Но когда поднялся на ноги, понял, что, несмотря на вновь обретенную целостность, часть его осталась независимой и отстраненной. Но опять же, это были адские денечки… словно судьба затолкала его жизнь в вибро-измельчитель и была занята готовя сальсу ⁷²из его задницы.

А может из-за того, что он никогда шибко не был силен в эмоциональной херне? И этого не изменить.

Однако, по крайней мере, он не удрал.

Спускаясь к Братьям, он заработал так много шлепков по спине и тычков в грудь, что понял каког осудье на линии после тренировки.

А потом до него дошло… он шел домой к Блэю.

«Святая Дева Мария, матерь Божья — если позаимствовать фразу у копа — он так бы и не сводил с того парня глаз. Может улизнуть и рассказать ему на что это было похоже, пусть даже от него этого и не ждали. Может подняться в его комнату после того как закончится сборище и… м-м, да… ненадолго».

Отлично, теперь он угнетен.

Рэйдж набросил на него свою черную мантию.

— Что ж, добро пожаловать в дурдом, сукин ты сын. Ты застрял с нами на вечность.

Куин нахмурился и подумал о Джоне.

— А что насчет моего статуса аструкс нотрам?

— Снят с тебя, — ответил Ви, также надевая свое черное одеяние.

— Ты свободен.

— Так Джон в курсе?

— Нет, не о том, что ты получил повышение. Но его известили, что ты больше не сможешь быть его личным солдатом. — Когда Куин прикоснулся к татуировке под глазом, Ви кивнул. — Да, мы собираемся ее изменить… впрочем, на ту, что символизирует почетное освобождение от обязанностей, а не на ту, что из-за смерти или того, что тебя турнули.

О, круто. И куда лучше, чем «уведомление об увольнении» в центре груди и неглубокая могилка.

Когда они покинули помещение, Куин в последний раз осмотрел пещеру. Это было так странно; да он стал достоянием истории, но также это ощущалось кульминацией всех тех ночей, когда он сражался с Братьями; внутренняя логика заставляла это чрезвычайное событие казаться… неизбежным.

Вновь проходя проделанный ими маршрут, вскоре Куин обнаружил себя в холле, заставленном рядами стеллажей от пола до сверхвысокого потолка.

— Иисус… Христос, — выдохнул он, увидев сосуды лессеров.

Все остановились.

— Сосуды? — спросил Роф.

— Да, — со смешком подтвердил Тор. — Наш мальчик выглядит впечатленным.

— И должен, — пробормотал Рэйдж, затягивая пояс балахона. — Мы лучшие.

На эти слова последовало множество стонов и закатываний глаз.

— По крайней мере, он не выдвинул идею, что это «тотас амезибол» ⁷³, — пробормотал кто-то.

— Это Лэсситер, — последовал ответ.

— Черт, этому сукину сыну пора прекращать смотреть Никел-мать-его-одеон.

— Как и многое остальное.

— Кончайте, народ, — вмешался Рэйдж. — Можно хоть минуту без этого?

На смену брюзжанию пришли одобрительные возгласы, горловым звуком устремляясь ввысь и пронизывая сувениры от их мертвых врагов.

— Только задумайся, — сказал Тор, приобняв Куина за плечи, — как ты поставишь сюда добытые тобой сосуды.

— Это дело, — пробормотал Куин, рассматривая разнообразные емкости. — Это дело.

Они вышли через врата, которые были одновременно древними и такими, что паяльной лампе понадобилась бы пара часов, чтобы проникнуть за них. Затем появилась очередная преграда, которую сдвинули в сторону, и черт бы ее побрал, выглядела она как стена пещеры… и чтобы вы думали, они вынырнули из неприметного укромного уголка на поверхности и вернулись в «эскалейд». Потребовалось какое-то время, чтобы проехать назад через лес, и в ту секунду, когда в поле зрения появились огни особняка, он занервничал, тело дернулось вперед, рука уже шарила в поисках дверной блокировки.

Внедорожник еще не успел остановился, когда он распахнул эту штуковину и выскочил. Братья рассмеялись, выйдя из нее более цивилизованным способом и следуя за ним по пятам, пока он перескакивал через ступеньки. У величественного парадного входа, он резко распахнул дверь и бросился в вестибюль, пихая свое лицо в камеру безопасности.

Позади он услышал голоса Братьев…

Теперь его Братьев. Разве не так?

Пока Браться паясничали, подкалывая его, Фриц открыл входную дверь.

Куин едва не сбил дворецкого с ног, ворвавшись внутрь. Множество улыбающихся лиц, все шеллан, королева, повсюду доджены… АйЭм, Трез, Рив и Елена…

Он искал рыжеволосую голову, осматривая столовую, затем бильярдную. «Куда же запропастился…»

Куин остановился.

В дальнем конце бильярдной, на кушетке, обращенной лицом к висевшему над камином телику, бок обок сидели Блэй и Сакстон. Их лица повернуты друг к другу, в руках джин-тоник, оба выглядели так, словно поглощены беседой.

Внезапно Блэй рассмеялся, откинув назад голову…

В этот момент он увидел Куина.

И выражение его лица вмиг напряглось.

— Поздравляю! — с трудом пробился до него голос Лэйлы, и Куин повернулся к ней как слепой; его мозг впал в ступор, хотя и не должен был: он все это время знал, что Сакстон возвращается из отпуска.

— Я так за тебя рада! — Когда Лэйла обняла его, Куин автоматически вернул объятие.

— Спасибо. — Он выпрямился и пригладил волосы. — Как ты себя чувствуешь?

— Тошнотворно и потрясающе!

Куин поник, пытаясь найти удовольствие в беременности.

— Я рад. Я действительно… рад.

Сола врезалась в плиту, проводя мужчину в свой дом. А затем, как часть ее коррекции курса, налетела на стул, где сидела ее бабуля… но по крайне мере ей удалось это замаскировать, тут же вытянув его и плюхнувшись сверху.

— Кстати, я тоже не знаю твоего имени, — пробормотала она, хотя имена — последнее, что интересовало ее.

Мужчина присоединился к ней, усевшись с противоположной стороны маленького стола. Благодаря своему дорогому наряду и поразительным габаритам, он заставлял все казаться хрупким: от разделявшей их ламинированной поверхности до сидений, кухни.

До целого дома.

Он протянул через стол руку, а затем низким, с восхитительным акцентом голосом представился:

— Я Эссэйл.

— Эссэйл? — Она осторожно протянула свою ладонь, готовая встретиться с рукой мужчины на середине стола. — Странное имя…

Как только они соприкоснулись, по ее руке прямо в сердце прострелил удар молнии, ускоряя его биение, заставляя ее покраснеть.

— Тебе не нравится? — наиграно произнес он шепотом, как будто прекрасно знал о ее реакции.

Вот только он же говорил о своем имени, верно? Да, точно.

— Оно… оригинальное.

— Назови мне свое, — попросил он, не выпуская ее руки. — Пожалуйста.

Ожидая ее ответа, держа за руку, синхронно дыша, Сола осознала, что иногда некоторые вещи гораздо интимнее секса.

— Марисоль. Но все зовут меня Сола.

Он заурчал. Заурчал.

— Я буду звать тебя Марисоль.

И как это прозвучало. Боже, с этим акцентом… всю жизнь произносимое всеми ее имя он превратил в поэзию.

Сола вытянула руку из его ладони и положила ее на колени. Но все так же не сводила с него глаз: его выражение лица такое надменное, и у нее сложилось впечатление, что он даже не отдает себе в этом отчета, что оно не имеет никакого отношения к ней. Его волосы казались нереально густыми, и, несомненно, уложенными гелем — эта совершенная волна не убралась бы с его лба обычным естественным образом. А его одеколон? Проехали. Чем бы он, черт возьми, там не был, она почти опьянела от невероятного запаха.

С такой великолепной внешностью, телом и этими мозгами? Она была готова поставить свой дом на то, что он шагал по жизни с отношением весь-мир-у-моих-ног.

— Итак, расскажи мне о том визитере, — попросил он.

Ожидая ответа, он опустил подбородок и смотрел на нее из-под полуопущенных век.

Неудивительно, что он кого-то убил.

Она пожала плечами.

— Понятия не имею. Моя бабуля только сказала, что у мужчины были темные волосы и глубоко посаженные глаза… — Сола нахмурилась, отметив, что радужки его глаз были, как всегда, цвета полуночи — подобное казалось неестественным. «Контактные линзы?» задумалась она. — Она… она не упомянула имя, но он, должно быть, был вежливым… в противном случае, я услышала бы об этом и еще о многом в придачу. О… и он разговаривал с ней на испанском.