— А сейчас сколько? — не поворачивая головы, спросила Ольга, продолжая крутить рукоятку кассового аппарата.

— Сейчас половина двенадцатого. Это совсем недалеко, три троллейбусных остановки. К часу я привезу тебе тысячу рублей.

Ольга благодарно кивнула головой в сторону Лили и молча передала ей записку, которую Лиля прочитала тут же.

— Я сейчас пойду позвоню. Думаю, что все будет хорошо. — С этими словами Лиля улыбнулась Ольге и, помахав ей рукой, отошла от кассы.

Очередь снова загалдела:

— Девушка, хватит вам ля-ля разводить!

— Ее бы к станку поставить, она бы там не развела тары-бары!

Ольга подняла глаза и обвела очередь холодным, надменным взглядом. Ей хотелось крикнуть всем им, скопившимся в этой распаренной, потной толпе: «Какие же вы жестокие!.. Как я сейчас ненавижу вас!.. Если бы вы знали, какие тары-бары у меня на душе!..» И только вздох, горький вздох был ответом на оскорбление, которое донеслось до ее слуха откуда-то слева: «Свиристелка!..» «Ну что ж, спасибо и за это», — подумала Ольга, и ее правая рука снова упала на рукоятку «Националя».

Не прошло и десяти минут, как к кассе снова подошла Лиля. Лицо ее было тревожное. В больших синих глазах металось беспокойство.

«Что случилось?» — взглядом спросила Ольга, но Лиля ничего не ответила и подала ей записку. В ней было написано:

«Звонила. Сказали, что если к часу дня сегодня путевку не выкупишь — ее продадут другому человеку. Нужно что-то предпринять. Звонила подруге. Ее вызвал начальник. Освободится не раньше 12.30. Что делать? Сделай минут на 10 перерыв. Нужно поговорить. Л.».

Бегло прочитав записку, Ольга кивнула головой Лиле и дала знак, чтоб та шла к себе и ждала ее.

Ровно в двенадцать часов Ольга закрыла кассу и предупредила очередь, что отлучится на несколько минут. Ее проводили недовольным сдержанным ропотом. Но теперь Ольга не слышала ни окриков, которые неслись из очереди по ее адресу, ни истошного крика ребенка, доносившегося со стороны прилавка, где стояли за тюлем.

— Что теперь делать? — был первый вопрос Ольги.

— Деньги у подруги я возьму не раньше половины первого. А от нее езды до обкома союза высшей школы не меньше тридцати минут.

— А если такси?

— Все равно не успеть. — Лиля посмотрела на часы. — Ровно через час путевку продадут. Я по телефону чуть ли не умоляла, но там сказали, что это приказ старшего начальника и они не могут больше держать путевки ни одного часа.

Они стояли в узком коридорчике, ведущем в склад. Там, где-то внизу, неумолимо гудел магазин. Секунды сбегались в минуты, минуты, как звенья, цеплялись одна за другую. Время шло. А Ольге казалось, что оно летит.

— Так что же делать? — спросила Ольга.

— Не знаю, — виновато ответила Лиля.

Взгляды их встретились. Они молчали, словно взвешивая друг друга.

— А что, если?.. — начала Лиля, но дальше говорить не решилась. Видно было, что она испугалась своих мыслей.

— Я то же подумала, — тихо произнесла Ольга. — Но ведь это преступление!

— Да, это преступление, — Лиля опустила голову. Щеки ее пылали. — Но… Но к концу смены эту сумму можно погасить.

— К скольким часам ты можешь подвезти мне тысячу рублей? — решительно спросила Ольга.

— К часу.

— А если что случится? Если получится так же, как с дедом?

— Не думаю. Это моя лучшая подруга. Я ее хорошо знаю. Она сейчас на работе. Деньги при ней.

— Путевка стоит тысячу двести. Своих денег у меня двести рублей. Я вынесу тебе сейчас тысячу четыреста. Иди садись на такси и вот с этим документом… — Ольга достала из карманчика халата ходатайство врачей о предоставлении Шадрину путевки на курорт и подала его Лиле. — По этому документу тебе продадут путевку. Они уже в курсе дела.

Лиля молчала. Только нахмуренные брови да прикушенная нижняя губа говорили, что в ней идет внутренняя борьба. Как товаровед, как комсомолка, она понимала, что, толкая Ольгу на преступление, она сама невольно становится соучастницей этого преступления. Но желание в тяжелую минуту помочь подруге, мысль о том, что эти деньги они возьмут буквально на два часа, что они их возвратят в кассу до сдачи смены, делали свое. «Какая разница будет для торговли и для государства, если деньги, которые мертвым грузом должны лежать полдня в кассе… эти деньги за два часа отлучки спасут человека и снова вернутся на свое место? Почему бы и им, деньгам, не совершать иногда благородные поступки? Ведь ровно в час эта тысяча рублей снова вернется в кассу. Где, в чем здесь преступление, если нет корысти?».

— Хорошо, выноси деньги, я поеду за путевкой! — решительно сказала Лиля. — Только об этом никто не должен знать.

Ольга молча выбежала из полутемного служебного коридора и скрылась в толпе покупателей. А Лиля продолжала убеждать себя: «Нет, это не преступление… Если перед человеком стоит дилемма: нарушить инструкцию или помочь тяжело больному человеку — то второе перетянет».

Продолжая спорить с собой, Лиля закурила. Она даже не заметила, как к ней подошла Ольга и молча передала ей пакет.

— Сколько здесь? — сухо спросила Лиля.

— Тысяча четыреста. Ради бога, не жалей денег на такси! От того, успеешь ли ты вернуться к двум часам, будет зависеть…

Лиля не дала Ольге договорить.

— Я понимаю тебя, Олечка! Я все понимаю. Я сделаю все, что в моих силах. Ступай, у твоей кассы покупатели уже бунтуют.

Они расстались. Лиля поехала за путевкой. Ольга спустилась в кассу.

Из музыкального отдела доносилась заунывная песня:

Песня неожиданно оборвалась. На смену ей в том же углу зарокотал густой шаляпинский бас:

Приложив ухо к мехам гармони, краснощекий молоденький солдат подбирал немудреную мелодию.

А время шло. До конца смены оставалось два часа. Как она там, Лиля? Успела ли выкупить путевку? Не подведет ли ее подруга?

Но теперь было уже поздно что-нибудь изменить. Теперь оставалось терпеливо крутить ручку «Националя» и ждать.

Ольга была уверена, что Лиля сделает все, чтобы возвратиться с деньгами и с путевкой к двум часам.

Магазин жил. Магазин дышал гулом, суетой, разноголосицей.

Ровно в два часа на всех этажах универмага раздались звонки.

Доверенные лица из главной кассы торопились снять показания выручки на кассовых аппаратах. Таков уж порядок в торговом ритме.

А Лили все не было. Что с ней случилось? Неужели она не придет в последнюю минуту? Еще можно успеть. Ольга незаметно возьмет у нее деньги и поднимется с выручкой на третий этаж, в главную кассу универмага.

Покупатели уже стали замечать, что она то и дело кого-то отыскивает в толпе встревоженным взглядом. А один старичок, которому она передала со сдачей лишних десять рублей, пожурил ее за рассеянность.

— Эдак, дочка, ты наторгуешь себе на шею, что и зарплаты не хватит расплатиться!

Слова старичка она восприняла механически, ее не тронул его честный, добрый поступок, который раньше мог бы поднять в душе Ольги светлые чувства благодарности.

Но вот пришел представитель из главной кассы. Это был угрюмый пожилой человек, который когда-то, как говорили в универмаге, был крупным работником в министерстве торговли, но после скандального судебного процесса пошел на понижение, пока наконец не застрял в одном из универмагов контролером главной кассы.