Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Не зря я поехал, еще много нового увижу», — подумал Пиапон.

Вечером Американ потащил Пиапона в дом торговца рыбой Кирилла Пассара, который жил вправо от базара на гребне сопки. Дом рубленый, пятистенный, обставлен кроватями, столами и стульями.

«Сакачи-Алянцы у него берут пример, — подумал Пиапон. — Может, это он подыскал жену Валчану».

Пиапон с опаской опустился на плетеный стул, стул заскрипел под ним, ножки заскользили по полу.

— Ничего, не сломается, — подбодрил хозяин. — С непривычки кажется, что сломается, а так удобно, мягко.

— Богато живешь, — сказал Американ.

— Город — не стойбище…

— Если привыкнешь жить в нем, то забудешь, как ловят рыбу, которой торгуешь.

Хозяин строго взглянул на Американа, нахмурился.

— Тебя паук укусил? — спросил он.

Американ промолчал.

— Завистливый ты, Американ. Ничего, ты скоро найдешь богатство, после поездки в Сан-Син. Наверно найдешь.

«Везде у Американа знакомые и все богатые люди, — думал Пиапон, прислушиваясь к беседе, — Смотри ты, хозяин-то дома по-хозяйски держится, а утром был похож на снулую рыбу».

— На что намекаешь? — хмуро спросил Американ.

— Поумнеешь, — усмехнулся Кирилл. — Ладно, не хмурься. Я хоть и живу в городе, но нанайские обычаи знаю.

Жена Кирилла, пожилая, раньше времени состарившаяся женщина, подала на стол мясной суп, жареную рыбу и отварную картошку. Еда была приготовлена по-русски, суп ели ложками, рыбу и картошку двумя палочками, водку пили не подогревая, медными чарочками.

— В городе тяжело было жить года три-четыре назад, — начал рассказывать Кирилл после нескольких чарочек. — Вы, наверно, тоже слышали, что русский царь из-за чего-то поссорился с японским, подрались. Как они дрались — не знаю, то ли боролись, то ли на кулаках, но из-за этого началась война. Где-то далеко шла война, в Маньчжурии, но мы тоже вдруг оказались вроде как на войне. В городе сразу стало много солдат, всякое случалось с ними. Потом, говорят, русских побороли японцы, и тут уж совсем плохо стало у нас в городе, народ с ума посходил.

Кирилл сделал паузу, с удовольствием разглядывая вытянувшиеся от удивления лица Американа и Пиапона.

«Вот что значит жить в городе, все тут знаешь, не то что вы там где-то в стойбищах», — как бы говорило его самодовольное лицо.

— В городе ведь всякие люди живут, одни торговцы, другие рабочие, чиновники, всякие люди. И вот каждый из них захотел жить по-своему, как хочу — так и живу. До чего дошло, губернатора и то не стали слушаться. Уж кто-кто, о рабочих не говорю, они бедный народ и всем недовольны, а вот солдаты, слышите, солдаты пошли против власти! Года три или четыре назад летом солдаты выступили против власти. Говорят, многих убили и арестовали. Чего им не хватает — не пойму. Их кормят, одевают, живут они в хороших домах, казармами эти дома называют. На всем готовом живут — против губернатора, своего начальника, выступают. Что за люди — не поймешь.

Хозяин чокнулся со всеми по-русски и выпил.

— Сколько живу в городе, но сам ничего не понимаю, — сознался он. — Живется хорошо. Мне родственники, друзья привозят рыбу, я продаю; часть денег отдаю им, часть себе забираю. Так живу. Хватает.

— Сами они продавать не могут? — спросил Американ.

— Они денег считать даже не умеют, их всякий покупатель обманет. А меня, попробуй, обмани! Нет, меня никто не обманет. Если кто попытается, я сам его обману. Вот когда война шла, а потом когда рабочие, солдаты против власти пошли, тогда еды не стало в городе, все вдруг дорого стало. Я сразу смекнул, что это выгодно мне, говорю родственникам: везите больше рыбы. Хорошо я тогда продавал рыбку, дорогая рыбка была. Теперь не то, теперь она дешевая, теперь мне только ждать надо, когда народ еще против власти пойдет.

— А как ты узнаешь про это? — спросил Пиапон.

— Про это и глухой услышит, — усмехнулся Кирилл. — Народ выходит на улицу, улица заполняется людьми, как Амур водой во время половодья. Вот как бывает. Кричат, шумят, поют и красные флаги несут. Я теперь уже точно знаю, как народ в городе зашумит, так и жизнь станет тяжелой, так и рыба станет дороже. Здесь в городе ко всему, Пиапон, надо приглядываться.

— Сам ты рыбу ловишь, на охоту ходишь?

— Зачем мне ловить рыбу, зачем на охоту ходить? У меня деньги есть, еды хватает, выпить тоже хватает.

Пиапон потер пальцами висок, напрягая мозги, чтобы понять мудрость Кирилла, но так и не разобрался в услышанном.

«Умный этот Кирилл, — решил он. — Надо же так — рыбу не ловит, на охоту не ходит, а сытно живет. Он чем-то походит на торговца Салова из Малмыжа. Но Салов русский, с детства приучен к торговле, а Кирилл как научился? Нанай ни писать, ни читать не умеет, а во всех городских делах осведомлен, даже знает, что русский царь подрался с японским. А мы только краем уха слышали о войне, да никто и не запомнил ничего о ней. Умный человек!»

Только хотел Пиапон спросить Кирилла, умеет ли он читать и писать, как услышал, что его собеседники перешли на китайский язык.

— Почему вы по-китайски говорите? — удивленно спросил он.

Американ никогда не задумывался перед тем, как что-нибудь соврать. И он сказал Пиапону:

— Не обижайся. Мне надо проверить, насколько я понимаю китайский язык. А с кем говорить, если не с друзьями? Они мне растолковывают непонятные слова. Приедем в Сан-Син, я буду твоим толмачом. Хорошо?

— Говорите, мне это не щекочет уши! — ответил Пиапон и подумал: «Если понимаешь язык, то зачем еще надо проверять?»

ГЛАВА ВТОРАЯ

В фанзе было прохладно. Травяная крыша надежно защищала от дождя и снега, от огненных лучей летнего солнца и жгучего зимнего мороза. Правда, зимой по ночам в фанзе сильно остывало — в ведрах вода покрывалась льдом, и дети искали тепло у родителей. Но зато летом тут всегда было прохладно; сидя на парах с трубкой во рту, приятно было наслаждаться этой прохладой.

Баоса выглянул в окно — ползавшие по сыпучему песку ребятишки попрятались в тени под амбаром. Жарко сегодня на улице, так жарко, что сквозь кожаные олочи песок жжет ноги. Из-под амбара выбежала восьмилетняя дочь Агоаки Гудюкэн, видно, сильно жжет ее пятки раскаленный песок, иначе она не стала бы прыгать, как зайчик на лесной полянке. Девочка подобрала на песке ракушки, осколки разноцветных стекол, камешки и вприпрыжку вернулась под амбар, где играли две младшие дочери — Дяпы и Калпе.

«Сами только на ноги встали, а уже щенков пеленают», — подумал Баоса и усмехнулся.

В пояснице Баосы закололо, он выпрямил спину, погладил ладонью: старость пришла. Год назад Баоса ни за что не признался бы в этом, но теперь не может обманывать самого себя. Много всяких лекарств принял он, прибегал к помощи шамана, наказывал хранителя фанзы — каменного дюли,[4] закапывал его в песок, хлестал прутьями, а то и палкой избивал, но ничего уже не помогало. За все лето не мог выехать на дальние озера порыбачить, не мог попытать счастья на берегах горных речек, где бродили осторожные изюбры-пантачи. Все лето сидит Баоса дома, вяжет сеть да любуется в окно внучками и внуками. Хорошо, что окно из стекла, будь оно как раньше из сомьего пузыря, он лишен был бы и этой последней радости. Спасибо Митрофану, что не забыл старика и, когда стеклил окна в новом деревянном доме Пиапона, принес кусок стекла и вставил в окно большого дома. Баоса хорошо помнит тот день, тогда тоже было жарко. Пришел Митрофан, положил стекло на столик и говорит: «Дед, я тебе свет принес, в большом доме с этого дня станет светло, как на улице». Баоса посмотрел на большой стеклянный лист, мысленно соразмерил с проемом окна, — стекло никак не подходило.

— Ты что, Митрофан, хочешь раму выбросить? — спросил Баоса. — Твое стекло не влезет в окно.

— А мы заставим его влезть. Видишь эту штуку, алмаз называется, стекло режет, будто твой нож бумагу.

вернуться

4

Дюли — идол.

5
{"b":"241867","o":1}