Как-то в начале июня Ада пригласила Дембицкого зайти вечерком потолковать о мире духов. Явился и пан Стефан, с виду более спокойный, чем все последние дни, и они уселись втроем на веранде. Ожидали прихода Мадзи, которая была на заседании женского союза.

Ада начала разливать чай из серебряного самовара.

— Ну как, — спросил брат, — тебе еще не наскучили спиритические сеансы?

Панна Сольская едва не ошпарила себе руки кипятком.

— Да как ты мог подумать такое? — воскликнула она. — Впрочем, твои шутки меня не удивляют. Я уверена, что, если бы ты ознакомился со спиритизмом хотя бы так, как я, в твоей жизни началась бы новая эра. И в твоей, и пана Дембицкого, и всего мира.

— Заметьте, пан Дембицкий, — вставил Сольский, — это говорит ученица Геккеля. Ох, уж эти мне женщины!

Дембицкий почесал затылок и уставился на сад.

Ада покраснела. Подав мужчинам чай, она налила и себе чашку и, стараясь обрести философское спокойствие, спросила:

— Случалось ли вам, друзья мои, думать о том разладе, который вот уже столетие царит между религией и наукой?

— Случалось, — ответил брат.

— Причина его в том, — продолжала Ада, — что наука не способна ответить на вопросы, связанные с миром духовным, а религиозные предания не согласуются с научными открытиями. Между тем спиритизм, благодаря общению с духами, устранил самую причину этого разлада. С одной стороны, он доказал, что души, покинув тело, продолжают существовать, а с другой — в результате общения со сверхчувственными существами, исправил многие ошибочные или неверно понятые религиозные предания.

— Ого! — удивился Сольский.

— Да, да, мой дорогой, — увлекаясь, продолжала Ада. — Почитай, например, труд Аллана Кардеса о «Книге Бытия», чудесах и пророчествах. Это тебе не библия! Тут и астрономия, и геология, и биология, и психология. Как остроумно он толкует чудеса Нового завета! А как снисходителен к легендам Ветхого завета, которые у современного человека вызывают только улыбку жалости.

Дембицкий прикрыл рот рукой, словно желая скрыть зевоту, и Ада с запальчивостью обратилась к нему:

— Вы не согласны, пан Дембицкий? Тогда я дам вам почитать Кардеса.

— Благодарю вас, — ответил Дембицкий, — но полное собрание сочинений Кардеса стоит в вашей библиотеке, которой, замечу кстати, меньше всего пользуются ее владельцы. Названная вами книга мне известна. Автор ее — человек способный и знающий. В разделах, посвященных духу, мы видим у него смесь учения о метемпсихозе и христианских верований и зачатки взглядов, идущих от точных наук. Вся часть, трактующая о «Книге Бытия», не что иное, как популярное изложение современной астрономии и геологии. Критика шести дней сотворения мира весьма посредственная. Кардес указывает на совпадения между библейскими легендами и новейшими открытиями, но от него ускользают существенные черты этих легенд, что, впрочем, случалось и с его предшественниками.

— Вернее, существенные нелепости! — воскликнула Ада.

— Женщины всегда любят крайности! — вставил Сольский.

Дембицкий поморщился и опять почесал затылок.

— Что же вы, панна Ада, называете в «Книге Бытия» нелепостями? — спросил он.

— А хотя бы то, что во второй день был создан небесный свод. Ты слышишь, Стефек? Что-то вроде потолка! Да еще, если угодно, то, что солнце и луна появились лишь в четвертый день, а свет был уже в первый день, — говорила Ада со все возрастающим раздражением. — В конце концов это не мое мнение, так думают все ученые.

Дембицкий покачивался на стуле и смотрел на темные деревья сада, на которые местами ложились зеленые пятна от горевшей на веранде лампы.

— Странное дело, — сказал он наконец, — как раз то, что ученые из лагеря панны Ады считают в «Книге Бытия» нелепостью, мне представляется наиболее удивительным…

— Вздором? — подхватила Ада.

— Нет, панна Ада. Любопытным и, главное, неожиданным комментарием к теории Лапласа о происхождении нашей планеты.

— Да что вы, право? Так ведь и я начну, пожалуй, удивляться, — вставил Сольский.

— По мнению Лапласа, — продолжал Дембицкий, — вся солнечная система представляла некогда гигантскую туманность, своего рода разреженное облако, имевшее форму каравая с поперечником более, чем в тысячу двести миллионов миль. Один оборот этой туманности вокруг своей оси продолжался примерно двести лет. Время от времени от нее отрывались меньшие облачка, которые, сгущаясь, образовали планеты: Нептун, Уран, Сатурн и другие. По теории Лапласа, земля при своем рождении тоже была таким шарообразным облаком и имела в поперечнике около ста тысяч миль. А что говорит библия о внешнем виде земли в древнейшие времена? Что земля была безвидна и пуста и тьма была над бездной… И это все. Представьте себе, пак Стефан, что вы стоите на поверхности этого газового шара и смотрите в направлении его центра, удаленного от вас на пятьдесят тысяч миль. Думаю, вы видели бы у своих ног страшную бездну.

— Вероятно! — пробормотал Сольский.

— Итак, в этом пункте противоречий нет, но дальше начинаются любопытные вещи, — продолжал Дембицкий. — В библии говорится, что земля вначале была темной, откуда мы могли бы заключить, что планета наша не была раскалена до степени свечения, как полагали Лаплас и геологи. По их мнению, было время, когда температура земли превышала две тысячи градусов, но, если верить библии, температура была ниже пятисот градусов. Об этом можно спорить, но сперва надо доказать, что это было не так. В этом вопросе «Книга Бытия» словно указывает геологам, в каком направлении надо вести исследования. Далее в библии говорится, что уже тогда на земле началась смена дня и ночи, то есть, согласно Лапласу, туманность земли начала вращаться вокруг своей оси.

— А откуда же свет? — спросила Ада.

— Примечательно и то, — продолжал Дембицкий, — что, по словам библии, туманность солнца начала светиться лишь после сотворения земли. Того, что мы теперь называем солнцем, этого раскаленного добела шара, тогда еще не существовало. Вместо него была тускло светившаяся туманность, похожая на плоский каравай с поперечником в несколько десятков миллионов миль. С земли она должна была казаться чем-то вроде гигантского веретена, занимавшего полнеба. Когда правый конец этого веретена достигал зенита, левый только восходил; когда правый клонился к западу, левый приближался к зениту. В межпланетном пространстве был рассеян слабый свет, но солнца не было.

— А откуда же небосвод, этот потолок древних, который лишь доказывает ограниченность нашего зрения? — настаивала Ада.

— Погодите, будет и потолок. По теории Лапласа, планеты и их спутники, отрываясь от центральной туманности, имели вначале форму колец. Подобное кольцо еще и поныне окружает Сатурн, и наша луна, отделившись от земли, также была кольцеобразным облаком. А что, панна Ада, если бы луна сохранила эту форму до наших дней, а мы жили бы, к примеру, у экватора, — разве мы не имели бы права говорить о своде, нависшем над нашими головами? И разве этот свод не простирался в те времена от экватора в обе стороны к полюсам?

— Ого, да вы рассуждаете, как адвокат богословов! — заметил Сольский.

— Отнюдь нет. Я всего лишь без предубеждений сопоставляю теорию Лапласа с библией, в которой есть еще два любопытных утверждения. В библии сказано, что солнце в нынешнем понимании, то есть раскаленный шар, и луна как светящееся тело возникли в одну эпоху, причем солнце было больше луны. Ныне оба эти небесных тела на глаз почти равны в поперечнике, но то, что в древние времена солнце казалось больше, вытекает и из теории Лапласа. Однако еще поразительней утверждение библии, что суша, моря и растительный мир возникли до сотворения луны и солнца!

— Словом, пан Дембицкий полагает, — сказала Ада, — что между библией и наукой нет слишком резких расхождений?

— Вот именно! — подтвердил Дембицкий. — Я даже считаю, что библия ставит перед современной астрономией и геологией несколько важных вопросов. Верно ли, что солнце и луна в том понимании, о каком я сейчас говорил, возникли в одну эпоху? Верно ли, что на земле еще до этого существовала растительность, и верно ли, что земля никогда не была телом, раскаленным до степени свечения?