Король симпатов обратился к Совету, взгляд его пурпурных глаз сканировал толпу, на губах играла хитрая ухмылка, как будто он ловил кайф от того, что этой шайке всезнаек невдомек, что ими руководит пожиратель грехов.

— Настоящим объявляю сие заседание Совета открытым, поэтому прошу занять свои места. Начнем…

Вступление началось с приветственной речи, Блэй держал сосредоточенный взгляд, оглядывая спины мужчин и женщин, где находились их руки, проверяя, не нервничает ли кто. Естественно, сборище было разодето в черные галстуки и бархат, на женщинах сверкали драгоценности, у мужчин — золотые карманные часы. С другой стороны, прошло много времени с тех пор, как они собирались все вместе, и это объясняло желание пощеголять друг перед другом, несомненно, страдая из-за ограниченности во времени этой встречи.

— …наш лидер, Роф, сын Рофа.

Когда послышались вежливые аплодисменты и толпа выпрямилась на своих местах, Роф сделал всего один шаг вперед.

Черт, слепой или нет, он уверенно представлял собой природную мощь. Даже, несмотря на то, что он не был облачен в отделанное горностаем одеяние, король, бесспорно, соответствовал обстановке: громадное тело, длинные темные волосы и черные солнцезащитные очки делали его куда более угрожающе обычного монарха.

В этом-то и заключилась вся фишка.

Лидерство, особенно в отношении глимеры, частично основывалось на восприятии, и никто не станет отрицать, что Роф выглядел как живое, дышащее представительство силы и авторитета.

И низкий, командный голос добавлял образу целостности.

— Понимаю, прошло много времени с тех пор, как мы в последний раз собирались. Нападения, произошедшие почти два года назад, уничтожили многих членов ваших семей, и я разделяю вашу скорбь. Я, как и вы потерял свою семью в нападении лессеров, поэтому точно знаю, через что вам пришлось пройти, когда вы пытались наладить прежнюю жизнь.

Мужчина перед Рофом поерзал на своем месте…

Но эта была всего лишь смена позы, а не попытка достать оружие.

Блэй расслабился на своей позиции, то же самое сделали и несколько остальных. Проклятье, он не мог дождаться окончания собрания и возвращения Рофа в безопасность дома.

— Многие из вас хорошо знали моего отца и помнят времена его правления в Старом Свете. Мой отец был мудрым и сдержанным лидером, приверженцем логического мышления, с царской выправкой, который занимался исключительно улучшением жизни расы и ее граждан. — Роф сделал паузу, его солнечные очки создавали блики света в комнате. — Мне передались кое-какие черты от отца… но не все. На самом деле, я не обладаю сдержанностью. Я не прощаю. Я человек войны, а не мира.

На этих словах Роф обнажил один из своих черных кинжалов, темное лезвие которого замерцало на свету хрустальной люстры. Толпа карьеристов перед королем ответила на это коллективной дрожью.

— Меня не страшат конфликты правового или смертельного рода. Мой отец был примирителем, налаживателем отношений. Я разрушитель. Отец был увещевателем, я же беру то, что хочу. Отец был королем, который охотно сидел за вашими обеденными столами и обсуждал незначительные детали. Я не таков.

Ого, понесло. Несомненно, к Совету еще никогда не обращались подобным образом. Но Блэй не мог не согласиться с таким методом. Слабость не уважали. Более того, с этим сборищем, вероятно один закон вряд ли помог бы Рофу усидеть на троне.

С другой стороны, чувство страха?

С ним куда больше шансов.

— Однако у нас с отцом есть и кое-что весьма общее. — Роф наклонил голову, якобы смотрел на черный кинжал. — Мой отец приговорил к смерти восьмерых ваших родственников.

У всех перехватило дыхание, но Роф не обратил на это внимание.

— За время правления моего отца было совершено восемь попыток покушения на его жизнь, и не важно, сколько требовалось времени — дни, недели или даже месяцы — он разыскивал того, кто за этим стоял, лично выслеживал зачинщиков и убивал их. Вы могли не слышать истинных историй, но знаете о смертях — виновным отрезали язык и обезглавливали. Несомненно, покопавших в недрах своей памяти, вы сможете припомнить членов ваших кровных линий, подвергшихся подобному наказанию?

Ерзанье. Много ерзанья. А это значит, память у присутствующих все еще не отказала.

— Вы также можете вспомнить, что такие смерти приписывали Обществу Лессенинг. Я говорю вам сейчас, что знаю имена и местонахождение могил, потому что отец убедился в том, чтобы я это запомнил. Это был первый урок наследия, который он мне преподал. Мои подданные должны быть честными, обеспеченными защитой и обязаны хорошо служить. А предатели — болезнь любого законопослушного общества, которую необходимо искоренить. — Роф злобно улыбнулся. — Скажите, что я хорошо учился у своего отца. И давайте проясним — мой отец, а не Братство, несет ответственность за те смерти. Я знаю это, потому что четверых из предателей он обезглавил на моих глазах. Настолько важным был этот урок.

Несколько женщин придвинулись к сидевшим рядом мужчинам.

Роф продолжил:

— Я без колебаний последую по стопам правления моего отца. Я понимаю, что вы все пострадали. Так же уважаю ваши испытания и хочу вами править. Однако любой мятеж против меня и моего окружения я без колебаний приму за предательство.

Король опустил подбородок и, казалось, взирает на всех поверх стекол солнечных очков, да так, что даже Блэй ощутил прилив адреналина.

— И если вы думаете, что мой отец поступал жестоко, значит вы, черт возьми, еще не видели настоящей жестокости. Я сделаю так, что те смерти будут выглядеть милосердными. Клянусь своей родословной.

Часть Эссэйла поверить не могла, что он тащится в ресторан. Во-первых, преследовать людей не в его правилах, а во-вторых, что-то есть в этой забегаловке ему совершенно не хотелось: в помещении воняло жареной пищей и пивом и, судя по тому, что он увидел на подносах официанток, вряд ли закуски могли считаться безопасными для потребления кем-то кроме животных.

Гляди-ка. Там, напротив сцена, обнесенная мелкой проволочной сеткой, которой огораживают вольеры для цыплят.

Класс.

— Эй ты там, привет, — кто-то промурлыкал ему.

Эссэйл поднял бровь и глянул через плечо. Человеческая женщина, одетая в облегающую блузку и голубые джинсы, явно пошитые на коленях. Волосы светлые и прямые как палки. На ней тонна косметики, а помада настолько блестящая, что ее вполне можно принять за масляную краску для наружных работ.

Уж лучше он выковыряет себе глаза ложкой, чем свяжется с такой как она.

Он приказал ей забыть о себе и вновь осмотрелся по сторонам. А здесь многолюдно, народа куда больше чем столов и стульев, так что у него хорошее прикрытие пока он идет в угол и высматривает…

А вот и она.

Его маленькая домушница.

Ругаясь про себя, он смутно понимал, какой напрасной тратой времени было все это… особенно, если учесть, что в эту самую минуту кузены снова заключают сделку с лессером. Однако, к несчастью, как только он получил сигнал о том, что ее черная «ауди» тронулась с места, он не мог не найти машину и не последовать за ней.

Но не был готов к такому.

Что она здесь забыла? И почему так одета?

Когда она разыскала один из немногочисленных пустых столиков и присела за него в одиночестве, он поймал себя на мысли, что не одобряет, как ее распущенные волосы ниспадают на плечи, их темная тяжесть завивается у лица. Или ее подчеркивающую фигуру блузку, показавшуюся после того, как она сняла пальто. Или… бог ты мой, она тоже воспользовалась косметикой. И не как та женщина, что недавно к нему клеилась. Макияж его взломщицы был легким и лишь подчеркивал ее черты…

Она была прекрасна.

Пожалуй, слишком.

Все мужчины в ресторане пялились на нее. Вызывая у него желание поголовно поубивать их, раздирая им глотки своими зубами…

Словно соглашаясь с этим планом, кончики его клыков заострились и удлинились у него во рту, его тело напрягалось.