Монгольский князь дружественно встретил Байкова с его арапами, индейцами и бухарцами и разместил их на отдых в своих владениях. Посол вручил Аблаю щедрые московские подарки.

В то время Аблай-тайчжи возводил огромный буддийский храм, окруженный стеною в 500 саженей длины. Зодчими были мастера, приглашенные из Китая. Федор Байков был живым свидетелем постройки этого замечательного памятника буддийской культуры, помещенного у подножия огромной гранитной скалы. В окрестностях монастыря обитали пашенные ухарцы, успевшие завести поливные посевы на берегах реки Бешки.

Впоследствии, при Петре Великом, на развалинах Аблайта были обнаружены драгоценные для науки письмена, начертанные на голубой бумаге и бересте.

Налюбовавшись вдоволь на творчество китайских строителей, Федор Байков в сопровождении аблаевских бывалых людей двинулся к теснинам Монгольского Алтая. «…А на том Камени лежат снега великие», — обмолвился русский посол.

В качестве своих передовых вестников он послал в «город Кокотан» Петра Малинина, бухаретина Бабра и других людей. По их следу Байков вступил в кирпичные ворота «проезжих башен» Ку-ку-хото, или Голубого города (Гуй-хуа-чен).

Недавний строитель мангазейских стен со знанием дела описал проезды в 16 саженей шириной, устроенные в толще городских башен, тяжелые крепостные ворота из дуба, одетого железной броней, причем Байкову показалось, что кукухотскне каменные гостиные дворы «деланы по-русски». Руку русских мастеров он узнал и в способе устройства двускатных кровель на кумирнях города, поблескивавших радужной муравленой черепицей. Русский посол писал, что близ Голубого города расположены каменоломни, где добывали прекрасный мрамор. Побывав в торговых рядах, Байков разузнал о местном денежном обращении, приценился к чаю, камке, шелку, железу, меди, хлебному зерну, собрал сведения о земледелии в окрестностях Голубого города.

Великую китайскую стену путешественник увидел у «заставного города Капка» — Калгана. Байков сообщил, что она «…ведена от ревенных Китай, где родится корень ревень копытчатый, из-за Сукчия города (Сучжоу. — С. М.), от моря, а ведена де та стена за то Китайское царство до моря ж, и сказывали про то Бухарцы, и Калмыки, и Китайцы»… Русский посол говорил, что Калган стоит меж каменных гор. Здесь любознательный туруханец прослышал о тибетцах, путешествующих на верблюдах и яках.

По дороге из Калгана в Канбалык русское посольство встретилось с маньчжурскими вельможами, восседавшими в паланкинах, защищенных от зноя «солнечниками» из желтой бумаги.

В пути Федор Байков насчитал 18 городов, облик которых он хорошо запомнил. Города были окружены стенами с добротными, глухими башнями без бойниц или дозорных окон. Городская стража имела на вооружении затейливые пищали о трех стволах, прикрепленных к одной, общей для них ложе. «Добре затейчиво», по мнению опытного строителя, были построены мосты, перекинутые через реки. В предместьях Канбалыка высились багряные стены и отливали золотом и лазурью крыши богатой буддийской обители. Она была построена в честь приезда в Пекин из Тибета далай-ламы Нагд Банб Бобсана Гьямцо (1617–1682), современника Федора Байкова.

3 марта 1656 года караван русского посла достиг долгожданного стольного города Канбалыка. Перед путешественниками раскинулись улицы, вымощенные «диким» серым камнем; вдоль них тянулись каналы, соединенные с озером.

Неподалеку от двора маньчжурского императора, подобно маяку, возвышался белокаменный столп высотою в шесть саженей, украшенный золотыми письменами. Несколько мостов, соединенных между собой, вели к пяти огромным воротам и стенам, за которыми стоял чертог богдыхана Шунчжи. Дворец сверкал позолотой, светился расписными стенами, украшенными цветными изразцами.

Шесть месяцев провел Федор Байков со своей свитой и торговыми людьми в Канбалыке. Он передал богдыхану ценные московские подарки — юфть и алмазы. Впоследствии Федор Исакович совершенно здраво провел грань между китайским народом и императорскими чиновниками и маньчжурской военщиной. Байков утверждал, что эти незваные пришельцы не составляют даже десятой доли населения Китая, и описал, каким образом Шунчжи захватил Китайское царство, задушив «прежнего царя» китайской династии. Байков очень искусно избежал столкновения с царедворцами Шунчжи, хотя они и пытались то уговорами, то угрозами заставить его делать то, что претило его русскому сердцу. Он наотрез отказался поклониться маньчжурским идолам и кумирням, не согласился встать на колени перед богдыханом.

Император Шунчжи не баловал своих гостей и выдавал людям Байкова — а их было не менее ста — ежедневно лишь по одному барану на всех и по чашке чая на брата. Байков все это стерпел.

Возможно, что канбалыкское недоедание вызвало у Федора Байкова повышенное внимание к съестным рынкам столицы. Он тщательно составлял обзор цен на скот и птицу, включая даже живых лебедей, продававшихся по 3–4 лана.

Изучал Байков и торговлю чаем, а также «пряным зельем» — мускусным орехом и гвоздикой, записывал цены на жемчуг и соболей, шелк и травчатый бархат. Он составил небольшой сельскохозяйственный календарь Китайского царства, приведенный к русским народным датам вроде петрова дня. В календаре были указаны сроки созревания злаков, овощей и плодов на земле Китая.

Большое уважение вызывает научный интерес Байкова к вопросу о происхождении китайских мусульман.

«А сказывают, — читаем мы в „Статейном списке“ посольства Ф. И. Байкова, — что зашли деды наши и отцы в Китайское царство с Темир Аксаком, а памятухов де ныне у нас про то нет, только де домышляемся по письмам…»

Это убедительное свидетельство о существовании письменных источников по истории китайских магометан в XVII веке в Пекине.

В Канбалыке Байков встретился с посольством голландской Ост-Индской компании, которое вручило ему грамоты. Русский исследователь получил возможность собрать сведения о пребывании в Китае французских, шпанских, голландских и иных «немцев» из разных стран, причем не забыл расспросить о морских путях, ведущих к берегам Китая из стран Западной Европы.

Федор Байков прожил в Канбалыке до осени 1656 года. Отправившись на Русь, московские послы вернулись к ставке Аблай-тайчжи. Но ойротский князь зимовал в высоких горах, и его пришлось долго разыскивать. По весне он приветливо встретил русских землепроходцев, щедро одарил их целым стадом баранов и обильными припасами.

Байков добрался до Тары, откуда сплыл по Иртышу до Тобольска. Вскоре он двинулся в Москву и сделал там отчет о своем походе.

«Статейный список», составленный в Посольском приказе, быстро сделался достоянием мировой науки. Его переводили на языки народов Западной Европы, издавали в Англии, Голландии, Германии и других странах. О посольстве Федора Байкова узнали даже ученые арабы из Алеппо. Об этом свидетельствуют записки спутника Макария, патриарха Антиохийского, побывавшего в Москве вскоре после возвращения отважного московского посла из «страны Хатай»…

В 1656 году из Енисейского острога выступила большая экспедиция воеводы Афанасия Пашкова, отправлявшаяся в «самые глубочайшие пределы, нарицаемые Дауры». В ней принимал невольное участие известный протопоп Аввакум.

Пашков получил приказ приискать на востоке пашенные места и поставить «Нерчинские и другие остроги».

В 1650–1654 годах, Когда Афанасий Пашков был на воеводстве в Енисейске, «нача проведываться Даурская земля и Китайское царство прозываться». В эти годы Петр Бекетов открыл почти беспрерывный водный путь с Енисея на Шилку.

Одна из отписок Пашкова указывает, что еще в 1652 году он поднимал сто служилых людей для дальних служб на Шилке и озере Иргень. При этом было составлено нечто вроде краткого путеводителя от Байкала до реки Нерчи.

Почти одновременно на Енисее был построен большой по тому времени флот для Даурии — 202 дощаника. За отличное выполнение «судового дела» Афанасий Пашков и его сын Еремей были награждены золотыми отличиями.