«Я думала, что он будет груб, — Линду наполнило такое безудержное желание, что она разрыдалась, ненавидя себя за неспособность противостоять жадному напору сладких ласк. — Значит, с ним будет не так противно, как я думала»!

На этом удовольствие закончилось: отец Джон стал с силой шлепать девушку по попке рукой.

Порка не показалась монахине детским наказанием: несколько перстней, украшавших его пальцы, он повернул камнями внутрь ладони.

— Ай! Ой! — Линда не смогла сдержать крика.

— Вот в таком виде ты мне нравишься еще больше! — отец Джон in dulci jubilo[187] любовался своей работой.

Девушка, выглядела совершенно беззащитной и такой желанной, что мужчина сглотнул набежавшую слюну.

— Ну, девочка, переворачивайся на спину, сейчас будем изгонять беса! — он провел рукой по предательски вздрагивающему телу.

«Боже, как больно! — Линда не стала перечить приору. — А что же вытерпела Катрина под плеткой?»

— Молись, грешница, — приор проник в нее. — Apage Satanas![188] — Отец Джон снова и снова входил в монашку.

Ритм его движений ускорялся, и Линду, против ее воли потряс оргазм.

— Ну а нам надо продолжить изгнание беса! — отец Джон налил в стаканчик немного эликсира.

Он склонился над ней и грубо ворвался во влажную теплоту, впился губами в шею, ощущая под собой молодой женское тело, быстро подстроившееся под его ритм. Линда тихонько застонала, окончательно сводя его с ума, сплела пальцы на спине, отдавшись полностью, — и эта покорность вместе с пылким соучастием его добили. Все кончилось, едва успев толком начаться. Мужчина едва не взвыл, ощутив окончательную и полную разрядку. А он наслаждался победой. Все кончилось, к Линдиной радости быстро. «Через неделю я высеку ее розгами! — думал приор, одеваясь. — Жаль, что надо уезжать по делам! А может, найду себе и другую монашку!»

Склеп по распоряжению властей был замурован, чтобы не искушать слабых духом.

Впредь Катрина не читала черных книг, а мать-настоятельница сожгла и ту, что осталась от сэра Гая. «Хоть и грех это, — думала настоятельница, — но жалко такую молоденькую, такую красивую девушку отдавать инквизиторам, а вдруг под пыткой она весь монастырь оговорит?»

Утром, когда отец Джон покинул гостеприимную обитель, Линда пошла посмотреть на священную реликвию, заработанную ею таким страшным образом.

— Неужели, — спросила она матушку Изольду, — это подлинная святыня? Быть может, алчные и бесчестные люди обманули отца Джона, выдавая это за священную реликвию? Существует же монастырь, обладающий честным животворящим крестом Спасителя нашего, а повсюду показывают такое количество кусков древа Господня, что кто-то из наших братьев, и сестер, конечно, кощунственно утверждали, будто ими можно было бы весь год отапливать нашу обитель!

— Ad majorem dei gloriam[189], — возразила матушка Изольда, — вот старинные пергаменты с подписью римского папы и печатью Ватикана, подтверждающие подлинность дара нашему монастырю. И вообще, не подобает нам, грешным, подвергать сомнению подлинность этой святыни! Конечно, откровенно говоря, и я полагаю, что, невзирая на свидетельства, лишь немногие из святынь в наших монастырях представляют собой именно то, за что их выдают. Кто верует от всего сердца, не мудрствуя лукаво, тот преисполняется неземного восторга, и ему отверзаются врата в царство блаженства, которое здесь, в мире дольнем, он мог лишь прозревать!

— А как же получается, что мнимые реликвии творят чудеса? — не поняла Линда.

— А дело не в реликвии, а в самой Вере! — матушка погладила рукой серебряный ларчик, казавшийся почему-то теплым. — Так, при воздействии даже мнимых реликвий в человеке возгорается духовная сила того или другого святого, и верующий почерпает крепость и мощь от Высшего существа, к которому он всем сердцем воззвал о помощи и утешении. Эта воспрянувшая в нем высшая духовная сила превозмогает даже тяжкие телесные недуги, вот почему эти реликвии творят чудеса, чего никак нельзя отрицать, ибо нередко они совершаются на глазах у целой толпы народа.

— Тогда надо отнести ее в келью Катрине! — Линда взяла в руки священный ларец. — Может, она быстрее исцелится?

— Я непременно навещу ее! — Пообещала матушка Изольда. — А ночью навещу тебя, как и обещала!

Монастырский колокол призвал всех к вечерней молитве, но две женщины, одна запоротая до полусмерти, вторая — сиделка, не пошли на его зов. Матушка Изольда дала им свое благословение на отступление от строгого монастырского устава.

— Молитесь вдвоем! — Тревога, как грозовые облака давила на ее сердце. — Сегодня можно!

Пока отец Джон в полной мере вкушал гостеприимство монастыря, несчастную Катрину в бесчувственном состоянии унесли в келью. Вид у нее был не лучше, чем у монашки, осужденной на смерть из баллады Вальтера Скотта. Отец Джон, поняв что, слегка перестарался, выбрал на ночь Линду, а матушка Изольда попросила Джейн, монастырскую повариху поухаживать за несчастной Катриной.

— Всемогущий вечный Боже, вечное спасение верующих! Куда девалось милосердие? Услышь молитвы наши о больных и яви им милосердие и помощь Твою, чтобы они, обретя вновь здоровье, благодарным сердцем радовались Тебе, Источнику жизни. — Горестно воскликнула Джейн, меняя мокрое полотенце на исполосованном теле. Где христианские добродетели? — Видимо, женская доля наша такая, терпеть и страдать! Через Христа, Господа нашего. Аминь.

После на редкость суровой порки Катрина могла лежать только на животе.

Рубцы, покрывающие густой сеткой тело несчастной монашки затвердели и стали темно-багровыми. В местах, куда попадали концы плетки, и полосы пересекали друг друга, виднелись капельки подсохшей крови.

— Вот ведь отец Джон, весь в своего папочку, сэра Шелли пошел, чтоб ему провалиться! — ругалась Джейн. — Да и весь род их со времен сэра Томас де Брюэна проклят! Ну да ничего, и на Джона управа найдется, как и на этого поганца Шелли!

Катрина вздрагивала всем телом, прислушиваясь к словам монашки. Но поддерживать разговор просто не было сил. «А ведь у Катрины отличная попка, — подумала Джейн, — крепкая, и в то же время пышная! Прямо, как у меня в молодости! Ох, и крепко же ей досталось!»

— Пить! — Простонала несчастная, открыв глаза.

— Сейчас, сейчас! — Джейн поднесла к ее губам кружку свежего пива. — Пей! Это тебе Линда велела передать! Самое лучшее пиво! В свое время я научила Линду варить прекрасное пиво!

— Когда я умру, молитесь за упокой моей бедной души, — зубы Катрины стучали об оловянную кружку. — А то, боюсь, как бы мне не пришлось скверно в чистилище. В Рай меня вряд ли за мои грехи пустят!

— Договорились! Сейчас Линде не до тебя! — Вздохнула матушка повариха. — Ей теперь надо как следует удовлетворить нашего гостя! Эх, грехи наши тяжкие! И все из-за священной реликвии. Одной порка, а другой — постелька! Хотя, я ведь эту Линду совсем юной девушкой помню!