Новый звонок в передней, и новое явление: в кабинет вошла панна Малиновская, а с нею невысокого роста господин, с проседью в бороде и кривыми ногами. Згерский подбежал к ним, рассыпаясь в любезностях; но они холодно ответили на его приветствия.

Панна Малиновская поклонилась присутствующим и, видимо, что-то сообразив, обратилась к панне Говард со следующим вопросом:

— Как обстоят дела в пансионе? Надеюсь, все в порядке?

Панна Клара остолбенела.

— Разве вы не знаете об отъезде пани Ляттер? — спросила она в свою очередь.

— Разумеется, знаю, потому и спрашиваю вас, как обстоят дела в пансионе. Вчера я получила письмо от пани Ляттер, в котором она просит меня временно заместить ее. Деньги на текущие расходы в столе, что же касается денег на прочие нужды…

Тут панна Малиновская посмотрела на Згерского.

— Что же касается денег на прочие нужды, то они у меня, и обращаться за ними следует ко мне.

Как бы желая подтвердить эти слова, кривоногий господин отвесил поклон бюсту Сократа.

— Пани Ляттер так внезапно уехала! — придя в себя, воскликнула панна Говард.

— Насколько я догадываюсь, — прервал ее обладатель кривых ног, — пани Ляттер уехала по имущественным делам. Уведомление она получила в последнюю минуту и не могла мешкать. Кажется, только потому, что она так поторопилась, ей удастся кое-что спасти.

— Не пойти ли нам наверх к детям, панна Говард? — сказала панна Малиновская. — Ах, и вы здесь? — обратилась она к Мадзе. — Как вы похудели за это время, на праздниках надо отдохнуть!

Кривоногий спутник панны Малиновской отвесил поклон и Мадзе и посмотрел на нее весьма благосклонно.

— Доверенный Сольского, пан Мыделко, — шепнул панне Говард Згерский.

Панна Малиновская повернулась уже к выходу, но тут дорогу ей преградил старый шляхтич.

— Простите, сударыня, — сказал он, — я Мельницкий, дядя одной из учениц пансиона и друг… почти родственник пани Ляттер. Сегодня я затем и приехал, чтобы силком увезти пани Ляттер в деревню, но вот… не застал ее. Меж тем я слышу, вы получили от нее письмо…

— Да, — ответила панна Малиновская.

— Не писала ли вам пани Ляттер, куда она уезжает? — с волнением в голосе допытывался шляхтич.

— Я об этом ничего не знаю. Около десяти часов вечера посыльный принес мне открытку с Петербургского вокзала.

— Вот оно что! — крикнул шляхтич, щелкая пальцами.

— А вы говорили, что она поехала на Венский вокзал, — с негодованием сказала Мадзе панна Говард.

— Я видела, — краснея, ответила Мадзя.

— Да она ко мне поехала, ко мне, в деревню! — кричал Мельницкий. — Я сейчас же еду на вокзал и через каких-нибудь два часа увижусь с пани Ляттер. Мы, видно, разминулись по дороге…

Старый шляхтич бегал по кабинету, голос у него прерывался от радости, руки дрожали, на лице проступил сизый румянец.

— Через каких-нибудь два часа, — повторял он, — через каких-нибудь два часа…

— Я поручаю вам, милостивый государь, мое дело, — прервал его адвокат консистории.

— Ну, разумеется! — ответил Мельницкий. — Это самая важная штука… Дайте-ка мне, сударь, ваш адрес…

Адвокат консистории с молниеносной быстротой написал несколько своих адресов.

— Сударь, будьте так любезны, — сказала панна Малиновская, — передайте пани Ляттер, чтобы она была совершенно спокойна. Все в порядке и будет в порядке. Пусть она не спешит с возвращением и отдохнет в деревне.

— Бог вознаградит вас, моя милочка! — воскликнул шляхтич, порывисто пожимая руку ей и ее кривоногому спутнику, который все поддакивал и кланялся.

— Да, да! — засеменил к ним Згерский. — Пусть пани Ляттер отдохнет подольше. Ее друзья на страже! Будьте так любезны, сударь, засвидетельствуйте, что эти слова сказал Згерский, Стефан Згерский. Друзья на страже!

Затем он обратился к адвокату консистории:

— А после ее возвращения, уверяю вас, сударь, известный вопрос будет разрешен благополучно. Я использую все свое влияние…

— …чтобы убедить пани Ляттер согласиться на развод, — говорил он уже Мадзе, так как Мельницкий выбежал из кабинета, а адвокат прощался с доверенным Сольского.

Панна Малиновская вышла со своим спутником в коридор, за ними последовал и Згерский.

— Так я сейчас схожу к домовладельцу и поговорю с ним от имени пани Ляттер, — произнес кривоногий господин.

— Ну конечно, — ответила панна Малиновская, — надо избавиться от этих долгов до ее возвращения.

— Только не от моего! — вмешался Згерский. — Я, милостивая государыня, отдам вам документ, согласно которому инвентарь пансиона принадлежит мне, а вы поступите…

— Ах, сударь, простите, — нетерпеливо прервала его панна Малиновская, — уж ваши-то пять тысяч должны быть возвращены в первую голову…

— Нет, нет, эту небольшую сумму я оставляю за вами, или… за пани Ляттер, как прикажете, — с беспокойством говорил Згерский.

Панна Малиновская простилась с доверенным Сольских и направилась с панной Говард на третий этаж. Згерский заторопился в город, но задержался на лестнице, услышав, что доверенный разговаривает с Мадзей.

— Пан Дембицкий уведомил меня вчера о происшедшем, — говорил кривоногий господин, пожимая Мадзе руку. — Сударыня, будьте покойны и тоже уезжайте на праздники в деревню. Я не доктор и первый раз имею удовольствие вас видеть, но полагаю, что вам тоже надо отдохнуть. Здесь, — прибавил он, понизив голос, — будет еще столько всяких столкновений, что на время лучше устраниться. Вам нехорошо?

— Нет, сударь, — ответила бледная как полотно Мадзя.

Згерский не выдержал, вернулся с лестницы и как старый друг пани Ляттер и всего пансиона хотел помочь Мадзе подняться наверх. Но Мадзя поблагодарила его и, держась за перила, стала сама подниматься по лестнице. Доверенный Сольских тоже исчез, и Згерский остался один; он думал о том, что надо бы поближе познакомиться с Мадзей.

«У этого ангелочка, видно, знакомство с Сольским! К тому же премиленькая девочка, гм! — говорил про себя Згерский. — Надо только приручить ее, она еще дикая козочка. Ну, а потом, может, и того…»

И он устремился в город, облизываясь при воспоминании о Мадзе и о той куче потрясающих новостей, которые ему посчастливилось узнать. С такими новостями можно напроситься на обед даже к принципалу.

Мадзя еле поднялась на третий этаж: сердце у нее билось, в глазах потемнело, ноги дрожали. Она заметила, что в одном из классов собрались оставшиеся на праздники пансионерки и классные дамы, конечно, и ей следовало пойти туда, но силы ее иссякли. Она направилась в дортуар с намерением прилечь хоть на минуту.

И вдруг она поразилась так, точно ее разбудили ото сна: в дортуаре она увидела свою уволенную сослуживицу, панну Иоанну, которая заключила ее в объятия.

— Вот видишь, Мадзя, — сказала Иоанна, — не говорила ли я, что бог не простит ей моего позора?

И она улыбнулась, румяная, изящно одетая, обнажая белые зубки.

— Ты возвращаешься к нам? — с удивлением спросила Мадзя.

— Да ты в своем уме? — рассмеялась панна Иоанна. — Снова стать классной дамой? Днем терзаться, слушая уроки, которые надоели мне еще в пансионе, а по вечерам заниматься с девчонками и докладывать всякий раз, когда захочешь выйти погулять?

— Что же ты будешь делать?

— Буду, как и сейчас, наслаждаться жизнью! Разве я так безобразна или глупа, чтобы надрываться в работе?

— Иоася! — остановила ее Мадзя.

Панна Иоанна, продолжая смеяться, присела на одну из непостланных коек.

— Ах ты, ребенок, ребенок! — сказала она Мадзе. — Да знаешь ли ты хоть, что делают наши бывшие ученицы? Одни сразу же забывают об уроках и, если они богаты или хороши собой, то наслаждаются жизнью. Другие продолжают учиться, повторяют уроки, чтобы, так же как мы, напрасно терять время и забивать головы подрастающим девочкам… Но человек живет не для этого!

— Я тебя не понимаю, Иоася, — заметила Мадзя, и в самом деле не понимая, что хочет сказать ее бывшая сослуживица.