Папа Римский вновь разглядывал черных соболей. Знаменитый художник Гольбейн написал портреты английского канцлера Томаса Мора и епископа Кентерберийского, сидящих в облачениях из дорогих русских мехов. А сам Герберштейн в это время восхищался на великокняжеской охоте под Москвой белоснежными и багряными соколами и быстрыми кречетами Югории. О кречетах в Западной Европе складывали сказки: говорили, что лебеди умирали от одного взгляда грозной северной птицы.

Семен Курбский был еще жив, когда из Испании с дарами Карла V вернулось московское посольство во главе с князем Засекиным-Ярославским. По дороге из Мадрида русский посол задержался в Вене. Венский ученый епископ Иоганн Фабр записал рассказы князя Засекина-Ярославского о берегах Ледовитого моря, покоренных московитами. Записи были посланы Фердинанду, инфанту Испанскому. Так сведения Семена Курбского о Югре стали известны в европейском мире.

В Кенигсберге и Вене уже говорили, что некий Угрим Батраков, подданный московитов, совершил восхождение на высочайшую вершину Югорской земли. «Фрязин» Франческо да Колло, посол императора Максимилиана, прибыв в Москву, узнал от знакомого иноземца-звездочета из Немецкой слободы о братьях Батраковых, исследовавших Югру, и умолял великого князя вызвать Угрима Багракова в Москву.

Югра приковывала к себе всеобщее внимание наравне со странами, открытыми Колумбом, и Молуккскими островами! Югорские меха дразнили воображение купцов Аугсбурга не меньше, чем шафранный рынок Сарагоссы. После того как в 1518 году русский посол в Аугсбурге проложил на чертеже Ледовитого моря дорогу в Китай и Индию, генуэзцы, англичане, французы безуспешно попытались проникнуть в эти страны холодным «Кроновым» морем или пройти сушей через владения московитов. Попытки их были, правда, безуспешны, но европейским географам пришлось тогда пересмотреть все свои понятия о севере «Скифии» и «Сарматии». Было над чем задуматься! Великий князь Московский владел береговой полосой Ледовитого океана от «Дикой Лопи» до обского Лукоморья, держа в своих руках ключи от торговых путей в Китай! Знал ли Семен Курбский, в какие далекие страны вели следы его лыж?

После похода за Каменный пояс старый князь дрался с казанцами, охраняя переправу на Каме. В тот год решалась судьба Арского поля. На этой просторной равнине, расстилавшейся у северных ворот Казани, начиная с XIV века ежегодно собирались купцы с сокровищами Москвы, Новгорода, Пскова, Индии, Китая, Ирана. Казань, склонившая свои знамена перед Москвою, отдавала в ее руки и великое азиатское торжище на Арском поле. Семен Курбский участвовал в битвах за обладание этим торгом.

Воевал Курбский и в Литве, где его видели в 1513 году. Три года спустя он повел свой Большой полк на Витебск, а в 1519 году вместе с князем Горбатовым из Пскова гнал разбитых литовцев уже до самой Вильны. Герой Югры заложил новый город Василь-на-Суре, где одно время хотели сосредоточить всю русскую торговлю с восточными странами. (Вскоре на смену Василю была открыта ярмарка у Желтых Вод близ Нижнего.)

Семен Курбский знал ученого Максима Грека, писавшего в те годы об открытии Нового Света, был знаком с Вассианом Патрикеевым-Косым, который в 1496 году «воевал Гайскую землю» в Шведском государстве. Будучи в дружбе с Максимом Греком, завоеватель Югры знал и Дмитрия Герасимова, автора блестящих рассказов о Московии, записанных в Риме.

Может быть, во время похода Курбского и Ушатого русскими были добыты ценнейшие данные о побережье Ледовитого океана к востоку от Югорского поморья. Вероятно, эти сведения и легли в основу гениальной догадки Дмитрия Герасимова о Северном морском пути в Китай, подхваченной впоследствии географами и мореплавателями Западной Европы.

Югорский поход Семена Курбского и Петра Ушатого был одним из первых и важных шагов русского народа на северо-восток, к «Теплому морю» — Тихому океану.

В 1499 году Курбский перешел Полярный Урал, а в 1639 году томский казак Иван Москвитин со служилыми людьми вышел на берег бурного Охотского моря. В такой небывало короткий срок была пройдена русскими вся Сибирь.

«Симеон Федорович, от Курбы, своего поместья, человек старый и сильно изнуренный необыкновенно воздержною и суровою жизнью, которую он вел с молодых лет», как писал о Курбском сидевший его в 1526 году Герберштейн, прожил последние дни в опале. Открыто порицавший Василия III за развод с женой, старый герой Югры был «удален от очей» великого князя и вскоре умер.

Почему мы тревожим недобрую память беспалого пирата Фернандо Мендеса Пинто?

В записках о своих необыкновенных приключениях он привел пенные данные о связях Руси с Китаем и Монголией.

…В юном возрасте португалец Мендес Пинто бежал из Лиссабона в Индию. Оттуда он отправился в Абиссинию, но попал в руки турецких морских разбойников. Они увезли его в Мекку и продали в рабство.

Выкупившись из плена, молодой Пинто побывал на островах Ормуз, Суматра, в Сиамском заливе, а в 1540 году сам стал пиратом. Проливая чужую кровь на двух океанах, он прокрался к берегам Китая и здесь случайно нашел место, где находились семнадцать священных погребений. В поисках золота Пинто осквернил могилы и бежал с места преступления. В Кантонском заливе пират потерпел кораблекрушение, но каким-то чудом спасся и добрел в Нанкин. Там его ожидало справедливое возмездие за осквернение святынь. Согласно законам, действовавшим в то время в Китае, он был приговорен к розгам и отрезанию пальца на правой руке. Пинто отправили на каторгу. Он очутился в провинции Шень-си, где вместе с другими каторжанами принимал участие в восстановлении Великой китайской стены.

Там около 1545 года Пинто встретил русских людей. В своих записках он впоследствии упомянул, что русские рассказывали ему, как потерпели какое-то бедствие, но на помощь им пришли дружески расположенные монголы и выручили их из беды.

Вскоре после этой встречи в Китай вторгся неизвестный «татарский царь». Он освободил португальца и взял его к себе на службу. С полчищами «царя» Пинто попал в город Тюймикан, где властвовал монгольский хан.

Однажды к ханскому двору прибыли властители различных стран и областей, в том числе некий Каран, или Карао. Столица его страны находилась близ гор Гонкалидан, по некоторым признакам — в Средней Азии. В свите Карао находились русские люди.

«Они белокуры, хорошо сложены, одеты в широкие штаны, дорожные плащи с широкими рукавами и шапки, подобно фламандцам и швейцарцам, которых мы видели в Европе, причем наиболее уважаемые из них были одеты в кафтаны, подбитые соболями и другими мехами. Все они носили большие и широкие сабли…» — описывал Пинто московитов. Но самые удивительные сведения пират получил в городе, который, как надо полагать, находился на реке Хуанхэ, по которой спускался Пинто.

Город в Желторечье, о котором говорит Пинто, судя по описанию, — старинный Фоу-чэн с его каменными стенами и мостами. Осматривая укрепления, Пинто увидел метательные орудия, напоминавшие насосы. В ответ на просьбу сказать, кто изобрел такие удивительные приборы, любознательный пират получил разъяснение, что их построили люди из страны «Мускоо».

В числе пришельцев из страны «Мускоо» была женщина, владения которой раньше находились по соседству со Скандинавией. Название местности, где жила эта северянка, напоминает нам Кигор в русском Поморье. Сыновья северной княгини впоследствии переженились на родственницах «татарского» (разумеется, монгольского) владетеля страны, которую посетил Пинто. Пришельцы умели делать метательные снаряды и создали оборонительные сооружения в городе над Желтой рекой. Эти загадочные, но важные свидетельства Пинто, на мой взгляд, в какой-то мере могут перекликаться со свидетельствами XIII века о пленниках монголов — европейцах, заброшенных в глубину Азии. Тогда, а именно в 1276 году, в Китае войска великого хана Кубилая, в которых находились и русские, применили мощные метательные орудия.