Колесница опустилась на уютную лужайку перед одноэтажным особняком из бело-розового мрамора. Алинор не глядя бросила поводья запыхавшемуся слуге, сошла на траву и, взяв дочь за руку, повела в дом. Своим неожиданным появлением правительница Годара подняла жуткий переполох, и челядь носилась, как угорелая, исполняя сыпавшиеся из её уст распоряжения. Королева быстро прошла по светлым, ослепительно красивым коридорам и галереям и вступила в услужливо распахнутые двери своих покоев. Стася надеялась, что теперь суета закончится и она останется наедине с матерью, но надежды не оправдались: в покоях матери она угодила в заботливые руки горничных. Хранительницу подхватили под руки, отвели в ванную комнату, раздели и усадили в тёплую мыльную воду. Чья-то рука потянулась к амулету, но Стася крикнула: "Нет!", и рука отдёрнулась.
Служанки принялись тёреть принцессу мягкими мочалками, смывая дорожную грязь, и постепенно Станислава расслабилась, закрыла глаза и стала думать о Диме…
Алинор же наблюдала за дочерью, всё больше запутываясь в собственных мыслях: "Она ведёт себя так, словно и не жила среди плебеев! Она чувствует себя принцессой! Откуда что взялось?!" Слуги тем временем втащили в ванную комнату кресло, и королева, удобно расположившись в нём, взяла с подноса бокал вина. Она настороженно проследила, как служанки, закончив купать Станиславу, облачили её в роскошное тёмно-зелёное платье с длинной пышной юбкой, подвели к большому напольному зеркалу и усадили на мягкий пуфик. Дочь выглядела расслабленной и умиротворённой, и как только парикмахер занялся укладкой её волос, королева решилась начать допрос.
- Тебе было хорошо с отцом? - спросила она, внимательно наблюдая за выражением лица дочери.
- Папа заботился обо мне.
- Он учил тебя магии?
- Магии? Конечно, нет. Там, где мы жили, магию не изучают. Папа научил меня гадать и разбираться в травах.
- Странно… - протянула Алинор и забарабанила пальцами по подлокотнику кресла. - Он маг.
- Я не знала, что он маг.
- Это немыслимо! Фёдор не мог молчать об этом. Он всегда любил славу!
- На Земле он был скромным травником.
- Травником?! - презрительно скривилась королева, и Стася сжала губы, не позволив грубым словам вырваться наружу. - А чем занималась на Земле ты? - невозмутимо продолжила Алинор, словно не замечая метаморфоз, происходящих с лицом дочери.
- Я работала переводчицей, а потом организовала магический салон.
- Работала? Какой ужас! Но не волнуйся, Маргарет, здесь, в Лайфгарме, тебе не придётся работать. Мы найдём тебе достойного супруга и…
- Нет уж! Такого счастья мне не надо! Я была замужем. Хватит!
- Неужели Фёдор позволил… - вспыхнула Алинор, но осеклась и напряжённо поинтересовалась: - У тебя есть дети?
- Нет.
Королева облегчённо выдохнула и поспешила сменить тему:
- Почему ты не отправилась в Лайфгарм с Димой?
- Я решила вернуться самостоятельно, чтобы ни от кого не зависеть, - резко ответила Станислава и с досадой вспомнила, что забыла Валечку в лагере гномов. "А… Не пропадёт!"
- А тебе не кажется, что Дмитрий очень милый мальчик, - с лукавой улыбкой проронила Алинор, не отводя взгляда от лица дочери. - Разве он не понравился тебе? Керонские дамы утверждают, что в постели он великолепен.
- Мой бывший муж тоже был очень милым мальчиком и в постели хорош, однако для замужества этого мало!
- Дима сделал тебе предложение?
- Нет, но…
Стася замолчала, подбирая слова, и Алинор участливо спросила:
- Вы были близки? Не стесняйся, девочка. Я твоя мама, и ты можешь быть откровенной со мной.
- Нет, конечно! Мы знакомы всего четыре дня. Это слишком мало, чтобы…
- Что ж, я рада. Ты разумная девочка. И, сказать честно, Дима тебе не пара. Ты принцесса, а он - плебей, выбившийся в люди благодаря моему мужу, - беззаботно проворковала королева и неожиданно спросила: - Если ты не собираешься замуж, значит, у тебя какие-то другие планы, Марго?
- Я хочу найти отца.
- Зачем?
- Он мой отец, и я люблю его.
Услышав признание дочери, Алинор с трудом подавила гневный крик.
- Тебе не следует искать его, дочка! - строго и властно сказала она. - Ты только что пришла в наш мир, и много не понимаешь. Отец, которого ты знала, остался в твоём детстве. Здесь, в Лайфгарме, нет твоего доброго папочки. Есть грозный и опасный маг Фёдор. Он любит только себя, власть и славу! Поверь, я знаю, что говорю! Фёдор обманом заставил меня передать тебе Ключ и сбежал, оставив меня в замке, захваченном врагом! К счастью, Олефир оказался куда более порядочным и добрым человеком, чем твой отец. Он помог мне пережить потерю ребёнка. Ведь Фёдор бросил меня беременной!
Стася оттолкнула парикмахера, вскочила и полными ярости глазами впилась в лицо матери:
- Ложь!
- Ложь? - Алинор нервно расхохоталась. - Спроси Олефира, и он расскажет тебе, как я страдала! Я едва не умерла при родах! Ребёнок родился мёртвым, а меня Фира спас чудом! Фёдор - убийца! Это он убил моего ребёнка!
Станислава почувствовала, как пол уходит у неё из-под ног.
- Ты врёшь… - еле слышно произнесла она и опустилась на услужливо пододвинутый пуфик.
- Ты маг, и знаешь, что я говорю правду, Марго, а уж принимать её или нет - дело твоё! Жду тебя в карете!
Алинор встала и стремительно покинула комнату, а Хранительница застыла, словно статуя, не обращая внимания на суетящихся вокруг людей. Парикмахер что-то делал с волосами, служанки поправляли платье и щёлкали замочками украшений, но ей было всё равно. Стася считала отца олицетворением доброты и порядочности, и сейчас пыталась убедить себя в том, что мать солгала, но сердце подсказывало, что она говорила правду…
Горничные проводили расстроенную, безразличную ко всему принцессу до кареты, усадили на мягкий бархатный диван, и Алинор как ни в чём не бывало поинтересовалась:
- Тебе нравится платье?
Гордая и выдержанная королева сорвалась и теперь злилась на всех: на Дмитрия, который оказался прав, назвав Стасю обыкновенной; на новоявленную принцессу, так горячо любящую Фёдора; на себя, за то, что искала в дочери то, чего в ней нет; на проклятое пророчество, карликов, слуг и прочее, прочее, прочее… Но Алинор ни на миг не забывала о том, что она королева, и не позволила себе выказать слабость. С абсолютно прямой спиной она восседала на диване, излучая радость и счастье от долгожданной встречи с дочерью.
- Я никогда не носила таких платьев, - выдавила Хранительница и опустила глаза: ей было стыдно за отца…
Алинор кивнула, заодно отметив, что Станислава абсолютно не умеет держать себя в руках и все её эмоции крупными буквами написаны на лице. "Происхождение - царское, манеры плебейские", - подвела итог королева и устремила взгляд в окно: мнение о дочери сложилось, а значит, продолжать с ней беседу не было нужды да, впрочем, и не хотелось. Стася тоже не горела желанием разговаривать с женщиной, чьи слова заляпали светлый лик человека, которого она любила, почти обожествляла, и доверяла ему, как никому другому.
Имение королевы Годара располагалось в трёх часах пути от столицы, но за всё это время мать и дочь больше не обмолвились ни словом. Алинор обдумывала свои дальнейшие действия, а Стася вспоминала счастливое детство с отцом, беззаботную юность, прошедшую под его мудрым руководством, и старательно убеждала себя в том, что столь замечательный и добрый человек не мог быть таким, каким описывала его мать. "Обязательно найду его и всё выясню", - решила Станислава, подняла голову и отодвинула занавеску на окне кареты. И, как выяснилось, сделала это совершенно не вовремя: королевский экипаж въехал в Керон. Приветственные крики собравшихся у городских ворот людей оглушили и испугали новоявленную принцессу. Под тысячами взглядов она почувствовала себя то ли выставленным на всеобщее обозрение экспонатом, то ли преступником, которого везут к месту казни. Последняя ассоциация особенно не понравилась ей и, покраснев как рак, Стася задёрнула занавеску и вжалась в мягкую спинку дивана. Сквозь маленькую щёлочку между занавесками она смотрела, как горожане осыпают карету цветами, бросают их под ноги лошадям, а от громких приветственных криков, едва ли уши не закладывало. Умом Стася понимала, что должна последовать примеру королевы - Алинор, полностью раздвинув занавески, с материнской улыбкой взирала на подданных и приветливо махала им рукой - но как она ни уговаривала себя, показаться на глаза ликующей толпе так и не смогла.