— Э, да я тебя знаю! — воскликнул пьяненький жених. — Наши деды и отцы враждовали между собой. Я вспомнил это сразу, как ты назвал свое имя.

— Как звали твоего отца? — спросил Токто и почувствовал, как запершило в горле.

Жених назвал имя своего отца. Токто сразу протрезвел.

— Тебя, Токто, ищут, — продолжал горинец. — Но мне до этого нет дела. Привезу жену и буду жить. Пусть отец и дяди тебя ищут, это их дело. Верно я говорю?

После этого разговора Токто потерял покой. На следующий день через друзей достал немного водки и пошел к Лэтэ Самару, с которым однажды вел переговоры о женитьбе сына.

У Лэтэ была дочь на выданье, белолицая красавица с рыжеватыми до пят косами. В Болони говорили, что за нее уже сватались несколько юношей, но Лэтэ запросил такой тори, что все юноши вынуждены были отступить.

После первой же чарочки водки Лэтэ стал жаловаться на жизнь, на новые времена, на новые законы.

— Быстрее бы забрали меня в буни, — сказал Лэтэ.

«Он спешит в буни, а я жажду жизни, — подумал Токто. — Хочу, чтобы на земле мой род продлился, хочу, чтобы в этой жизни и моя кровь бурлила, — но тут же спохватился. — Моя ли кровь? Ведь сын все же не моей крови».

— Жизнь хороша, Лэтэ, какая бы она ни была — всегда хороша, — сказал он вслух, — Новые законы не для нас, это для русских, потому что соболей запрещают ловить, а ты ловишь, водку запрещают, а ты пьешь. Чего жаловаться на жизнь? Я тебе сразу скажу, зачем пришел, ты меня знаешь — я прямой человек. Я пришел за продолжением своей жизни. Чтобы продолжить себя, я должен иметь внуков, для того, чтобы иметь внуков, мне требуется невестка. Я пришел просить тебя…

— Ты уже просил, Токто, — перебил его Лэтэ. — Мне охотнику-неудачнику, несмелому человеку лестно породниться с тобой. Держу дочь для твоего сына. Видишь, я тоже прямой человек. Тори тоже большое не попрошу.

Токто растрогался и пил весь день с Лэтэ, позвал друзей и пил второй день.

Вернувшись домой, Токто не застал сына. Наступила ночь, а Гида все не возвращался. Токто улегся в постель, но долго не смог заснуть. «Если молодой горинец сказал, что его отец и дяди ищут его, — думал он, — то теперь всегда должен быть осторожен. Но прежде всего ему надо быстрее женить сына и быть уверенным, что род его, Гаеров, будет продолжен. Тогда он готов сражаться с кровниками, если они этого хотят».

На следующий день он пригласил Гиду в лес. Они отошли подальше от фанз и сели под раскидистыми ветвями дуба. Закурили.

— Рано ты поднялся сегодня, раньше меня, — сказал Токто.

— Я не ложился спать, — сознался Гида.

— На охоте был?

— Нет, — Гида густо покраснел.

— А, понимаю, сын, все мы были молоды.

Отец с сыном замолчали.

— Я тебя позвал, чтобы поговорить о женитьбе. В Болони есть девушка, очень красивая, красивее ее трудно найти. Ты Лэтэ Самара знаешь? А его дочь зовут Гэнгиэ. Вот я и решил ее тебе в жены взять. Отец согласен, мы можем завтра же поехать и сосватать.

— Отец, может… — Гида поперхнулся дымом.

— Что ты хочешь сказать?

— Может, подождем.

— А чего ждать? Тебе уже много лет, ты можешь уже детей иметь.

Токто взглянул на сына и, заметив его смущение, подумал, что Гида стесняется вести этот мужской разговор.

— Ничего, Гида, все будет хорошо, ты быстро привыкнешь к жене, ты ее полюбишь, она тоже полюбит тебя, как же не полюбить такого охотника?

— Отец, я люблю.

— Правильно, в твои годы все влюбляются.

— Нет, отец, я люблю другую.

— Это ничего, это пройдет, поженишься, и пройдет.

— Отец, я не хочу другую.

Токто ошеломило упрямство Гиды, и он недовольно засопел трубкой. Как же ему теперь поступить? Он с водкой упросил Лэту отдать дочь за его сына, договорились о тори, о времени свадьбы. Что же ему теперь делать? А он, Токто, еще думал, что здесь, под густой листвой дуба, он обрадует сына. А потом они преподнесут эту радостную новость Кэкэчэ, Поте и Идари.

— Кто она, откуда? — сухо спросил Токто.

— Здешняя…

— Дочь Пачи?

— Да.

«Эх, сын, выбрал же ты невесту, — с горечью подумал он. — Эта разве стоит Гэнгиэ?»

— Сын, родной мой, может, ты поедешь в Болонь, со стороны посмотришь на Гэнгиэ, а? Увидишь, которая лучше.

— Я так знаю, мне не надо другой.

— Гида, я никогда не попрекал тебя ничем, всегда уступал и теперь впервые я хочу пойти против твоей воли. Я договорился с отцом Гэнгиэ, дал слово.

— Все равно я не хочу Гэнгиэ. Никто меня не заставит…

— Я могу, я твой отец! — впервые прикрикнул Токто на сына.

Гида упрямо сжал губы и тихо сказал:

— Нет, отец.

Токто медленно поднялся и, не говоря ни слова, зашагал в глубь душной, шелестящей листвой, тайги. В висках тяжело стучало, и он шептал: «Чужая кровь, чужая кровь. Разве своя кровь стала бы не слушаться… Чужая, чужая».

Полокто много думал о богатой жизни, завидовал малмыжским торговцам Салову и Ворошилину, болонскому торговцу У. Полокто хотел иметь лавку, полную товаров, сундуки, полные добра, две или три жены и в придачу спокойную, размеренную жизнь без хлопот и размышлений о завтрашнем дне. Он хотел бросить беспокойную и полную опасностей жизнь таежного охотника и амурского рыбака. Пока он выполнил только одно свое желание — заимел вторую жену беспутную красавицу Гэйе. А богатство все не приходило, да и откуда оно берется — Полокто толком не знал. Он приглядывался к жизни малмыжских торговцев, пытался понять секрет их обогащения, но не мог разобраться в их жизни, торговле, не мог открыть тайны обогащения.

Однажды он вдруг сделал открытие, что не разбирается в ценах товаров, в разменных деньгах, и с болью в сердце махнул рукой на торговлю и перестал думать о своей лавке с товарами. Ему казалось, что торговлей способны заниматься только русские и маньчжуры. Но тут вернулся Пиапон и опять взбудоражил брата. Оказывается, не только русские и маньчжуры могут обогащаться, есть богачи и среди нанай!

Эта новость подхлестнула Полокто, подбодрила, придала уверенность в свои возможности. Он теперь с усмешкой вспоминал о своих страхах перед товарными ценами, денежными расчетами. «Не понимаю? Да, не понимаю. Но если другие нанай научились торговать, то чем я хуже их? Научусь!» — думал он.

Первая торговая операция, которую задумал Полокто, принесла ему много хлопот и переживаний. В год поездки Пиапона в маньчжурский город Сан-Син Полокто с помощью русских мастеров засолил две бочки кеты. Все няргинцы тогда потешались над ним.

Полокто не притрагивался к соленой кете, бочки стояли у него под амбаром, чернели клепки, ржавели обручи.

Осенью Полокто несколько раз пытался продать обе бочки Саньке Салову, но у того хватало своей рыбы, и он отмахнулся от нее. Но Полокто знал, как тяжело бывает с едой ранней весной, пока не вскроется Амур, и он решил подождать с продажей кеты.

К великому удивлению няргинцев, Полокто ранней весной продал обе бочки кеты тому же Саньке Салову и заработал неслыханные деньги. Теперь настала очередь Полокто посмеиваться над сородичами: мол, кто был прав, я или вы, почему, мол, теперь не смеетесь. Осчастливленный Санькой, охотник не догадывался, как был обманут молодым, но уже широко известным на Амуре, торговцем. Следующей осенью Полокто вновь засолил кету, и ее оптом закупил Санька. Полокто опять заработал немало денег.

Счастливое торговое восхождение Полокто продолжалось года два, за это время он заработал невиданные охотниками деньги, но эти деньги не оседали на дне берестяного сундучка, большая часть уплывала на закупку соли и бочек. Торговля не принесла желаемого богатства.

На третий год торговой деятельности Полокто Санька развернул рыбный промысел на Нижнем Амуре и перестал интересоваться мелкими барышами. Полокто стал продавать рыбу Ворошилину, но тот платил так мало, что денег едва хватало на соль. И Полокто махнул рукой на торговлю.