Основные материалы экспедиции этих замечательных людей в Бразилию были обнаружены в Архиве Академии наук СССР лишь в 1930 году. Советские люди по достоинству оценили ревностное и бескорыстное служение этих путешественников русской пауке. Изучению их трудов посвящены многие работы советских историков и географов.
У КОКАНДСКОГО ХАНА
Немалый вклад в изучение и освоение стран Востока сделали русские казаки. Так, еще в XVIII веке офицер Волошанин составил карту Илийского края, причем обозначил на ней пашни по берегам Или до самого Боинду (Кульджа). Казак Матвей Арапов жил в ставке известного казахского хана Аблая и по его поручению выписывал в степь русских земледельцев, а также сопровождал ханское посольство в Петербург. Арапов был своеобразным советником при Аблае.
Позднее сотник из Аягуза Тимофей Нюхалов исследовал горы Алатау и реки, впадающие в озеро Иссык-Куль. Хорунжий Путинцев уже в первой половине XIX века посещал Кульджу. Казак Николай Костылецкий знал три восточных языка, собирал образцы творчества народов Востока и, в частности, записывал «Песню о Баян-Слу и Козы-Корпече». Подобные примеры можно умножить.
В 1829 году из Омска отправился в Кокандское ханство казачий хорунжий Николай Потанин, отец знаменитого русского путешественника Г. Н. Потанина (1835–1920). В путевых записках он упоминает о горе Темирчи, осмотренной им в пути от Иртыша до пустыни Бетпак-Дала. На вершине этой горы Потанин обнаружил каменный столб высотою в сажень, с изваянным на нем человеческим лицом. Точно такие же столбы пытливый путешественник отыскал и на горе Богазы-Булак. Близ высот Кызылрай исследователь открыл сооружения из поставленных на ребра четырехугольных плит, имевших отверстия для входа. Затем он описал грязевой вулкан близ горы Койлюбай-Булат.
На сорок четвертый день странствия перед путешественником открылись просторы Голодной степи.
Посетив Чимкент, Ташкент, Ходжент, казак-исследователь прибыл в Коканд — столицу одноименного ханства.
В 1829 году Коканд, по свидетельству Н. Потанина, насчитывал три тысячи домов с мужским населением в количестве 15 тысяч человек. В городе было сто магометанских мечетей, шесть рынков с каменными подворьями, четыре караван-сарая. Через реку Каратал было перекинуто два каменных моста с башнями. Один из таких укрепленных мостов находился около ханского дворца. Сам же замок хана Кокандского был окружен высокой стеной. Дворец охранялся пушками, единорогами и мортирами; правда, эти, казалось бы, грозные батареи не имели даже лафетов. Потанин видел деспота Коканда — это был очень тучный, несмотря на юные годы, человек, одетый в шубу на собольем меху, с алой чалмой на голове. Гордостью хана был индийский слон, подаренный ему эмиром Бухары.
Промышленность Коканда в то время была представлена бумажной фабрикой и пороховым заводом.
Николай Потанин собрал во время своего похода сведения и о Ташкенте. Русский исследователь побывал на огромном гостином дворе города, в пяти караван-сараях, на пяти рынках. По количеству населения Ташкент тогда значительно уступал Коканду.
В течение всего похода Потанин производил съемку местности и вел дневник. В том же 1829 году казачий хорунжий благополучно возвратился в форпост Семиярский.
Сведения, доставленные Николаем Потаниным, вскоре были дополнены другим русским казаком — Максимовым, который был в свое время взят в плен кокандцами и одиннадцать лет прожил в городе Туркестане.
Максимову удалось посетить Восточный Туркестан, где он изучал рынки Кашгара. Когда русские войска наголову разбили кокандских разбойников на реке Чу, около брода Кара-Уткуль, Максимов был освобожден из неволи. Рассказ о его скитаниях был записан и впоследствии напечатан в «Вестнике Русского географического общества».
В показаниях Максимова содержались важные свидетельства.
Он рассказывал, что в Коканде жил англичанин, принявший имя Мустафы. Видимо, именно этот агент, прибывший из далекой страны, построил в Коканде каменный пушечный завод, располагавшийся за чертой города. Во время пребывания Максимова в Кокандском ханстве Мустафа заведовал этим заводом. Максимов рассказывал также, что порох кокандцы изготовляли на заводах городов Ташкента, Коканда и Туркестана. Селитру для производства пороха привозили из районов Чу и Чимкента, серу — из Бухары, а свинец — из гор Каратау.
Максимов имел возможность видеть Мадали, тогдашнего хана Коканда, покровителя пушечного мастера из Великобритании. Русский казак описал ханский дворец, в подвалах которого был расположен зверинец.
Максимову тоже удалось осмотреть Ташкент, где он собрал сведения о торговле города с другими областями Средней Азии, о торговых путях в Восточный Туркестан.
Кокандское ханство в XIX веке было гнездом хищников, откуда постоянно предпринимались набеги на русские окраины, казахские и киргизские кочевья. Грабежи, захват рабов, угон скота были обычным занятием кокандских ханов и их слуг.
Вместе с тем Кокандское ханство еще не было достаточно изучено. С этой точки зрения исследования русских казаков, отличавшиеся большой точностью, приобретали в то время исключительное значение.
АНТОН ЛЕГАШЕВ В КИТАЕ
Антон Михайлович Легашев происходил из пензенских мещан и в детстве сначала увлекался музыкой и ремеслами, а потом — рисованием. В юности он попал в Петербург и стал учиться у русского портретиста и гравера на меди Александра Варника. Вероятно, Варник дал возможность даровитому юноше из Пензы совершенствоваться в Академии художеств в качестве «постороннего вольнослушателя». Как бы то ни было, но в 1824 году Антон Легашев получил за свои рисунки первую и вторую серебряные медали. Ему должны были присудить звание художника и дать чин 14-го класса. По тогдашнему положению присвоение чина и звания живописцу проходило через Комитет министров, а затем утверждалось самим царем. И тут-то молодому художнику не повезло. Несмотря на награды и хорошие отзывы преподавателей живописи, Николай I не пожелал признать способности Антона Легашева.
«…Я работу видел и нахожу, что рано давать чин…» — написал царь на «представлении» Комитета министров. Легашеву было объявлено, что он может готовить новую работу и лишь после ее удачного завершения рассчитывать на царскую милость.
Прошло пять лет… Набравшись терпения, Легашев закончил к тому времени портрет генерал-майора Хатова. Однако и после этого Николай I не дал звания художнику, подкрепив свое прежнее решение «критикой» портрета. Царь заметил, в частности, что художник плохо выписал руки генерал-майора.
Вместо звания Антон Легашев получил служебное назначение следовать с Русской Духовной миссией в Пекин и жить там до смены состава миссии.
В Китае художник пробыл десять лет (1831–1841), проживая в русском Посольском подворье. Все это время Легашев занимался живописью и гравированием.
Антон Легашев украсил своими картинами стены Сретенского монастыря и Успенской церкви в двух русских подворьях китайской столицы, затем написал, как сам об этом сообщал впоследствии, двадцать шесть исторических полотен и портреты двадцати четырех высших сановников Китайской империи.
Узнав об искусном русском живописце, в Посольское подворье, что называется, валом повалил простой народ. Китайцы толпами приходили к Легашеву, делая заказы на портреты и зарисовки. Художник выполнил такое количество различных работ, что они, видимо, не поддавались никакому учету.
Из Пекина Легашев ездил в другие города Китая. Об этом мы узнаем из свидетельства известного русского историка искусства Д. А. Ровинского. Он упоминал, что в его личном собрании находилось девять таблиц с гравюрами А. М. Легашева. В числе этих гравюр мы находим виды города Макао и сцены из жизни китайского народа.
Свои гравюры Антон Легашев травил «крепкой водкой», выполняя их в одних контурах. По любезному разъяснению московского собирателя и знатока старинных гравюр М. Л. Малашкина, с которым я беседовал о работах Легашева, гравюры русского художника в Пекине следует считать по способу выполнения скорее офортами. Сведений о том, где находятся в настоящее время произведения Легашева, собиратели, к сожалению, не имеют.
