Пиапон с трудом поднял руку, стряхнул с лица и шеи муравьев, попытался приподнять голову, но не смог. Глаза снова заволокло черным туманом, за которым скрылось яркое солнце.

— Этот тоже готов, — услышал Пиапон далекий голос, приходя в себя.

Он с трудом открыл глаза, над ним наклонялись двое русских солдат.

— Глянь, жив, — проговорил один из них. — Зови ребят.

Пришли еще двое, они бережно уложили Пиапона на шинель и вчетвером понесли на берег. Остановились они возле фанзы стариков, которые вчера гостеприимно встретили охотников.

— Ваше благородие, разыскали еще одного. Этот жив! — доложил один из солдат. К Пиапону подошел офицер, наклонился над ним.

— Не осмотрели? Куда ранен? — спросил он.

— Кажись, в голову, ваше благородие.

Офицер приказал забинтовать рану, и, когда солдаты кончили бинтовать, он сел рядом с Пиапоном.

— По-русски говоришь? — спросил офицер.

— Да.

— Когда напали на вас хунхузы?

— Ночью.

— Сколько их было?

— Не знаю.

— Так. А сколько вас было?

— Восемнадцать.

— Скажи, это ваши? Приподнимите его, — приказал он солдатам. Солдаты исполнили его приказ. Пиапон взглянул на два лежавших на траве трупа и узнал своих товарищей, один из них был тот юноша, который заболел в Сан-Сине.

— Да.

— Как их зовут? Из каких стойбищ они?

Пиапон ответил и закрыл глаза. Офицер записал ответ Пиапона, отошел от него и заговорил по-китайски со стариком, хозяином фанзы. Старик что-то бормотал в ответ.

— Во всяком случае, он не походит на сообщника хунхузов, — сказал кому-то по-русски офицер.

Пиапон не мог повернуть голову, чтобы разглядеть собеседника офицера.

— Он хитрее, чем вы о нем думаете.

— А мне кажется, он сообщник разбойников. Надо, поручик, установить слежку за стариком. Неужели в эти края вернулся со своей бандой Лю Си Чи?

Офицер еще долго говорил со своим собеседником, который, по-видимому, был старше его по чину, потом он приказал вырыть могилы и похоронить двух молодых охотников, павших от рук хунхузов.

Тем временем солдаты накормили Пиапона, отнесли на катер и уложили в просторном кубрике. Вскоре корпус катера задрожал, заработал мотор. Пиапон вновь потерял сознание и пришел в себя, когда на него дохнуло свежим ветерком и прохладой. Его выносили из катера.

Был вечер, сумерки сгустились, стало совсем темно. С Амура дул теплый влажный ветерок. Только очень хотелось пить.

— Потерпи, дорогой, потерпи трошки, скоро приедешь в гошпиталь и тебе все подадут, дамочки в белом будут за тобой ухаживать, одно удовольствие! — отвечал какой-то говорливый солдат.

Пиапона положили на солдатскую двуколку и повезли. Когда двуколка поднялась на сопку, Пиапон увидел Амур, который лежал перед ним, изогнувшись серебряной дугой к западу.

«А ведь это Бури — Хабаровск, — подумал он. — Только здесь Амур изгибается как лук».

Двуколка катилась по улицам города, но Пиапон видел только верхние этажи высоких домов и крыши одноэтажных деревянных домов. Солдаты привезли его к большому каменному причудливому зданию, сдали санитаркам и, попрощавшись, уехали.

Пиапон опять рассказывал, кто он такой, откуда, как получил ранение, потом стригли его волосы, брили острой бритвой, помыли горячей водой.

Потом Пиапону перевязывали голову, а он принюхивался к незнакомым запахам, пытался определить, чем пахнет и откуда, но острая боль в затылке отвлекала его, голова кружилась, в глазах все еще стелился густой туман. Даже думать было трудно.

— Большая потеря крови, — сказал осматривавший Пиапона мужчина во всем белом.

После этого его отвели в большую комнату, уложили на узкую жесткую кровать. И он опять потерял сознание.

…Где-то далеко звенели бубенчики-колокола ямщичьих лошадок, они все ближе и ближе. Нет, это не ямщик, это ехал какой-то большой начальник, укутанный в мягкий и теплый тулуп. Начальник торопился по своим важным начальничьим делам, не велел останавливаться, и лошади снежным вихрем промчались мимо. Опять наступила тишина. А ветер дует в затылок… Почему только в затылок? Вот опять зазвенели бубенчики-колокольчики. Это возвращался важный начальник. Остановил лошадей, высунул голову из теплого тулупа. Э, да это же тот офицер, который погнался за хунхузами.

«Как зовут тебя? — жестко спросил офицер. — Откуда ты? Сколько было вас? Где хунхузы? Сколько было их? Не знаешь? Как это не знаешь? Тебя они убили, а ты не знаешь? Да какой же ты охотник после этого! Ты не охотник! Ты не охотник! Ты не охотник!»

Пиапон открыл глаза и увидел, что над ним стоят двое людей в белом. Он хотел пошевелить рукой, но рука была так тяжела, что он еле сдвинул ее с груди на живот. Во рту пересохло. Один из мужчин подал воду. Пиапон сделал глоток, второй и почувствовал облегчение.

Мужчины в белом ушли, а немного погодя пришла женщина и начала с ложечки кормить Пиапона.

Через два дня его перевезли в прежнюю палату, где он лежал в первый день прибытия в больницу. С этого дня Пиапон стал поправляться, через полмесяца он впервые встал на ноги и испуганно сел на кровать: ноги были словно чужие, слабые и противно дрожали. Его сосед справа, бородач Кузьма Полухин, бодрил:

— Ничего, друг, бывает. Давай смелее, смелее. Держись за спинку кровати, сделай шаг, второй. Хорошо.

Пиапон прошел до дверей и обратно и в изнеможении опустился на кровать.

«Как же я буду охотиться?» — с тоской подумал Пиапон.

— Устал? — сочувственно спросил сосед слева молодой русоголовый парень, звали его Илюшей. — Ты, наверно, раньше не болел, потому так страшишься, аж побелел.

Пиапон да самом деле не помнил, болел он когда или нет, легкую головную боль он не признавал за болезнь, резь в желудке от худой пищи переносил на ходу, а других болезней он не знал.

Отдохнув немного, он опять встал на ноги и повторил тот же путь, который только что проделал. Больные уважительно смотрели на него.

— Упорный человек, — сказал один.

— Охотник, — добавил другой.

— Молодец ты, Петр, молодец, — хвалил Кузьма, он перекрестил Пиапона в Петра.

«Больше ходить, меньше лежать», — думал Пиапон.

Вечером у него подскочила температура, и доктор запретил ему вставать.

— Доктор, пускай меня домой! — попросил его Пиапон. — Моя уже вставай на ноги, ходи. Больше моя не могу здесь лежать. Как лежать, когда нада ходи? Надо юкола зима готовить, детей кормить, сам кушай.

— Не могу отпустить, пока рана не заживет, — ответил врач. — И температура у тебя подскочила.

Пиапон, честно говоря, никак не мог понять назначения этих стеклянных трубочек. А когда Кузьма объяснил ему, что этой трубочкой проверяют повышение или понижение жара человеческого тела, он улыбался и отвечал, что у каждого человека поднимается жар, если он будет бежать на лыжах вслед за лосем, это можно определить и без трубочки.

— Доктор, пускай домой, — продолжал он уговаривать.

Доктор подумал и сказал:

— Как ты вернешься домой без косы?

— Да, эта худа, — ответил Пиапон, подумав.

— Вот видишь, надо тебе лежать у нас, пока у тебя не вырастет новая коса.

Доктор не удержался и улыбнулся. Но Пиапон не заметил улыбки доктора, он всерьез воспринял его слова.

«Да, без косы не бывает охотника, — думал он. — Все наши предки ходили с косами, без косы нет удачи ни на охоте, ни на рыбалке. Да и мужского вида нет без косы, голова круглая, волосы в разные стороны торчат — точь-в-точь как кочка на болоте. Но волосы я могу отрастить и дома, зачем мне из-за этого здесь лежать?»

Пиапон хотел высказать эту мысль, но доктора уже не было в палате. Так Пиапон остался в больнице. Через несколько дней, когда спала температура, ему разрешили опять вставать, делать недолгие прогулки по палате, по коридору. Тут он и познакомился со многими больными. Известно, выздоравливающие больные — самый разговорчивый народ.

После выздоровления Кузьмы на его место положили худого, тоже бородатого человека, у которого болела правая нога. Илюша объяснил Пиапону, что у нового соседа опасная для жизни болезнь ноги, если сейчас же не отрежут ногу, то человек умрет.