Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Положительно, вы хотите потерять рассудок, — заметил Дембицкий.

— Идите вы к черту со своей психиатрией! Разве я не здраво рассуждаю?

— Вы никак не можете освободиться от одной навязчивой мысли. Это называется мономанией.

— Но поймите же, — кричал Здислав, задыхаясь и размахивая кулаками перед самым носом собеседника, — поймите, что эта моя единственная мысль — великая мысль! Ведь там, в могиле, куда вы бросите мои останки, будет разлагаться уже не только человек, но и весь мир! Тот мир, который отражается в моем мозгу и сегодня еще существует! Но завтра его уже не будет. Для вас моя смерть будет просто исчезновением одного человека, а для меня — гибелью всего мира: всех людей, которые его населяют, всех картин природы, солнца, звезд, всей прошедшей и будущей жизни. Поймите же, сударь, то, что вам, — пока не подошел ваш черед, — представляется обыденным происшествием, для меня мировая катастрофа: погибнет все, что я вижу и видел, все, о чем когда-либо думал!

— Короче говоря, — прервал его Дембицкий, — вам кажется, что после так называемой смерти наступает так называемое небытие?

Бжеский пристально посмотрел на старика.

— То есть, как это кажется? Не кажется, а так оно и есть… А что вы думаете об этом?

— А я твердо убежден, что смерть — это продолжение жизни, только эта новая жизнь полней, чем нынешняя.

— Вы что, насмехаетесь надо мной? — воскликнул Бжеский.

— И не думаю. Я уверен в своей правоте. Благодаря этому я всегда сохраняю хорошее расположение духа, хотя мне угрожает большая опасность, чем вам; а вы тут мелодраму разыгрываете.

Мадзя слушала с напряженным вниманием; Здислав просто остолбенел.

— Прошу прощенья, сударь, — неожиданно спросил он у Дембицкого, — вы богослов или филолог?

— Нет. Я математик.

— И вы говорите, вы верите, что смерть…

— Является продолжением жизни, которая к тому же становится полней, — закончил Дембицкий.

Бжеский отошел от старика и присел на диванчик. Мадзя почувствовала, что в душе брата неожиданно началась тяжелая борьба. У нее мелькнула мысль, что со стороны Дембицкого жестоко внушать больному такие надежды, но вместе с тем ей было любопытно, на каком основании старик все это говорит? Ведь она не впервые слышит от него такие речи.

«Небытие и — вечная жизнь… Вечная жизнь!» — при одной только мысли об этом в сердце Мадзи проснулась такая безумная радость, что она готова была не только утешать брата, но и умереть вместе с ним, только бы поскорее обрести эту более полную жизнь.

— И это утверждаете вы, математик? — снова заговорил Бжеский. — Вопреки голосу науки, которая отвергает метафизические бредни и признает только две неопровержимых истины: энергию и материю. Именно энергия и материя, — продолжал он в задумчивости, — образуют то бесконечное течение бытия, в котором появляются отдельные волны и, просуществовав некоторое время, исчезают, уступая место другим волнам. Я тоже — одна из таких волн… и конец мой уже близок!

— А что же представляют собой энергия и материя? — спросил Дембицкий.

— То, что воздействует на наши органы чувств, на химические реактивы, на весы, термометр, манометр, гальванометр и прочее, — ответил Бжеский и снова задумался.

— И это все, что поведала вам наука, ничего больше?

— Все.

— Ну, ко мне она была милостивей, — сказал Дембицкий. — Математика говорит мне о разных видах чисел, из которых только один вид поддается восприятию с помощью органов чувств, а также о таких формах и измерениях, которые вовсе этим органам недоступны. Физика учит, что энергия вселенной неуничтожаема, химия говорит, что неуничтожаемо и то, что мы называем материей, и что материя состоит из атомов, неуловимых для органов чувств. Биология показывает нам бесконечное разнообразие форм жизни, происхождение и природа которых лежат за пределами нашего опыта. Наконец, психология располагает длиннейшим перечнем свойств и явлений, которые невозможно обнаружить с помощью органов чувств, но которые тем не менее прекрасно известны каждому человеку из наблюдений над самим собой. А как вы можете доказать, что после смерти наступает небытие? — прибавил он после минутного молчания. — И что, собственно, представляет собой это небытие? Какими органами чувств обнаружено оно во вселенной, каждая щель которой заполнена либо весомой материей, либо невесомым, но реальным эфиром?

— Я говорю не о небытии в материальном мире, а имею в виду прекращение психических процессов, которые длятся какое-то время, а потом затухают навсегда, — возразил Бжеский.

— А откуда вы знаете, что психические процессы затухают? В чем это затухание проявляется?

Бжеский первый раз улыбнулся.

— Ну, и чудак же вы, сударь! А крепкий сон, обморок, усыпление хлороформом — это что же, по-вашему?

— Никакого прекращения самих психических процессов здесь нет, просто мы на какое-то время перестаем сознавать их, а потом наше сознание вновь пробуждается.

— Но после смерти никакого пробуждения не будет, ведь организм начнет разлагаться, — заметил Бжеский.

— И это говорит химик! Если вы имеете в виду разложение человеческого организма, то он разлагается беспрерывно, каждую секунду. Более того: не менее одного раза в год наш организм полностью обновляется, ни одна частица не остается в нем без изменения, разве только инородные тела. Из этого следует, что не меньше, чем один раз в год семьдесят килограммов человеческого тела становятся трупом и что вы в свои тридцать лет уже тридцать раз отдавали свой организм воздуху и земле. Ни одна из этих тридцати смертей не только не уничтожила вас, но даже не обеспокоила; а сейчас, при мысли о тридцать первой смерти вы вдруг поднимаете панику, стенаете над своим трупом и даже грозите концом света. А чем этот ваш новый труп будет лучше тридцати предшествующих? Ей-ей, не пойму.

— Ну, — засмеялся Бжеский к удивлению своей сестры, — покорно благодарю за такие аргументы! Вы рассказываете старые богословские небылицы, над которыми смеются даже экономки ксендзов, и думаете, что это философия.

— Что ж, тогда я постараюсь рассказать вам небылицы поновей, — сказал Дембицкий.

— Ах, расскажите, пожалуйста, расскажите! — воскликнула Мадзя. Сорвавшись с диванчика, она поцеловала старика в плечо и отскочила от него в смущении.

— Философия, — продолжал Дембицкий, — которой вы так гордитесь и которая так замечательно подготовила вас к встрече со смертью, верит и учит, что без реальных причин не бывает реальных следствий. Не так ли? Поэтому, если столбик барометра пополз вверх, мы говорим, что давление атмосферы повысилось, хотя никто из нас не видит ни давления, ни атмосферы. Когда мы подключаем гальванометр к цепи и стрелка его начинает отклоняться, мы говорим, что по цепи проходит электрический ток. Одним словом, мы считаем, что изменения, происходящие с лишенным разума столбиком ртути или с лишенной разума магнитной стрелкой, должны иметь реальные причины, хотя мы их не видим, не слышим, не обоняем и т.д. А теперь обратимся к другому факту. На протяжении многих веков миллионы людей инстинктивно чувствуют, что их жизнь не обрывается в момент смерти. Так же давно многие великие умы, прославленные гении человечества верили сознательно и формулировали для себя четкие понятия о душе, вечной жизни, сверхчувственном мире, наконец, о боге. Иначе говоря, мы имеем дело со следствием, которое проявляется в самых совершенных механизмах — в людях. И если движение магнитной стрелки свидетельствует о наличии тока, то почему же стремление человеческих умов к невидимым формам бытия не может быть объяснено реальной причиной?

— Старо! — ответил Бжеский. — Никаких форм бытия, помимо материальных, не существует; просто у людей сильны тяга к жизни, инстинкт самосохранения. Этот инстинкт и заставляет фантазировать по поводу будущей жизни.

— Слава богу, вот и пример бесполезного инстинкта. Когда аист или жаворонок к осени улетает на юг, мы знаем, что он найдет там теплый и обильный край; но если человек тоскует по вечной жизни, мы сразу же заявляем, что его надежды — химера. Нечего сказать, хорош позитивизм.

194
{"b":"22616","o":1}