Сложно было найти выход из положения и в связи с фактом самого существования Великой Моравии, особенно имея в виду ее трагический конец. Некоторые писатели, отдавшие предпочтение теории «гостеприимства» (Бел, Тимон), объявили носителей верховной власти в Великой Моравии чуждым словакам слоем поработителей, которые фактически силой включили их в государственное образование вместе с мораванами. Выдвигалась и другая версия, в которой Великую Моравию пришлось переместить на территорию за пределами Словакии — в Сербию и Славонию (Юрай Скленар). Однако во второй половине XVIII в. окончательно утвердилось представление о Великой Моравии как первом государственном образовании словаков на той самой территории, которую и теперь населяли словаки («История словацкого племени» Юрая Папанека, 1780 г.). В литературной обработке в жанре героико-эпической поэмы («Сватоплук» 1833 г. и «Кирилло-Мефодиада» 1835 г. Яна Голлы) это представление вошло и в сознание широкой общественности. Проще обстояло дело с включением в историческое сознание деятельности святых Кирилла и Мефодия как символа христианской и культурной зрелости предков словацкого народа. Хотя проповедуемый государственными авторитетами барочный культ изначально имел специфическое значение в процессе восстановления позиций католической церкви, в данной интерпретации в конфессиональном смысле он носил нейтральный характер и был приемлем для всех.

Отождествление себя с идеей государства, которое существовало сравнительно задолго до возникновения Венгрии, представляло собой первый шаг на пути «поиска родины» — вычленение этнически определенной территории, в данном случае пока еще «на почве» прошлого. При этом легитимность венгерского государства никоим образом не ставилась под сомнение. Как раз напротив, Венгрия в версии о «гостеприимной встрече» венгерских племен выступала государством-«наследником» Великой Моравии. С помощью этого построения можно было подчеркнуть сопричастность славян-словаков к созданию Венгрии, что вело к расширению понятия венгерской сословной (политической) нации. Оно должно было заключать в себе одинаковые политические права и для тех, кто в процессе формирующегося национального движения заявили о себе как о представителях этнически конкретной словацкой нации. Лояльность по отношению к венгерскому государству в форме венгерского патриотизма оставалась в силе фактически вплоть до развала Габсбургской монархии.

Начальные фазы национального движения словаков были связаны, кроме выработки представлений о своем прошлом, еще и с определением своего места в рамках более объемной общности — «славянства». Многочисленность славянских народов и ширь занятого ими пространства на большой части Европы служили мощной психологической поддержкой, особенно для народа, который сам не имел собственного государства. Существенным фактором при создании представления о славянском «народе» явилась его роль во времена защиты христианского мира от турок. Так называемый барочный понятийный «славизм» на протяжении XVIII в. поднимается на уровень изучения языка и истории отдельных «племен». Словаки, благодаря языковедческим трудам Антона Бернолака, в ходе этого процесса пришли к осознанию, что они являются особым племенем (по современной терминологии — народом). При этом среди евангелической интеллигенции продолжало жить и представление об общем «чешскословацком племени». Однако ввиду того, что в политическом мышлении венгерского истеблишмента в начале XIX в. зародилась идея привлечь венгерскую культуру и язык в качестве инструмента для создания сильной политической венгерской нации (процесс мадьяризации), возросла также роль и функциональная значимость представлений о родстве со славянскими племенами-народами. Эти представления получали дополнительный стимул благодаря военным и дипломатическим успехам России во время и после наполеоновских войн, а также благодаря идеям Иоганна Готфрида Гердера о роли отдельных «народов» в развитии человеческой цивилизации. Славянская идея стала мобилизующим фактором и источником самосознания, и в то же время на нее возлагалась и интегрирующая функция.

Автором концепции, в рамках которой должна была воплотиться в жизнь идея славянского единства (взаимности), был Ян Коллар. Поскольку существующая политическая система не способствовала, с его точки зрения, развитию невенгерских народов, он не стал пользоваться понятиями «государство», «гражданство», «территория» при определении понятий «отчизна» и «нация». Более важное значение имело сознание биологического и культурного родства, близости языка, нравов и обычаев. В интересах усиления славянства в целом отдельным его «племенам» (т. е. формирующимся современным нациям) следовало отказаться от того, что отдаляло их друг от друга, конкретно словакам — от стремления утвердиться в качестве самостоятельной современной нации со своим собственным литературным языком. Идея славянской взаимности должна была воплотиться в жизнь прежде всего на почве культуры, чему призван был служить, помимо прочего, и общий славянский язык, созданный как искусственная система Яном Геркелем (в 1826 г.).

Хотя идея славянской взаимности явилась исключительно словацкой реакцией на условия их национального развития, в те времена она пользовалась признанием и у других славянских народов. Она дала толчок масштабным этнографическим и историческим исследованиям («Славянская этнография», 1842 г., «Славянские древности», 1836—1837 гг. Павла Иозефа Шафарика). Стали более интенсивно развиваться связи между представителями национальных движений отдельных славянских народов, достигшие кульминации в состоявшемся в Праге в июне 1848 г. Славянском съезде. Большой международный резонанс получило поэтическое произведение Яна Коллара «Дочь Славы» — аллегория славянской взаимности и гуманности. Идея славянской взаимности («панславизма») оказала влияние и на политику венгерских властей, в ней усматривали тенденции к объединению славянских народов с Россией, и в связи с этим подвергались преследованиям ее мнимые или действительные приверженцы (студенческие общества 30-х гг., Людовит Штур).

Процесс формирования современной словацкой нации, часто не совсем точно обозначаемый и как национальное возрождение, растянулся в своем непрерывном развитии и на вторую половину XIX в. Однако на эпоху 1711—1848 гг. приходятся два его этапа, отмеченных ярко выраженными особенностями: 1. выработка представлений о прошлом и о характере своего народа, изучение и создание (литературного) языка, определение понятий «народ» (нация), «родина» и 2. распространение концептуально оформленных представлений среди широких масс народа.

Общепринятое в словацкой историографии деление на периоды по поколениям действующих лиц национального движения лишь отчасти совпадает с приведенным здесь принципом периодизации и в большей степени ориентируется на инициаторов народного движения, чем на тех, кому все эти возрожденческие стремления были адресованы.

Интерес к изучению прошлого и языка собственного этноса рос и развивался среди образованных людей Словакии еще с конца XVII в., однако долгое время он носил характер обыкновенного мифотворчества (например, возведение предков словаков к библейским праотцам, использование вымышленных исторических свидетельств) и апологетики (восхваления и защита словаков, словацкого языка). Просвещение, — или, с учетом словацких условий развития общественной мысли, тот комплекс философских и общественных взглядов, который обусловил непременную передачу глубоких разносторонних знаний широким слоям населения, — одновременно пробуждало жажду новых открытий. Носителями идей Просвещения были, с одной стороны, выпускники немецких университетов, с другой — отечественные последователи реформаторского курса венского двора. Развитие научно-исследовательской деятельности привнесло на протяжении XVIII в. критицизм прежде всего в изучение языка, наиболее значительный вклад в которое сделал Антон Бернолак. Забота о судьбе родного языка нашла свое выражение в книгоиздательских проектах, в большом объеме реализованных благодаря «Словацкому научному товариществу», которое объединило деятелей так называемого первого поколения словацких просветителей (80-е гг. XVIII в. — примерно 1820 г.). Уделялось внимание и повышению уровня нравственности и знаний народных масс или тех слоев общества, которые были способны воспринимать печатное слово. Диапазон издаваемых «Товариществом» книг был очень широк — от наиболее многочисленно представленной религиозной литературы, сочинений научного характера (например, «Усердный домашний и сельский хозяин», «Огородник», «О парах и пчелах»; «Физика» Павла Михалко), сочинений, посвященных общественно-политической проблематике (разъяснение смысла политики Иосифа II в отношении церкви в трактате «Доверительная беседа» Юрая Фандли) вплоть до типично беллетристических произведений (роман ИозефаИгнацаБайзы «Юноши Рене приключения и испытания»). Но наибольшее значение имело издание учебников, которые выходили тиражами в тысячу экземпляров. Анонимно издаваемые учебники для католических (руководимых государством) школ печатала университетская типография, язык, на котором они были написаны (бернолаковчина), сам собой указывает на круг их авторов. Евангелики издавали собственные учебники (Ладислав Бартоломейдес и др.), нередко они брали за образец современные немецкие учебники. Поскольку они не зависели от официальных (государственных) учебных программ, то могли демонстрировать и тексты, направленные на пробуждение этнического самосознания (Ян Коллар, «Книга для чтения», 1821 г.).