«…Песок отступал. Он больше не пел свою сладкую усыпляющую песню. Странник выбился из сил. Больше он не мог следовать за тем, о ком знал почти всё. Странник ни в чём не был уверен. Человек или тот, кто им был, не просто разрушил древний манускрипт. Он просто уничтожил мир, который хранил эту тайну. „Смогу ли я его увидеть?“ — спросил Странник себя. Ответа не было. Он не знал. Впрочем, он не ведал этого и раньше. Идти по пустыне дальше он не хотел. Умереть здесь и сейчас? Да, большего он не желал. Но это было неправильно. Это было глупо. Ведь Странник преодолел так много препятствий, чтобы оказаться в этой пустыне. Где-то далеко впереди шёл человек или тот, кто прикидывался человеком. И этот кто-то уносил с собой знание, которое давало возможность изменить жизни людей. Любых. Анхана почему-то согласилась передать секреты сновидений порождению тьмы, принявшему человеческий облик. „Неужели, — думал Странник, — она не видела кто перед ней? Быть такого не может. Древняя сновидящая точно знала, что теперь ней демон-вампир. И она всё же решилась передать ему тайны сновидений? Странно. Неужели она забыла, что это опасное деяние может стоить ей жизни? Демону-то все равно, ведь он бессмертен, но она же смертная женщина, пусть и очень мудрая. Хотя? Может быть, она потеряла рассудок?“ Древний демон-вампир, ищущий крови, нашел вновь для себя человеческое тело и в таком обличье явился в жилище древней прорицательницы и хранительницы Лабиринта сновидений. Карел, таким было имя Странник когда-то, знал, что демон-вампир Офертоон Сангвинаар давно охотился за тайнами Лабиринта сновидений. Он обманом получил новое тело, а взамен этот человек получил уникальные способности. Странник не знал, кем был человек подаривший демону своё тело, но он слишком давно путешествовал в сновидениях. Карел знал, что удивительным и непостижимым, но в чём-то логичным путём разрушенное заклинание Анханы связало воедино несколько линий жизней непохожих и далёких друг от друга людей. Теперь эти люди были опасны друг для друга. Только они этого ещё не знали. Заклинание неразрывно связало жизни девушки с тёмными глазами удивительной красивой формы (Карел часто видел её во сне) и мужчины, так сильно напоминавшего Страннику очередную жертву вампира Офертоона. А ещё в хитросплетение вероятностей вплеталась жизнь рыжей непоследовательной и полной хаоса ведьмы, наивно полагавшей, что она сможет безнаказанно бросить вызов древним духам земли. Да, Странник видел это в своих участившихся сновидениях. Да, он видел эти сны снова и снова. И совсем недавно Карел увидел странный сон. Сумрак холодной пещеры. Тени, обступившие лежащую без сознания рыжую ведьмочку. И ещё…что-то было ещё. Да, это было то самое странное порождение тьмы, призванное древним заклинанием. Но чаще всего он видел в своих снах необыкновенную молодую девушку. Она так была похожа на призрак. А ещё он видел в ней что-то, что делало её похожей на вампиршу. Да, точно она была очень похожа на вампиршу, которая когда-то была ведьмой. Карел частенько видел их вместе в одном сновидении. Жизни этих двух женщин тоже были чем-то связаны. А ещё он видел тех, кто их инициировал. Или пытался это сделать. Тут Странник терялся. Даже его знаний не хватало, чтобы точно понять, что происходило с ними когда-то давно. Карел встречал их всех. Иногда вспоминал имена, иногда забывал. Но главное, что он теперь вспомнил и своё собственное имя. А вот сновидения становились всё реже и реже. Словно кто-то писавший сценарий снов заснул сам и лишь иногда приходил в себя, чтобы вписать пару новых строк.

Карел очень устал. Если бы не демон — вампир Офертоон Сангвинаар и не та, которая могла разорвать цепи сна, он бы умер с большим удовольствием. Но пока приходилось жить. Карел должен был собрать все кусочки мозаики и сложить их в единый узор, прочитать его. А потом навсегда забыть историю Сумеречного города и его стражей…»

Вероника закрыла глаза. Всё больше «Правдивые истории» и «История Сумеречного города» проникали друг в друга. Ника с удивлением обнаружила, что персонажи из повествования о фантастическом городе сновидений постепенно находят для себя пристанище на страницах «Книги Макса». Фадеева всё чаще замечала, то эти истории стремятся стать единым целым. Сначала это её немного раздражало, но постепенно она привыкла к этому. И теперь она писала обе истории одновременно. Другое дело, что это отнимало не только много времени, но и очень много сил. Она очень устала. История изматывала, лишала сил. Единственное, что заставляло её продолжать, это обещание, которое она дала Ольге. Но чтобы Вероника не обещала, у главных героев, похоже, были свои мысли по этому поводу. Вообще обе истории жили собственной жизнью. И кажется, у истории по плану сейчас был отпуск. Вероника несколько раз перечитывала последние страницы рукописи «Книги Макса» и спрашивала себя: «Что ещё добавить? Что можно добавить к этой части?» «Ничего» — ответило что-то в глубине сознания. Вероника закрыла тетрадь, но продолжала крутить в руках свою новую ручку. Нет, не просто новую ручку, а новое оружие, новый инструмент изменения чужих судеб. Свет играл на золотой поверхности корпуса и кончике пера. Фадеева чувствовала, что история приобрела реальную силу. Теперь Нике нужно было лишь вписывать то, что ей хотелось. Повествование полностью синхронизировалось с реальность и само становилось ею. Теперь истории нужны были не только нужные слова, но и иллюстрации. Идея пришла Веронике в голову в одном из снов. Сон был странный, но такой яркий, что она запомнила его в мельчайших подробностях. Впервые за много лет Ника снова увидела этот странный пейзаж. Казалось, что прошли тысячи лет. Много изменилось, но лёгкий песок по-прежнему пел свою песню, усыпляющую и призывающую. Она была очень простой и спокойной. Вероника шла, почти не оставляя следов. Тот, кто уже был здесь, оставил лишь несколько занесённых песком следов. Странник уже подходил к старому святилищу, когда странное, но очень знакомое чувство возникло из ничего. Да, то самое ощущение присутствия. Он знал, что не только он стремится вновь увидеть страницы рукописи, сохранившей историю древнего противостояния. Странник слышал её шаги и очень надеялся, что вот теперь они точно встретятся. Карел мечтал о том, чтобы ей хватило времени достичь древнего святилища до того, как что-либо разорвёт матрицу сна. Как ему хотелось посмотреть на неё, увидеть её глаза. Он мечтал прикоснуться к ней и услышать удары её сердца. Странник страстно желал, чтобы и она мечтала об этой встрече. Но сны — это лишь сны. И в реальности он никогда не видел её, он встречал и не мог прикоснуться. Странник даже не представлял где искать эту девушку, ведь они принадлежали разным мирам.

Этот сон был таким ярким, но у Вероники не было слов, чтобы записать увиденное. Она снова и снова пыталась описать то, что видела, блуждая в Лабиринте сновидений. И ещё она хотела описать то, что она почувствовала. Два-три предложения и она понимала, что слова не те. Совсем не те, которые были сейчас так необходимы. Она помнила это удивительное ощущение. Потрясающее ощущение прикосновения. Больше она не могла сказать ничего. Полутёмный зал. Черно-фиолетовые краски в интерьере. Странное кафе. «Ежевика». Забавное название. Ника была там несколько раз в реальности. А теперь она увидела это место в своём сновидении. Чёрные кожаные диваны, уютный уголок, небольшой столик. На чёрной стеклянной поверхности стола ярко-белая маленькая кофейная чашка. На мгновения в сознание Вероники ворвались воспоминания. Она идет под руку с Максом по какой-то незнакомой ей улице. Май, но очень прохладно. Она вспомнила даже, что на ней было надето в тот день. Темный костюм с короткой юбкой. Белая блуза. Тонкие черные колготки и чёрные кожаные туфли на высоком каблуке. А ещё на ней был плащ, и к нему она взяла лёгкий шёлковый шарф. Светлые волосы собраны в сложную причёску. И рядом снова Макс. Он опять возник из ниоткуда. И снова пригласил на свидание. Она не понимала и никогда не поймёт, к чему была та бесполезная встреча. Это было так непредсказуемо и так ожидаемо. Они недолго гуляли и вот через некоторое время они уже сидели в кафе. Это было уютное кафе, расположенное где-то на набережной Обводного канала. Она помнила, что это было очень дорогое кафе. Макс заказал кофе. Он предложил Нике коньяк, но она отказалась. Они сидели и разговаривали. Вернее говорил больше Макс, а Ника молчала. Фадеева слушала, желая услышать что-то важное для себя между строк. Но не сказано было ничего. Да, это Макс умел: говорить, не рассказывая, рассказывать, не говоря. Он был мастер лить воду. А если это умение умножить на непомерную демонстративность и любовь к себе, то получалось нечто и вовсе невообразимое. «Да, тогда он был звездой. Ты же помнишь?» — осведомился ехидный голосок, откуда-то из бессознательной пустоты. «Мало ли что было тогда, — подумала Ника в ответ. — Всё было. Теперь всё совершенно иначе. Он забыт и никому не нужен. Нет никакого тогда. Впрочем, и самого Макса скоро уже тоже не будет. Он станет другим. Он будет обыкновенным человеком. А такие звёздами не становятся. Есть сейчас. Странный сон и удивительное место с красивым интерьером. И вообще, хватит вспоминать прошлое тем более в снах». Конечно, голосок был в чём-то прав. Вероника это чувствовала. Но иногда прошлое прорывается так неожиданно из глубин сна, что сделать с этим ничего нельзя. Днем проще находиться в настоящем моменте. Ночью это не всегда возможно. И Вероника помнила это странное ощущение неловкости. Она сидела и, допив кофе, крутила пустую чашку. Сейчас в другом времени и пространстве она на какое-то время вернулась в прошлое. И снова пережила целую жизнь. Кофейня была пуста. Вероника внимательно слушала своего собеседника. Он говорил немного. Голос спокойного и уверенного в себе человека. Она почти не слушала, что именно он говорит, они лишь слышала музыку его голоса. У Константина был низкий бархатный голос, который успокаивал и усыплял. Он вообще успокаивал. Вероника никогда не испытывала ничего подобного раньше. Что-то в Константине было такое, чего не было ни в ком. Отчасти воспоминание о встрече с Максом было попыткой сравнить происходящее сейчас с прошлым. Что она знала о Максе? Ничего. Что она знала о Константине? Удивительно, но тоже ничего. Но, если за «ничего о Максе» скрывалась пустота, то за «ничего о Константине» скрывалось…