Вероника ещё раз бегло просмотрела содержание сайта, а затем вернулась этой теме. „Так… — заинтересованно протянула Вероника, — ага, глобальная претензия вампира на время. И что у нас тут?“ Легко покрутив колёсико мышки, Вероника нашла нужное. „Так, вампиры живут долго, почти вечно. Однако, они не бессмертны. Ага, значит Макс у нас почти вечен. Угу. Ну, это мы ещё посмотрим“, — пробормотала Вероника. Ещё пара прикосновений к мышке. Читать было всё интереснее и интереснее. „О, вот оно! — обрадовалась Фадеева. — Живёт, воруя чужое время и энергию. Так, а это что?“ Вероника внимательно вчитывалась в текст. „Так, значит…Всякий созданный текст, а письмо в первую очередь, требует читателя. И это означает, что автор, отнимающий время, — вампир. Очень оригинально. Этак продолжать если, так и все авторы окажутся самыми что ни на есть настоящими упырями. Плюс к этому поэты, певцы, художники, музыканты…Фуф…Эк их много-то“, — расстроилась Вероника. Такой ход мыслей был вполне тупиковым, но всё, что касалось Макса, всегда было именно таким, это она понимала. „Ага, значит, автор властвует через своё творчество? — обратилась Вероника к пространству. — Получается, что книга Макса — это и есть самая настоящая попытка завладеть чужим сознанием. А почему бы и нет? Я же читала не отрываясь, хотя и книжка фиговая-то. Вот берёт человек книгу, вычитывает в ней какую-нибудь идею. Эта пакость, как самый настоящий и самый живучий паразит, остаётся в сознании или в бессознательном читателя. И всё! Дело в шляпе! Остаётся только подождать, когда идея вырастет и даст плоды“.

Да, картинка по мнению Вероники, получалась неутешительная. Книга Макса в своё время оставила в её разуме глубокий след, а вместе с ним и несколько идей. Крепкие были ли их корни, оставалось только догадываться. „Корни… — протянула Вероника, — корни…корешки и вершки…Да, красиво получилось. Вот почему он с такой готовностью дал мне её тогда почитать. И теперь ясно, почему это в его мыслях возникла идея моего редактирования. А я, пока редактирую, опять попадаю под его упыряческое влияние“.

Веронику несколько утешило заявление, что вампиричность письма — это наиболее сложный путь. Качество текста накладывало определенные ограничения, но текст Макса обладал удивительными свойствами: он притягивал и отталкивал, вызывая желание закрыть книгу и тут же вновь открыть, чтобы дочитать до конца. Но всё равно книга оставалась сырой и незавершенной. Если раньше Веронике казалось, что её нужно серьезно изменять и дорабатывать, то теперь она в этом не сомневалась. „Да, книге требуется редактор, да и автор бы не помешал“, — усмехнулась Вероника. „Книга сновидений смерти“ могли стать уникальным произведением, если бы довести их до ума. Иногда Вероника думала, что было бы здорово её самой на правах соавтора изменить содержание „Книги сновидений смерти“. Если бы у неё были на это силы, то она так и поступила бы. Но сейчас Фадеева не решалась ни на какие магические приключения, потому как ей и без этого снились очень странные чужие сны. Она видела больше, чем могла запомнить и меньше, чем хотела знать. Поэтому она лишь вносила в книгу незначительные изменения, чуть расширяя и приоткрывая границы чужых мыслей. Она, конечно, не удержалась и добавила пару стихотворений и пару эпиграфов к главам, тонко сохраняя авторский стиль. Но, ей хотелось большего. „Раз уж нельзя написать эпилог, то хотя бы расширим“ — утешала себя Вероника.

Она понимала, что Макс безумен, что от него надо держаться подальше, но её по-прежнему тянуло к нему. Не так сильно, как раньше, но всё же. Ещё некоторое время, почитав разнообразные байки про упырей, Вероника решила, что для одного вечера информации вполне достаточно. Алисы и Алекса в сети не было, писать Александровскому было абсолютно бесполезно. Впрочем, она не была уверена, что ей хочется с ним общаться. Ей лишь хотелось закончить эту историю раз и навсегда. Она была уверена, что именно это ей и было нужно. Но где-то в глубине души она мечтала о том, чтобы упокоить Макса не так, как это сделала бы инквизиция, а иначе. Инквизиторы бы просто стёрли его с лица земли, а она желала отнять у него то, что кто-то неразумно подарил ему когда-то — бессмертие. Пусть бы Макс продолжит простую человеческую жизнь. Она отберёт у него его способности, а оставит лишь воспоминания о прежней силе. Он будет ещё долго помнить, каким он был раньше. Но потом уйдут и воспоминания. Останется пустота, заполнить которую невозможно ничем. А затем придёт старость и осознание, что следующей жизни не будет никогда.

Было далеко за полночь, когда Вероника выключила компьютер. Заснуть не удавалось. Вероника лежала и, закрыв глаза, разгоняла мысли и слушала тишину за окном и внутри себя. Вновь и вновь всплывали обрывки последнего сна. Лёгкий шелест песка…Да…Пустыня…очень хочется спать…Глаза закрываются от слепящего солнца…Жарко…Пустыня…Вероника видела усталого человека, идущего к известной только ему цели. Она видела этого человека без возраста и без судьбы, стремящегося к мечте, не имеющей воплощения в реальности…Лёгкой волной за ним следовали стражи Сумеречного города. Три тени свободно смогли покинуть замкнутое пространство сна, они повиновались его зову. Вожак отпустил их, зная, что когда путь Странника завершится его дети-призраки вернутся в Сумеречный город. Сейчас они нужны были Страннику, они охраняли его сон, указывали дорогу днём и в любую секунду готовы были вступить в схватку за жизнь этого странного человека. Странник был близок к лабиринту снов. Он желал найти то, к чему так давно стремился. И оставалось немного — задать несколько вопросов, получить на них ответы и пройти лабиринт сновидений. Он был готов к этому, и лишь странные сны, сны без начала и завершения, пустые и чужие тревожили его. Всё чаще и чаще он видел один и тот же сон. Далёкий город, граница сна, и очень странный дом, всё время меняющий очертания. Мерцающая серая дымка застилала пространство этого чужого сна. Очертания предметов были яркими радужными, струились и изменяли форму. Пейзаж нельзя было назвать приятным, но и отвратительного в нем ничего не было. Странная, чужая, загадочная земля. Зона влияния и зона подчинения. На фоне уныло-серого с радужными проблесками пространства выделялся полуразрушенный дом. Таких домов он почти никогда не видел. Рассыпающиеся стены были крепкими и надежными, полуслепые и слепые окна, осколки стекол, обрывки каких-то исписанных листов. И дом жил, менялся и дышал, звал и умолял, просил о помощи. Или это звал и просил не дом, а девушка, стоящая перед тяжелой дверью?

Алекс любил свою работу. Да и почему бы ему её не любить? Работая в реанимации, он научился очень многому, график не мешал учиться в мединституте, да и вообще, что может быть приятнее, чем работа в окружении молодых симпатичных медсестер. Алекс всегда удивлялся откуда в больницах берутся такие красивые девчонки? Создавалось такое впечатление, что их просто специально подбирают. Когда он только начал работать, то просто глаза разбегались от такой красоты. „Странно, — логично предположил Бешеный, — вот в училище не было красивых девчонок, а тут — полно. Как-то это не понятно. Вроде пока учатся все они так себе, а тут — цветник. Красотища“. Только почему-то не находилась та единственная, которая бы ему подошла. У каждой девушки, с которой он встречался всегда находились какие-нибудь недостатки. Одни были слишком красивые, на них глазели все парни, а потом и уводили их, другие были слишком глупые, с ними было скучно, третьи были слишком умные и с ними было ещё хуже, чем с глупыми, четвертые — не любили фантастику и выезды на природу с конкретной целью отдохнуть и погудеть, пятые, не смотря на медицинское образование, были стеснительные и мгновенно пугались его циничности и черного юмора, сбегая от него очень быстро, шестые… Эх, да, продолжать можно было до бесконечности. „Наверное, я просто не нравлюсь нормальным женщинам, — думал Алекс. — Почему это? А я ведь такой замечательный. Вот, спрашивается, почему нет девушек умных, красивых, талантливых, спокойных, общительных, с такими же увлечениями, как у меня? Вот почему?“ Впрочем, это больше походило на привычную болтовню ума. На самом деле, Алекс с его своеобразным чувством юмора и удивительной притягательностью, не был обделен вниманием девушек. Надо сказать, что женщин вообще часто тянет к отрицательным персонажам, а не к положительным. Да и что интересного, когда всё хорошо, вот когда любовные отношения позволяют вдоволь помучаться, пострадать и порыдать, тогда это то что надо, самая что ни на есть настоящая русская любовь. Да, да, всё как в сериалах.