ног. — будет по плохому! Еще не поздно! Покрестишься, грешница?
«Красивая смуглая попка!»
«Ну почему эти англичане так любят драться? Неужели нельзя по-хорошему? Впрочем, и так и так я его съем!»
Девушка громко завизжала:
— ДАААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Церемониться с клейменой цыганкой монах не собирался и стал стегать грешницу веревкой.
Шлеп! Шлеп! Петля веревки впивалась в грешное тело. «Давно я не порол девушек с таки удовольствием! — Ревизор чувствовал, как цыганка пытается вырваться из его колен, но безуспешно! Научу ее покаянию и раскаянию!»
Лес огласился девичьими визгами, сопровождаемыми принятием различных весьма непристойных поз.
— Хорошо поешь! — Ревизор продолжал бить девушку веревкой.
На попке расцветали полоски и колечки.
А девушка продолжила визжать и корчиться, одновременно возбуждаясь от наказания.
— Ну, покаешься — повешу на этой самой веревке!
Пару раз он стегнул по спине.
— ДАААА!!!!!!!!!!!! — провизжала девушка, когда немного перевела дух.
Пот это хорошо! — Монах отложил веревку и потискал попку. — Я всегда знал, что у цыганок чистая и светлая душа. — А как на счет тела?
— Ты дашь свое тело своему духовному отцу?
Хорошая у тебя ЗАДНИЦА! Это самая нудная часть грешного тела ее наказывают, ей же чувствуют, на неё ищут приключения, a когда найдут, в ней же и сидят! Согласна, малышка?
— Да, — захихикала цыганка. — Согласна! Только не надо веревки! Но вначале ты меня согреешь! А потом креститься в ручье!
— Договорились! Грешница! — Вонючий монах сорвал с себя рясу, пошли в твой шалаш! Я расскажу тебе там, что такое грех…
— Пошли, — посмотрела девушка на раздетого монаха, особенно на одну часть его тела.
Монах затащил девушку в шалаш и навалился сверху. Он был слишком возбужден, чтобы тратить время на проповеди.
Тело девушки было таким теплым, вкусным и страстным… Раздвинь ножки, грешница!
Цыганка ойкнула и повиновалась, зажмурившись.
Монах задвинул изрядный размеров хозяйство внутрь девушки и тут обратил внимание, что язык у цыганки раздвоен.
— Грешница, ты так и не сказала, как тебя зовут!
— Что в имени тебе моём? — повторила девушка, едва не зашипев.
— Язык у тебя раздвоен… Я слышал о такой девушке! Никак ты не та самая Меллюзина, которая умеет предсказывать судьбу? Впрочем, это не так уж важно! Сладкогрудая ты моя! Монах пошел на решительный штурм.
— Дааа… — застонала прогнувшись девушка.
Монах тяжело дышал. Шалашик был тесным.
— Потом ты мне предскажешь будущее! — Выйдя из девушки, он стал покусывать грудки…
Чем заставил её продолжать возбуждаться и просунуть руки себе к низу животика.
— Да ты бритая! — Монах обхватил местечко девушки и стал покусывать, обхватив губами.
Руками он стал тискать цыганку за попку.
Завизжав, девушка выгнулась и обмякла.
Обрадованный монах вытащил девушку за ноги на травку и поставил перед собой на колени, а черные шелковистые волосы намотал себе на руку.
— Ты знаешь, что надо делать?
Девушка молча открыла рот.
— Молодец! Покажи, что умеет делать твой язык! — Монах ткнул головку к губам.
«Какое замечательное приключение!» — думал ревизор.
Девушка погрузила член себе в рот, а её раздвоенный язык обвил спиралькой человеческую плоть и стал ритмично сжимать, одновременно массируя.
Молодей! Это грех, но я тебя прощу! Работай!
Член стал подрагивать, готовясь выстрелить.
Язык продолжил массировать и мять член монаха.
«Смелый! И не страшно, что я со змеиным языком? Впрочем, судя по запаху, монах выпил слишком много монастырского пива!» — Меллюзина старалась так, что монах, в самом деле решил отпустить ей все прегрешения..
На всякий случай он держал девушку за волосы…
Конечно, если зубы сомкнуться, волосы уже не помогут, но он не встречал за свою жизнь сопротивления.
— Будешь плохо работать — накажу! А понравится — награжу!
Язык продолжил старательно воздействовать на член.
— Уф! — Монах разрядился, даже не подозревая, как адски от такого подарка разгорелся у цыганки аппетит.
«Легкая закуска перед обедом. — Девушка плотно обжала член губами и втянула в себя выделения. — Впрочем, дам ему шанс на спасение! Но нарушит запрет…»
— Чувствую, ты созрела для изгнания грехов! Монах потрепал цыганку по голове.[251]
