Через месяц на берегу стояло 18 орудий, в том числе 5-12 сантиметрового калибра, но это были гаубицы, заряжавшиеся с дула. Все вооружение было очень низкого качества. Имелось всего 6 легких современных пушек, всем остальным было более ста лет, а одна даже была отлита в 1668 году, т. е. 230 лет тому назад. Все эти орудия не стреляли дальше 750 метров. Было сделано кое-что для защиты удобных для высадки мест к востоку и западу от города, но об этих мерах не стоит и говорить. На сухопутном фронте испанцы соорудили, правда, несколько вполне пригодных укреплений.
Как в вопросах фортификации и артиллерийского вооружения, так и во всех других в Сантьяго не было ничего сделано на случай войны; трудно поверить, что даже после прихода Серверы не позаботились об увеличении запасов провизии, хотя их можно было достать из Кингстона на Ямайке, всего в каких-нибудь 180 милях. При почти полном отсутствии каких-либо путей сообщения между внутренними областями острова и берегом не могло быть почти никакого подвоза и поэтому вскоре почувствовался недостаток в съестных припасах.
Миноносцы несколько раз выходили на разведку. В ночь на 30 мая оба контрминоносца вышли для атаки и выпустили оба по одной мине, но не попали; одна из мин не была даже снаряжена . Огонь был открыт по ним только с 500 метров. Испанские офицеры не имели никакого боевого опыта; при лучшей подготовке команды, они должны были бы иметь успех.
Но эта атака произвела все-таки довольно сильное впечатление. В других описаниях настоящей войны эта атака не упоминается, так что появляются сомнения, была ли она произведена на самом деле. Найденные же две мины остались будто бы от стрельбы миноносцев по американскому брандеру, о чем сказано ниже.
31 мая Шлей произвел разведку боем, бомбардировал в течение часа батареи у входа и этим установил присутствие испанских военных судов в порту. От формсирования входа он отказался из-за поставленных там мин. Через несколько дней Сэмпсон получил точные сведения о морских и сухопутных силах в Сантьяго через одного из своих офицеров. Теперь он решил начать тесную блокаду Сантьяго и надеялся взять его, действуя совместно с армией. Кроме того, он имел строжайшее предписание, не подвергать свои суда опасности в бою с береговыми укреплениями.
Чтобы лишить испанцев возможности выйти из гавани, решили заградить вход, затопив в нем большое судно; для этого приспособили угольный транспорт «Мерримак», водоизмещением в 7 000 тонн.
3 июня в 3 часа утра лейтенант Хобсон и 7 добровольцев вошли на нем в проход, сопровождаемые паровым катером, и были встречены сильным огнем с фортов и с судов. Немедленно приняли меры к постановке на якорь и затоплению парохода; в результате он сел на мель, довольно далеко от входа, на правой стороне фарватера; команде пришлось сдаться.
Все это тонко задуманное и энергично выполненное предприятие окончилось таким образом безрезультатно; оно затруднило возможность позднейшего прорыва тем, что точное положение затонувшего парохода им не было известно. Таким образом, это лихое дело можно назвать только бесцельным и довольно дорогим предприятием. Но вообще оно едва ли могло увенчаться успехом. Заградить вход можно было только затопив пароход точно в самом узком месте, поперек фарватера; но дать ему такое положение было бы, пожалуй, возможно днем при наличии всех средств и спокойной работе, а не в такой трудной обстановке.
В течение следующих дней американцы произвели высадки по обе стороны Сантьяго для поддержки инсургентов и бомбардировали снова порт в течение трех часов. На одном из испанских крейсеров было убито 23 человека, больше бомбардировка не дала никакого результата.
Теперь Сэмпсон решил обеспечить себе поблизости опорный пункт и послал 4 корабля для обследования бухты Гуантанамо. Положение ее оказалось очень удобным, бухта врезается на 10 миль в берег по направлению на север. Во внутренней ее части соединенной узким проливом с наружной, глубина – 4-5 метров, в наружной части – 12 метров. Гарнизон укреплений у входа вскоре обратился в бегство; находившуюся там испанскую канонерку загнали в глубь бухты и после ряда стычек американцы оказались хозяевами бухты и ее окрестностей. Мины заграждения, поставленные там, не взрывались и были убраны американцами.
В середине июня американцы опять бомбардировали в течение трех дней Сантьяго. Эти бомбардировки служили только хорошей практикой в стрельбе, больше они ничего не давали. Так как испанские снаряды не долетали до судов, то укрепления обыкновенно скоро прекращали огонь и американцы были каждый раз уверены, что заставили замолчать их орудия, разрушив укрепления. Результат бомбардировки каждый раз был равен нулю, хотя газеты и трубили на весь мир о величайших успехах.
Ночные обстрелы с борта «Везувия» также не дали никакого результата. В течение первых трех недель все оставалось по-старому, и Сэмпсон приобрел только близкую и удобную базу для погрузки угля и припасов.
По прибытии большого транспортного флота адмиралы и генералы не могли прийти к решению и соглашению, где высаживать войска. Как у обоих министерств, так и у обоих главнокомандующих не было взаимного понимания и солидарности, и даже проявлялось некоторое неприязненное отношение. Генерал Шафтер не желал высаживаться у Гуантанамо, находя, что это слишком далеко, поблизости же берега были крутые и доступ к ним не безопасен. Наконец, выбрали местом высадки Даякири, лежавшее на 20 миль восточнее, хотя и здесь обстановка была неблагоприятная.
Высадка началась только через три дня. Одновременно произвели ложную высадку у Кабанас на западе, послав туда 10 транспортов с 3 500 человек, и бобмардировали ближайшие прибрежные места. Стоявшие у Даякири испанцы в количестве 300 человек, могли бы нанести тяжелые потери высаживающимися войскам, но они отступили, не оценив своего выгодного положения.
Неудобный для высадки берег, недостатки диспозиции и недисциплинированное поведение капитанов транспортных судов создало такую массу затруднений, что неприятельское нападение вызвало бы форменный хаос. Условия высадки были как нельзя хуже: имелись только две дамбы с железнодорожными рельсами, но без настила. Шлюпки могли приставать только по одиночке, многие были выброшены на берег, никаких вспомогательных приспособлений не было. Место высадки было бы неудобным даже в мирное время. Ничего заранее не было обдумано, ничего не приготовлено. Саперы были заняты где то в другом месте, но и впоследствии их не привлекли к устройству дамб или пристаней. На берегу никто не руководил высадкой, хотя Сэмпсон и предоставил для нее большое количество мелких судов и шлюпок и командировал капитана, наблюдавшего за высадкой с особого судна.
Таким образом на месте высадки получилось вскоре вавилонское столпотворение, в котором каждый думал лишь о самом себе. Большое количество привезенных лошадей погибло при этом. Постановка на якорь транспортов тоже не была организована, над ними не было военного начальника, и их капитаны делали все, что им приходило в голову. Капитаны их думали только о безопасности своих судов и о выгоде своих хозяев. Транспорты с припасами стали в 3 милях от берега, а некоторые из них пропадали по несколько дней.
Вообще высадка армии сопровождалась редким счастьем; времени хватало, погода стояла великолепная, противник не показывался. Но какой-либо совместной работы армии и флота при высадке не было и в помине. Высаженным войскам не хватало всего, они даже отчасти голодали. В первый день едва удалось высадить 6 000 человек, в следующие дни – еще меньше из-за начавшегося сильного волнения, так что пришлось высаживать еще в других местах. Только через четыре дня высадили большую часть войск, но из-за недостатка барж почти все материалы остались на судах. Часть полевых орудий выгружали до конца июня, а осадную артиллерию свезли на берег так поздно, что ее уже не пришлось применить. Даже слабый и лишь чуть-чуть энергичный противник мог бы нанести экспедиционной армии тяжелое поражение.
