После поездки Пиапона в Маньчжурию прошло восемь осеней, и только в последнюю осень, четыре месяца назад, он впервые поговорил с Американом.

На исходе был сентябрь. Тайга на сопках разукрасилась в пышные цвета, вода на Амуре уже студила по утрам руку, пожухлая трава покрывалась пушистым инеем. По Амуру поднималась последняя кета, почерневшая, усталая. Артель, сколоченная Пиапоном, ловила эту кету для Александра Салова.

Однажды поздно вечером, сделав последний замет, рыбаки задержались на берегу, зашивая дыры в стареньком неводе. Пиапон сидел на корме лодки и закреплял поплавки невода. Услышав всплеск воды, он поднял голову и увидел большой, тяжело нагруженный неводник с четырьмя гребцами и пятым кормчим на корме. Лодка бесшумно, тенью проскользнула мимо него.

— Эй! Вы не воры? — озорно закричал Пиапон. — Чего не пристаете к нам? Думаете, мы попросим вашей кеты? У нас у самих хватает.

— Мы спешим домой, — ответили из неводника.

— Чего же плывете так тихо? Когда спешат, то гребут так, что на другом берегу Амура услышат.

— Это ты, Пиапон? — спросил кто-то из темноты.

Пиапон узнал Американа.

— Если узнал, чего же не пристаешь?

Неводник пристал ниже рыбаков. Пиапон вышел из лодки и пошел к Американу. Четверо гребцов втащили нос лодки на песок. Пиапон ухватился за кочеток и стал помогать. На глаза сразу бросились берданки, лежавшие на сиденьях возле каждого гребца.

— Чего вы с берданками ездите по Амуру? — спросил он.

Американ вышел с кормы на нос лодки, осторожно переступая по накрытому брезентом грузу.

— Везде опасно ездить без оружия, — ответил он. — Будто и не знаешь, в какое время живем.

Американ спрыгнул на мокрый песок, обнял Пиапона.

— Пиапон, друг мой! — воскликнул Американ. — Ну, как живешь, как семья? Слышал я о гибели твоего отца. Жаль старика.

— Ничего не сделаешь, жизнь это, а в жизни чего не случается.

Пиапон догадывался, откуда везет груз Американ и что везет, но спросил:

— Кету-то зачем укрываешь?

Американ замялся, взглянул на подходивших к лодке рыбаков и ответил:

— Это не кета, Пиапон, кое-что везу для тебя и для этих гребцов.

«Появились важные дела, — подумал Пиапон. — Что же во время хода кеты может быть важнее ее добычи?»

— Кету дети ловят, женщины юколу готовят, — продолжал Американ. — Но ты не ответил, как живешь?

— Так же, Американ, в моей жизни ничего не изменилось. Правда, одно время без косы ходил, но теперь, видишь, и коса отросла. А ты теперь не рыбачишь, не охотишься?

— Почему? И рыбачу и охочусь, когда время есть.

— Говорят, много добываешь.

— Найдешь, друг мой, такой же су, какой я нашел, все тебе легко будет даваться.

— На соболей тоже…

— А как же? Соболи — это те же деньги.

Окружавшие разговаривающих рыбаки с уважением смотрели на Американа, они все знали о его су богатства, о его сундучках с золотыми и серебряными монетами. И некоторые из них думали, что действительно, зачем богатому Американу ловить кету, бегать за соболями в тайге, когда он может жить, как русские и китайские торговцы; стоит ему только захотеть — и рыба, и пушнина будут у него.

«Привык к богатству и к власти», — думал Пиапон, слушая бывшего приятеля.

— Что же ты, Пиапон, не пригласишь в хомаран, — засмеялся Американ. — Сам звал, приставай да приставай, а в гости не зовешь.

Пиапон пошел рядом с Американом в свой хомаран. В тесной маленькой берестяной юрте не могли поместиться все приезжие, потому другие рыбаки позвали остальных в свои хомараны. Дярикта с Мирой поставили перед мужчинами столик.

— Давно не виделись с тобой, Пиапон, — сказал Американ, — нельзя нам так встречаться, надо выпить.

— Мы водку все лето не видим, забыли даже, как пахнет, — засмеялся Пиапон.

— Водку всегда найдем. Эй, Гайчи! — закричал Американ.

В проеме юрты показался Гайчи.

— Принеси мне бутылку.

Гайчи исчез и через некоторое время принес бутылку ханшина.

— Чего ты принес? — возмутился Американ. — Русскую водку неси. Эту отдай гребцам. Принеси им еще одну такую, пусть угощают рыбаков, а то люди запах водки забыли. Когда тебе понадобится водка, — сказал Американ, понизив голос, — приезжай ко мне.

Пиапон вспомнил о разговоре с братьями, о решении провести летом касан и отправить душу отца в буни.

— Летом нам много водки потребуется, — сказал он.

— Лодку, две? — усмехнулся Американ.

— Касан устраиваем.

— Найдем. Весной напомнишь.

Гайчи принес русскую водку. Американ разлил ее по кружкам, налил и Дярикте с Мирой.

— Красивая у тебя дочь, чего замуж не отдаешь? — сказал он, оглядев Миру.

— Когда захочет, сама найдет мужа, — ответил Пиапон.

— Плохо. Это плохо, — сказал Американ, нажимая на слово «плохо». Дярикта бросила на него злой взгляд, Мира опустила голову. Мужчины выпили.

— Нет хо, нет чашечек, пьем по-русскому, — сказал Пиапон.

— Ничего, так даже лучше.

Американ всячески старался показать, как он рад встрече с Пиапоном. Вызвал Гайчи и потребовал вторую бутылку водки, банку леденцов, но стоило Пиапону упомянуть о поездке в Маньчжурию, как он начинал морщиться и пытался увести разговор на другую тему.

— Американ, я никогда не кривил душой, — сказал Пиапон, глядя, как бывший его приятель разливает прозрачную влагу.

— Знаю, — кивнул головой Американ, не отводя глаз от кружки.

— На русской земле каждый день власти меняются. Это ты знаешь? Богачей преследуют. Это знаешь?

— Я много езжу. Сейчас из Хабаровска возвращаюсь. Там богачи сидят на своих же местах. В Николаевске богачи кету солят, икру солят и еще больше богатеют.

— Не будет их, я верю умным людям, они сказали, что наступит такая жизнь, когда богачей не будет. Куда ты тогда денешь свой су?

— Выброшу, — засмеялся Американ и опрокинул в рот крутку.

Пиапон подождал, когда он выпьет содержимое кружки, смотрел на ползавший вверх и вниз кадык.

— Су твой — обман, — сказал он, когда Американ перестал крякать после водки. — Никто не верит в твой су.

— Верят, — ответил Американ, прожевывая жаренную на огне юколу. — Не все еще такие умные, как ты.

Пиапон ожидал, что Американ вскипятится, начнет ругаться, отпираться, доказывать, но он был совершенно невозмутим.

— Слушай дальше. Хунхузы, которые напали на нас…

— Были мои друзья, — досказал за Пиапона Американ и усмехнулся. — Это же я давно знаю, друг мой. Мне давно рассказали, что Холгитон ездит по стойбищам, выискивает, за что бы зацепиться и обвинить меня в смерти двух охотников.

— Если знаешь — хорошо, — спокойно проговорил Пиапон. — Так знай, я тоже думаю так же, как и Холгитон.

— Тоже знаю. Слухом полнится Амур. Я о тебе-то больше знаю, чем ты сам.

— Еще бы, если бы я имел столько должников, все амурские новости знал. Но не будем уходить от прямого разговора. Скажи, Американ, почему хунхузы не забрали халико?

— Потому, что халико был мой, а хунхузы — мои друзья. Ты же знаешь об этом.

— А откуда эти хунхузы?

— Из Маньчжурии, наверно, вслед за нами плыли.

— Ты же говоришь, что они твои друзья…

— Это ты и Холгитон говорите.

— Об этом говорят все, кто с нами ездил. Старик со старухой были тоже на стороне хунхузов.

Американ строго взглянул на Пиапона и сказал:

— Все это ваши выдумки.

— Ты кричал хунхузам по-китайски — тоже выдумки?

— Выдумки.

— Хунхузы говорили по-нанайски — тоже выдумки?

— От страха показалось.

Пиапона стала раздирать злость, но он крепился. Американ невозмутимо уплетал поджаренную юколу.

— Американ, идут новые времена…

— Пиапон, я часто бываю в городе, не учи меня. Сам запомни, какие бы времена ни настали, умники всегда будут умничать, бедные — нищенствовать, а богатые — приумножать свое богатство.

— Нет, не будет этого! Мне говорили умные люди.

— Мне тоже говорили, люди еще умнее, — Американ стал заметно нервничать. — Если Холгитону и еще кому-нибудь не дает спать мое богатство, то я могу уделить…