– Я из кожи вон лезу, Джек, – говорила Силия Кембридж, – и все попусту. Я уже пяти семьям показывала ваш дом, с тех пор как мы в последний раз виделись, но никто так и не клюнул. В сегодняшней ситуации на рынке недвижимости это может означать только одно…

Уиллоус бросил взгляд через плечо, не идет ли Бредли. Если инспектор заметит тут Оруэлла в спортивном костюме, он наорет на него так, что у Эдди уши заложит.

– Только одно, – продолжала Силия Кембридж, – что ваша цена непомерно высока.

Ферли Спирс, ссутулившись над своим рабочим столом, писал какой–то отчет. Уиллоус и другие следователи, словно завороженные, наблюдали, как Оруэлл подкрадывается сзади к Спирсу. Обхватив своими огромными ручищами, он поднял его на воздух вместе со стулом.

– Пусти! – завопил Спирс. Все расхохотались. А он схватил со стола папку и стукнул Оруэлла по голове.

– Джек, вы меня слушаете?

– Да, да.

– Думаю, нам необходимо скостить по крайней мере тысяч десять, – сказала Силия Кембридж.

Когда Уиллоус только выставил дом на продажу, Силия предложила воспользоваться централизованной конторой по торговле недвижимостью, которая включила бы дом в общий каталог, которым пользуются все агентства в округе. И если бы Уиллоус согласился на это, Кембридж получила бы со сделки целых семь с половиной процентов. Именно из–за большого процента он и отказался от ее предложения.

С помощью калькулятора он подсчитал, что, снизив цену на десять тысяч, он уменьшит стоимость услуг Силии Кембридж на двести пятьдесят долларов.

– Я подумаю, – сказал он.

– Конечно, подумайте, но помните, что чем дольше дом останется в списках продаваемой недвижимости, тем труднее его будет продать.

– Я учту это, спасибо.

– Может быть, мне позвонить вечером, скажем, часов в восемь?

– Знаете, – ответил Уиллоус, – я сам вам позвоню.

Он положил трубку, но не успел снять руку с телефона, как снова раздался звонок. Это был следователь Уорнер из отдела по борьбе с преступностью в азиатских кварталах. Он хотел знать, не считает ли Уиллоус, что в убийстве Кенни Ли замешаны китайские, вьетнамские или латиноамериканские молодежные банды. На него взвалили такую кучу дел, что он будет несказанно рад, если Уиллоус ответит отрицательно.

– Рад бы вам помочь в этом, – сказал Уиллоус, – но, к сожалению, не могу. По крайней мере сейчас. Как только узнаю что–то новое, сообщу об этом в первую очередь вам. Обещаю.

Уорнер поблагодарил и положил трубку.

А Уиллоус вернулся к отчету криминалистов. Слова и фразы, составившие записку с требованием выкупа, были вырезаны из местных газет и журнала «Вестерн ливинг» месячной давности. Журнал печатался на мелованной бумаге, стоил два доллара в киосках, но в богатых кварталах распространялся бесплатно. Уиллоус раз в месяц находил у себя в почтовом ящике экземпляр «Вестерн ливинг».

Что касается почтовой марки и листка бумаги, то их можно было купить в любом канцелярском ларьке за несколько центов.

Уиллоус откинулся на спинку стула и потер лицо ладонями.

Почувствовав запах пота, он быстро оглянулся.

– Приветик, – сказал Оруэлл.

– Только попробуй поднять меня, Эдди, я всем расскажу, как ты приставал ко мне в раздевалке.

Оруэлл поднял руки в знак того, что сдается на милость победителя. Волосы у него были влажными от пота.

– Что новенького в деле Кенни Ли? – спросил он.

– Пока ничего. А у тебя как дела, Эдди? Заняться нечем? Может, сказать Бредли, чтобы он тебе дело нашел? Патрулировать дороги, например?

Оруэлл хихикнул, присел на стол Уиллоуса и спросил:

– Ты еще не купил нам с Джудит подарок на свадьбу?

– Еще не передумали?

– Да мы ждем не дождемся.

Свадьба была назначена на середину апреля, то есть через три месяца. Но еще с ноября, когда Оруэлл впервые заикнулся о том, что они с Джудит собираются пожениться, он у всех выпрашивал подарки. Он напомнил Уиллоусу, что тот должен подарить ему кухонный комбайн «Мулинекс» и что они с ним уже договаривались, какую именно модель купить.

Уиллоус закрыл глаза.

– Я прошелся по магазинам, – сказал Оруэлл, – самые низкие цены сейчас в Бэй в центре города.

Уиллоус посмотрел на него и улыбнулся.

– Я думал об этом, Эдди, и решил, что могу позволить себе купить вам в подарок только тостер.

– У нас есть тостер. И он отлично работает.

– Такого у вас нет.

– Да? А что это за тостер?

– Одна из самых первых моделей. Он автоматически превращает хлеб в угольки.

– О чем это ты, не пойму, – нахмурился Оруэлл.

– Я вспомнил тостер из своего детства, хромированный, красивый как не знаю что и с толстым черно–белым проводом.

– Хочешь подарить нам с Джудит допотопный тостер? Не думаю, что это ей понравится, Джек.

– Бока у него опускались, – продолжал Уиллоус, – надо было сначала положить куски хлеба одной стороной, а потом перевернуть на другую сторону. Очень просто, специально для тебя. У нас с ним была единственная проблема: он не прощал мне, если я вдруг зачитывался комиксами или еще чем–нибудь и забывал, что положил в него хлеб. Он выбрасывал в воздух столб такого вонючего дыма, что приходилось спасаться бегством. Особенно невыносимы в таких случаях булочки с изюмом. Ошибок он не терпел. Если не получалось с ним сладить, приходилось идти в школу голодным.

– В школу? – нахмурившись, спросил Эдди.

– Не знаю, можно где–нибудь сейчас купить такой тостер, – сказал Уиллоус, – но это именно то, что я хотел бы тебе подарить. И знаешь почему, Эдди?

– Да?

– Потому что именно этого ты и заслуживаешь, – с улыбкой ответил Уиллоус.

– Пятнадцатого апреля, – заявил Оруэлл, – тащи «Мулинекс» или можешь вовсе не появляться.

Он поерзал и уселся плотнее на столе Уиллоуса.

– Я слышал, ты продаешь свой дом. Это правда?

– Кто тебе сказал?

– Лучше спроси, кто еще не говорил. Будет гораздо короче. Сколько ты просишь?

– У тебя столько нет.

– Ты уверен?

– Иди помойся, Эдди.

– Я только что принял душ. Так я серьезно насчет дома. Родители Джудит собираются одолжить нам пятьдесят кусков. В выходные на прошлой и позапрошлой неделе мы уже присматривали себе что–нибудь в района Кокитлема.

– Очень хорошо, – отозвался Уиллоус. Кокитлем – это километров пятьдесят от города, всего час езды. Не многие полицейские, имеющие семью, могли себе позволить купить дом в городе или даже в пригороде – зарплата полицейского была слишком мала.

– Так сколько ты хочешь?

Уиллоус извлек из кармана пиджака бумажник и достал карточку Силии Кембридж.

– Если тебя интересует дом, позвони ей.

– Агент? Избавься от нее, и мы с тобой сэкономим.

– Отстань, Эдди.

– К тебе приходят смотреть дом? В воскресенье в полдень к тебе можно зайти?

– Зачем? Вы с Джудит собираетесь ограбить мой дом? Украсть бытовую технику?… Мне некогда, Эдди, отстань.

Уиллоус открыл отчет Киркпатрика. Там было много сюрпризов. Кенни Ли умер от удушья, захлебнувшись собственной рвотой. Осмотр его глаз и век показал наличие мелких кровоизлияний на слизистой оболочке внутренней поверхности век, – такие маленькие темные пятнышки – явный признак смерти от удушья.

– Джек.

Уиллоус поднял взгляд. В дверях своего кабинета стоял Бредли с незажженной сигарой во рту.

– Зайдите ко мне с Паркер, когда она появится, хорошо?

Уиллоус кивнул, и Бредли исчез за дверью.

Кенни было пятьдесят семь лет. Рост – метр семьдесят два сантиметра, вес – семьдесят килограммов. Он был в отличной физической форме. Развитие мускулатуры отвечало средним показателям для человека его возраста и рода деятельности. Не было ни шрамов, ни татуировок, ни каких–либо серьезных увечий.

Уиллоус внимательно рассматривал фотографии трупа. Он помнил, что патологоанатом говорил о ссадинах и синяках на запястьях и лодыжках Ли. Даже на фотографиях было видно, что ссадины на запястьях были глубже, очевидно, в агонии Кенни Ли пытался освободиться от медной проволоки, стягивавшей его руки. В области плеч обнаружены микроскопические частицы дерева, и можно было предположить, что погибшего привязали к чему–то деревянному, вполне вероятно, к стулу. Живот и грудная клетка повреждены не были. Уиллоус почему–то предположил, что он оставался голым в течение этих двух с половиной недель – со времени своего исчезновения.