— Так пойдемте в вашу комнату, — предложила Стася. — Линка, выключи газ, а я возьму спички.

Они снова прошли через сени, гардеробную, освещенный коридор и остановились перед одной дверью. Стася зажгла спички, Линка толкнула дверь, и Мадзя… почувствовала вдруг крепкий запах табаку и в то же самое время услышала мужской голос:

— Вон отсюда! Вам чего надо?

Раздался скрип, стук, и с шезлонга вскочил жирный молодой человек, в одном жилете. К счастью, спичка погасла.

— Вам чего надо, козы? — спрашивал заспанный молодой человек.

— Что ты здесь делаешь? Это комната панны Бжеской! — кричали обе девочки.

— Пошли прочь! — проворчал молодой человек, силясь запереть дверь, которую держала Линка.

Но тут в глубине коридора распахнулась другая дверь, и из нее выбежали пани Коркович, пан Коркович, а за ними лакей с канделябром.

— Что ты здесь делаешь, Бронек? — с беспокойством спросила пани Коркович у молодого человека, который, спрятавшись за шкафом, натягивал сюртук. — А где кровать? — обратилась она к лакею, когда осветилась внутренность комнаты. — Ян, где кровать для панны Бжеской?

— Да наверху, в комнате молодого барина.

— Ты с ума сошел? — ахнула дама.

— Вы же, барыня, велели поставить кровать в ту комнату, где спит молодой барин.

— Где спит после обеда, дурень ты этакий! — говорила рассерженная дама.

— Так ведь пан Бронислав там и спит после обеда, а здесь только под вечер, — оправдывался лакей.

— Отвори окно, принеси оттуда кровать. Ах негодяй!

— Эх, вижу, давно я на этом заводе машин не смазывал! — произнес пан Коркович. Вырвав канделябр из рук у лакея, он схватил его за шиворот и вывел в гардеробную. Через минуту раздался крик и тупой звук ударов.

— Пойдемте в столовую, — вздохнула хозяйка. — Это ужас, что сейчас делается с прислугой!

Когда все уселись за стол, она обратилась к Мадзе:

— Мой сын Бронислав… Извинись же перед панной Магдаленой за свой бестактный поступок.

Толстый молодой человек проворчал с низким поклоном.

— Про… прошу прощенья, сударыня. Хотя, право, не знаю, за что?

— За то, что осмелился спать в комнате панны Магдалены.

— Все меня попрекают, говорят, соня! Но ведь должен же человек спать!

Вошел Коркович-старший.

— Ну! — крикнул он сыну. — Расскажи-ка мне, что вчера произошло в банке?

— А вы, папаша, уже поднимаете шум! — ответил сын. — Честное слово, я уйду от вас!

— Прошу тебя, Пётрусь, оставь его в покое, — вмешалась мать. — Стася, позвони.

Вошел Ян, закрывая платком нос.

— Ты почему не прислуживаешь за чаем? — спросил хозяин.

— Позвольте, барин, поблагодарить вас за службу.

— Что это значит? — грозно крикнул хозяин.

— Да так! — ответил слуга. — Вы, барин, только и знаете, что оскорблять человека, а потом удивляетесь…

— Ну-ну! Не болтай пустого! Ничего с тобой не случилось!

— Легче вам, барин, бить, чем мне принимать побои! — пробормотал Ян.

Изумленная и перепуганная Мадзя подумала, что в доме Корковичей есть много странностей.

Пани Коркович пользовалась в доме неограниченной властью. Только ее боялись слуги, только ей уступал муж, только ее приказания выполняли девочки и даже обожаемый сын, который не очень-то слушался папаши.

Она подчинила себе домашних лишь после того, как они оказали ей большее или меньшее сопротивление. Каково же было ее удивление, когда через некоторое время она обнаружила, что в доме рядом с нею вырастает новая фигура — Мадзя.

Веселая, вежливая даже с прислугой, Мадзя с каждым днем приобретала в доме все больший вес, хотя сама никогда не противоречила хозяйке и была гораздо послушней, чем Линка и Стася. Все чувствовали ее присутствие, и прежде всего сама хозяйка, хотя она никак не могла постигнуть, как же это получается.

Через несколько дней после приезда Мадзи пани Коркович торжественно вызвала гувернантку в гостиную, чтобы дать ей указания, в каком направлении должны вестись занятия с барышнями.

— Панна… панна Бжеская, — начала пани Коркович, рассаживаясь на диване, — вам надо съездить к панне Малиновской и спросить у нее, каких учителей она могла бы порекомендовать для моих девочек. Так или иначе, я полагаю, что мужу придется пригласить пана Романовича, он ведь читал в апреле лекцию в ратуше и осенью тоже будет читать. Кроме пана Романовича, мы пригласим еще кое-кого…

— Сударыня, — сказала Мадзя, — а зачем нашим девочкам учителя?

Пани Коркович вздрогнула.

— Что? Как зачем?

— Трудно сказать, что дадут девочкам уроки, — продолжала Мадзя, — а меж тем расходы предстоят большие. Если даже считать, что в день у них будет два урока по два рубля, и то в месяц составится около ста рублей. Мое жалованье, уроки музыки и рисования стоят девяносто рублей, всего получится около двухсот рублей.

— Двести! — в замешательстве повторила пани Коркович. — Я об этом не подумала. Но у нас будет группа, человек десять, так что на каждую ученицу придется каких-нибудь двадцать рублей, а то и того меньше…

— А вы уже набрали эту группу?

— Я как раз этим занимаюсь. Но сейчас у меня еще никого нет, — с беспокойством ответила пани Коркович.

— Давайте, сударыня, сделаем так. Когда вы наберете группу, тогда мы и обратимся к учителям, а пока я буду повторять с девочками то, что они проходили в пансионе и успели уже подзабыть.

— Двести рублей в месяц! — шептала дама, вытирая платком лицо. — Ясное дело, придется подождать. — Минутку передохнув, она прибавила: — Итак, решено. Я займусь подбором группы, а вы спросите у панны Малиновской, каких она может рекомендовать учителей. А пока повторяйте с девочками то, что они прошли в пансионе.

— Хорошо, сударыня.

Пани Коркович была довольна, что окончательный приказ исходил от нее и что Мадзя без возражений согласилась его выполнить. Она была довольна, но в душе у нее осталось смутное чувство тревоги.

«Двести рублей! — думала она. — Как это мне сразу не пришло в голову? Что ж, на то она и гувернантка».

Это было только начало.

В жаркие дни пан Коркович-старший с незапамятных времен привык являться к обеду без сюртука. Однажды в конце августа выдался такой знойный день, что пан Коркович уселся за стол без жилета. Мало того, он расстегнул манишку, откровенно обнажив красную грудь, покрытую густой растительностью.

Рядом с матерью развалился пан Бронислав, лакей побежал звать барышень, и вскоре в столовой появились Линка, Стася и, наконец, Мадзя.

— Мое почтение, панна Магдалена! — крикнул хозяин, наклонясь, отчего грудь еще больше раскрылась.

— Ax! — вскрикнула Мадзя и бросилась за дверь.

Пан Бронислав вскочил с места, а пан Коркович спросил удивленно:

— Что случилось?

— Как что случилось? — сказала Линка. — Ведь вы, папочка, раздеты.

— Ах, черт подери! — пробормотал хозяин, хватаясь за голову. — Попросите сюда панну Магдалену. Вот дьявол!..

Он выбежал к себе в комнату и через несколько минут вернулся одетый, как по картинке. В эту минуту снова появилась Мадзя, хозяин, кланяясь, попросил у нее извинения, заверив, что больше такой прискорбный случай не повторится.

— В твои годы, Пётрусь, многое прощается, — кислым тоном обронила хозяйка.

— То ли многое, то ли немногое! — прервал ее пан Бронислав. — Англичане к обеду надевают фраки.

— У панны Магдалены нет оснований обижаться, — продолжала хозяйка. — Но ты вспомни, Пётрусь, сколько раз я просила тебя не выходить к обеду неодетым? Надо соблюдать правила приличия, хотя бы ради девочек…

Когда обед кончился, Мадзя сказала хозяйке, что хотела бы навестить Дембицкого.

— Дембицкий?.. Дембицкий?.. — хмурясь, повторила хозяйка.

— Это библиотекарь и друг Сольского, — объяснил хозяин.

Лицо пани Коркович прояснилось.

— Ах, — сказала она с улыбкой, — это вы хотите узнать, когда приезжают Сольские. Что ж, пожалуйста…